Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

Официантка принесла чай в самый неподходящий момент, когда я мысленно расставляла все точки над своими отношениями с Шоном, потому я не могла сообразить, на каком языке она ко мне обратилась. Если отвечу ей на другом, то обижу. Возможно, в этом конкретном случае мое молчание прозвучит не так грубо. К тому же, Шон поблагодарил ее и проводил долгим оценивающим взглядом, заставившим меня почувствовать укол ревности или укус злости. Шон сравнивал меня с ней, и, признаться, я проигрывала девчонке по многим пунктам. Для начала, она была моложе, а при подобном плюсе остальные уже не имели значения. А моим единственным плюсом было то, что я уже сменила роль официантки на роль жены, а ей еще предстояло найти своего дурака. Или встретить настоящую любовь. И последняя мысль ужалила меня больнее осы. Хорошо, Шон глянул на время и начал меня подгонять. Обожженные губы заглушили душевную боль. На пару минут, за которые мы перебежали дорогу и очутились в театре. Не на пару, конечно, а на полчаса, когда вера в спектакль еще не была полностью разрушена.

Шон, как ты мог пригласить меня на подобный ширпотреб? Конечно, ты не мог предположить, что исполнительница главной роли заболеет и ее заменит актриса, читающая роль по книжке, пусть с выражением, но все же… А вот содержание оставалось всецело на его совести! Если по этой пьесе сняли фильм «Closer», то Шон знал, что там главное слово и главное действие будет одно — fuck… В контексте наших с ним странных отношений этот спектакль выглядел откровенным плевком мне в душу. Джулию Робертс и Натали Портман я могла бы еще вынести в таких сценах, но бабу с книжкой в руках, играющую хрупкую девочку, мои нервы не выдержали. Я с превеликим трудом подбирала слова, чтобы объяснить Шону свое желание уйти. Хотелось, правда, сказать ему нечто близкое к тексту пьесы, а лучше в русском переводе, чтобы в его башке наконец встряхнулись последние мозги — если уж я решу с ним переспать, то это будет лишь моим решением, но никак не его. И чтобы со сцены там ни желали донести, но лично мой мир не крутится вокруг чьего-то члена! И уж точно не его!

— Я с удовольствием бы отвез тебя в Дублин на «РиверДанс», но сезон открывается только в сентябре…

Сейчас я уже не корила себя за грубость:

— Мне хватило мюзикла «Однажды», чтобы понять, что театр в Ирландии все же существует. Хотя тема романа ирландского парня и чешки, или кем там она была, меня не трогает вообще, понял? — Но он не желал ничего понимать! Тогда я решила сгладить углы и все же высказаться по спектаклю: — Если бы я увидела только это, то…

— Эта пьеса раскручена американцами! — завелся Шон, разозлившись то ли на роман с ирландцем, то ли на собственную ошибку с выбором спектакля.

— Отлично! — уже орала я. — Так я не имею никакого отношения к американцам! Я теперь даже не замужем за одним из них. Я русская! И я не могу хвалить это говно. И точка!

Я орала, как ненормальная, и мне было за себя ужасно стыдно, но плотину прорвало. Пусть радуется, что я не кинулась на него с кулаками. Да и никто нас не видел, все продолжали смотреть про чужой трах — если только русская официантка не подглядывала за нами в окно. Улица пустовала из-за позднего часа и дождя. Его лед чуть остудил меня. И мысль — как добежать до машины…

— Предлагаю переждать дождь в пабе.

Я согласилась. Стихия примирила нас на время. Но только на время. Этот спектакль я Шону не прощу. И пусть только заикнется еще раз, что отношения строятся исключительно на сексе и что глупо это отрицать. Наверное, из-за ярости мы отлично сдали стометровку и почти не промокли. Русская официантка была несказанно рада нашему возвращению. Еще бы, Шон был исключительно щедр на чаевые. Но в этот раз я позабочусь, чтобы он не растрачивал кровью заработанное на всяких русских дур. Включая меня! Я сделала заказ и буду за него платить, и пусть только посмеет сказать мне поперек слово! Я отлично выучила из спектакля, как красиво посылать надоедливых мужиков. И своевольных.

