Очень личное. 20 лучших интервью на Общественном телевидении России - Виктор Лошак

С. С.: Мы так похожи. Витенька, я тоже всегда до сих пор пишу от руки.

В. Л.: Так это ты мне объяснила, что актеры, чтобы выучить роль, всегда переписывают ее от руки. И поэтому ты со своим опытом, со своим прошлым, тоже готовясь к интервью, пишешь от руки.

С. С.: Меня так в ГИТИСе учили, что роль нужно переписать от руки. Причем зачастую даже разным цветом фломастеров или разными ручками, чтобы сразу понимать, где твоя реплика, где реплика партнера и где реплика нескольких партнеров.

В. Л.: Давай вернемся к прошлому, и ты нам расскажешь, как ты была символом прекрасного в Армении, когда снялась в фильме «Ануш» в главной роли. Что было вокруг этого? Почему тебя выбрали?

С. С.: Если честно, Ануш – это была вторая роль на «Арменфильме», просто она была самая громкая. И на сегодня остается, мне кажется, единственной, что запомнилась, когда говорят обо мне как о киноактрисе. Как все решает случай: я приехала на новогодние каникулы из ГИТИСа в Ереван, и папочка мой (которого я помню каждый день, равно как и мамочку, которая недавно ушла от меня), папа был очень известным музыкантом в Армении, и он, хитро так на меня глядя, сказал: «Знаешь, наверное, тебя позовут на пробы, потому что я встретил друга своего, который снимает фильм-оперу. И он мне сказал: “Кажется, у тебя дочь – актриса? Я все никак не могу найти исполнительницу на главную роль, потому что это должна быть одновременно девушка, естественно, армянской внешности, молодая, с актерским образованием, с данными, но еще и музыкальная. Потому что фильм-опера и надо все петь, точно попадая в партитуру. Никого, – говорит, – не могу найти: открывают рот – всё мимо такта. Не знаю, что делать. Попробовал уже человек 200, и артисток, и не артисток”…»

В. Л.: А он решил, раз дочь музыканта, значит, поет?

С. С.: Ну, что-то он обо мне слышал уже после первого фильма. И без всяких надежд на то, что это прокатит, мне назначили все-таки пробы, как сейчас помню, на 30 декабря. Отец мне принес бобинный магнитофон, он мне принес запись именно той версии оперы, которая звучала в фильме. Он уже знал, что эта версия конца 1960-х, где партию Ануш пела легендарная наша певица Гоар Гаспарян. Он говорит: «Вот, послушай. Наверняка будет сниматься вот эта главная сцена». Дуэт с Сарой и дуэт с братом. Ну, и я у зеркала, пару дней «впитывала» в себя эти арии. Когда я пришла на площадку, там все были уже глубоко пьяные, канун Нового года, я услышала такие разговоры: «Ну что, мы пробуем эту московскую фифу? Ну, все равно уже точно она…

Мы пробовали всех моложе». – Они пробовали всех, кому было лет по 16, а мне уже было все-таки 20. – «Наверняка она нам не подойдет, что мы теряем время?» – слышала я во всех гримерках. Я вышла на площадку. Меня одели в этот национальный костюм. Студия была вся завалена сеном, висела маслобойка какая-то вместо декораций. Режиссер говорит: «Ты знаешь, о чем опера?» Я говорю: «Знаю». «Ну, все, давай!» И включает… И как-то у меня внутри…

Знаешь, как в молодости бывает…

В. Л.: Пошло́.

С. С.: В юности бывает кураж и желание доказать. И наслушавшись разговоров о том, что я точно не подойду, а действительно, видок у меня был, как у нормальной московской студентки тех лет. Я была немножечко «хиппи», так скажем.

В. Л.: Не народная героиня?

С. С.: Не выглядела, как народная героиня. Но когда я запела, и поняла, что попадаю точно в ноты, и еще я немножечко включила чувств, то краем глаза увидела реакцию: все притихли за камерами. И через полчаса участь моя была решена: «Все, поехали дальше кутить, потому что мы нашли героиню».

В. Л.: В Армении тебя после этого все узнавали?

С. С.: После фильма, да. Причем я помню, что на это было потрачено столько сил! Мне даже пришлось уйти в академический отпуск, потому что съемки были такие интенсивные, что я не успевала летать между Москвой и Ереваном. А к тому времени умер мой мастер в ГИТИСе, Иосиф Михайлович Туманов. И мне, честно, на курсе стало не очень интересно. Я предпочла уйти с середины третьего курса и вернуться опять на третий курс снова, чтобы не пропускать занятий. Мы снимали этот фильм год. В то время на Kodak, т. е. там были серьезные средства затрачены. И фильм, надо признать, очень громко заявил о себе. Правда, меня это как-то уже не очень трогало.

В. Л.: Потому что ты была уже в Москве?

С. С.: Ну, родители даже мои мне тогда говорили, что «как странно, такой успех, а ты даже этого не знаешь…» Я вообще не умею радоваться успехам, Вить.

В. Л.: Вот известна хрестоматийная история вашей семьи, как Володя (Спиваковв – ред.) смотрит фотоальбом у вас дома…

С. С.: Одна шестая часть суши знает уже про его внутренний голос (смеются).

В. Л.:… И Володе внутренний голос говорит: «Это твоя будущая жена».

С. С.: Да. Меня там не было, поэтому сейчас эта история обрастает подробностями.

В. Л.: А вообще эта Володина интуиция… Она присуща ему или это был случай?

С. С.: Я не знаю, был ли это случай. Наверное, это был случай. Но в семье, безусловно, у нас интуиция присутствует. И у меня есть интуиция.

Более того, я каждый раз себе говорю, что если я отмахнулась от интуиции и не послушала ее, потом она мне выговаривает: «Так, а я тебе говорила…» И я думаю, то же самое и у Володи. Но тогда, наверное, такой случай. Я не знаю.

В. Л.: А вот Володя несколько раз говорил: «Сати меня заставила вернуться к скрипке».

С. С.: Это правда.

В. Л.: «Сати меня заставила выучить первый концерт Шостаковича».

С. С.: Это тоже правда. Я действительно на многие годы продлила его активную жизнь солирующего скрипача. Потому что был момент в жизни, как и у многих, наверное, творческих людей, у многих артистов. Ему было тогда, я помню, около 50-ти, и я чувствовала, что он безумно угнетен. Это был момент, когда «Виртуозы» уехали в Испанию. И уже вроде как он собирался возвращаться в Москву, понимая, что место его в Москве. А западные концерты были в основном построены на нем, на скрипаче.

И там были сложные отношения с агентом, с