Когда нам принесли заказ, Шон нагло заказал два виски. Я чуть не схватила официантку за руку — она русская, поняла бы меня. Хотя и без жестов все понятно. Пусть от бешенства мой акцент стал заметнее, но смысл слов ускользал только от Шона Мура.

— Ты не будешь пить за рулем. Ты меня понял?

Я едва сдержалась, чтобы не добавить «иджит», хотя стоило назвать идиота идиотом. Да и съездить по наглой роже не помешало бы.

— Я пить не собираюсь. Оба шота для тебя.

Будь я мужиком, это прозвучало бы ударом ниже пояса, но я женщина — и бил он четко в грудь. Зачем только мне понадобился этот чертов виски на берегу этого чертового озера?! Не потащи я этого придурка в паб, он бы чинно общался только с Лиззи, и ей бы в голову не пришло проверять на нем мою гетеросексуальность.

— Мы, ирландцы, пьем, потому что у нас врожденная непереносимость реальности. Кажется, сейчас у тебя та же проблема. И это странно с учетом того, что ты сама построила свою жизнь через постель.

Как я удержалась, чтобы не выплеснуть в него воду из его стакана?! Свою я, к сожалению, уже выпила. Наверное, меня остановил ехидный взгляд этой дуры-официантки. А мой был явно драконьим, потому она быстро смылась, а виски принес парень из бара. Я все это время молчала, попросив заткнуться и Шона.

Мне хотелось провалиться сквозь землю. Подобные выпады не позволяют себе даже близкие друзья, а мы с ним чужие друг другу люди. Должны же быть хоть какие-то границы приличия. Я по пьяни открыла ему душу, но сейчас я трезвая и не спущу ему подобных разговоров. И не стану пить его чертов виски! Моя реальность

— это моя реальность, и если она не имеет ничего общего с его реальностью, то я безумно этому рада. У меня и не может быть ничего общего с ирландским водопроводчиком!

— Знаешь, у нас есть шутка, — Шон решил поднять примирительную стопку. Вернее, две. Даже сам с собой чокнулся, потому что я наотрез отказалась пить. Вот и посмотрим, насколько в нем законопослушность сильнее алкоголизма. — Почему Господь придумал виски? Чтобы удержать ирландцев от покорения мира и женщин, которые им безумно нравятся.

И это он трезвый? Похоже, его реально вставило на спектакле. Даже лондонские воспоминания не спасли!

Я вырвала у него обе стопки, расплескав половину в салат. К счастью — свой.

— Я попросила сменить тему, или как?

— Выпей, станет легче.

Отлично! Я, и глазом не моргнув, опрокинула в себя обе стопки, чтобы больше не было разговоров ни про виски, ни про женщин. Шон не сводил с меня глаз, и в них я прочитала это низкое восхищение. Все мужики одинаковы — челюсти теряют, когда женщина пьет, не морщась и не закусывая. Сейчас это не составило особого труда — общество самого мистера Мура было куда противнее виски, но я держала лицо, и даже нашла нейтральную тему для разговоров. Я сунула ему в руки телефон, открыв альбом с работами моих учеников. Они его загипнотизировали и лишили на время дара речи. Я хоть салат спокойно доела и даже привкуса виски не почувствовала. Внутри уже все сожглось злостью за испорченный вечер и предстоящие разборки с мисс Брукнэлл.

Не отрывая глаз от экрана телефона, Шон вдруг произнес:

— So, it was a point in your life you’ve been considered yourself a whore?

Сказал так, будто все время просмотра фотографий детского творчества, обдумывал эту фразу. Ага, да, конечно, вот так шлюхой я себя и считала… Это он сам меня так назвал, опустив перед русской официанткой ниже плинтуса. И главное, даже этого не заметил.

— Шон, я попросила прекратить этот разговор! — моя злоба была на таком пределе, что голос прозвучал жутко медовым.

— Я думал, что на самом деле ты хочешь об этом поговорить. Тебя мучит мысль…

— Ничего меня не мучит. Ешь давай и поедем. Этот дождь никогда не кончится.

— Как выключить?

Шон сунул мне в руки телефон. Фейсбук включил видео — соцрекламу про безответственное вождение. Кровь, слезы… Ну, все как всегда. Я подняла на Шона глаза: трезвый да, но на взводе. Дождь стеной. Черт… Какого хрена я здесь делаю?!