Очень личное. 20 лучших интервью на Общественном телевидении России - Виктор Лошак

издавались на их собственные деньги сплошь и рядом тиражом 300, в лучшем случае – 500 экземпляров. Первая книжка Блока вышла тиражом 1200 экземпляров. Сейчас, я бы сказал, существует литературное сообщество, но мало великих звезд. Мало, с моей точки зрения.

Может быть, я виноват перед современными классиками, но мы же понимаем, что проверка временем всё расставит на свои места. Есть произведения, которые будут существовать и через 150 лет.

В. Л.: А какие самые ценные книги в вашей библиотеке?

М. С.: Ценные книги – это вечная дискуссия.

Ценные и редкие книги – не одно и то же…

В. Л.: То есть редкаяя – не всегда самая дорогая?

М. С.: Да, редкая книжка, которая издана небольшим тиражом (это может быть какое-то научное исследование), не всегда представляет из себя большое культурное явление. Но среди таких действительно заветных книг, наиболее дорогих для меня, есть маленький томик, прямо между ладошками умещается, – это первая глава «Евгения Онегина», которая была издана в 1825 году. Замечу, что издавался «Евгений Онегин» сначала по главкам. Так длилось вплоть до 1832 года, когда вышли вторыми изданиями первая и вторая главы. И всегда считалось, что собрать «Евгения Онегина» в главках – это высший пилотаж! Действительно, собрать издававшееся столетия назад, на протяжении восьми лет – непростая задача. И с этой маленькой книжечки для меня начинается великая русская литература. Первая публикация Пушкина вышла в 1814 году в журнале «Вестник Европы», но, конечно же, «Евгений Онегин» – наше всё!

В. Л.: Этот роман в стихах сделал Пушкина великим.

М. С.: Сделал великой русскую литературу. Вот это фантастика! Даже через 200 лет мы продолжаем к нему возвращаться…

В. Л.: Ну расскажите, как вы ее достали? Просто нашли на полке букинистического магазина?

М. С.: Нет-нет. Найти такое издание на полке букинистического магазина уже невозможно в XXI веке. Происходит следующее: эти книжки путешествуют из одного собрания в другое. В старых московских, петербуржских собраниях остались книжки такого рода, которые в свою очередь приобретались из старых собраний в середине или второй половине XX века. И вот они передаются или продаются, естественно, другим библиофилам. Это прекрасная судьба для книг, я считаю, потому что они должны путешествовать. Но жизнь российских библиофилов – собирателей и исследователей, подчеркну, редких и ценных изданий, – очень сложная. Это не жизнь библиофилов на Западе. Потому что, во-первых, у нас не так много издавалось книг.

Во-вторых, они все прошли через перипетии истории нашей родины: их сжигали в помещичьих усадьбах, а те, что уцелели, были национализированы после 1917 года и переданы в государственные хранилища.

В. Л.: Их вычищали из библиотек.

М. С.: Затем они прошли через испытания огнем и пламенем в годы Великой Отечественной войны. Например, в большом городе Воронеже просто не осталось старых книг, потому что во время оккупации город фактически сгорел. И так случилось со многими нашими городами. К тому же, в какой-то исторический момент библиофилы оказались в некой когорте подозрительных людей, заодно с филателистами, нумизматами, владельцами какой-то частной собственности вообще…

В. Л.: Много книгг – это была уже большая частная собственность?

М. С.: Это определенное богатство. Поэтому и относились с подозрением. А ведь нет ни одной более-менее крупной государственной библиотеки, которая бы не гордилась частным собранием, поступившим туда в свое время.

Достаточно сказать, что Российская государственная библиотека началась с частного собрания графа Румянцева. И так со многими другими книжками. Потому что библиофилы – это действительно чудаки, но чудаки, которые спасут мир, – они могут отдавать все свои силы, сбережения, время на то, чтобы разыскать какой-то чудом сохраненный экземпляр книжки, холить и лелеять его в течение своей жизни и потом либо передать в библиотеки, либо в другое частное собрание.

В. Л.: А что определяет лидерство в библиофильском сообществе? Количество книг или качество небольшого количества книг?

М. С.: Есть несколько разных типов библиофилов. Но особого соревнования нет, потому что крупных собраний, такого, знаете, энциклопедического формата, когда у людей есть книжки и XVIII, и XIX, и XX века, и автографы, их не так много. Наоборот, очень много людей, которые собирают монотемы. Например, скончавшийся полтора года назад Лев Абрамович Мухин известен тем, что собирал всё о Марине Цветаевой. В 1970-е годы он охотился за каждой крупинкой следа Марины Ивановны, который остался в нашей стране. Музеев Цветаевских еще не было, и благодаря ему очень много и документов, и рукописей, и автографов, и каких-то отдельных предметов сохранилось, было спасено. Кто-то собирает детские книги – это вечно популярная тема. Есть люди, которые собирают всё о Саше Черном. Много разных направлений, и я уважаю все!

В. Л.: Вам обязательно нужно в этот отряд библиофилов привлечь жену, потому что иначе она будет говорить: «Миша, на что мы тратим деньги?»

М. С.: Вы затронули больной вопрос для всех библиофилов. Мало семей, где папа пришел бы с работы, принес книжку и сказал: «Ой, друзья мои, вы представляете, я получил премию, зашел в магазин, обнаружил это чудо и купил!» И чтобы дети ответили: «Ну спасибо, папа, что ты не купил новый велосипед, а купил книжку!» Такого не бывает. И гармонию, конечно, надо находить. Я считаю неправильным, если книги каким-то образом трансформируют жизнь семьи, например, если траты на книги ущемляют детские нужды. Все-таки книги – это в определенной степени роскошь, можно обойтись и без них в нашей жизни. Но главный вопрос для всех библиофилов это – что будет дальше с его собранием? Как оно будет существовать?

В. Л.: Этот вопрос, думаю, вообще для любого собирателя важен.

М. С.: Да, согласен. Существует очень немного примеров, когда дети или внуки так же разделяют эту страсть, так же изучают книжки, монеты, марки, графику, живопись, пуговицы, спичечные этикетки и проч. И наступает момент, когда коллекционеру надо думать, каким образом распорядиться своим имуществом. Надо это делать при жизни. Я сторонник того, что нужно расставаться со своей коллекцией самому при своей жизни. «Время собирать камни, и время разбрасывать камни»… И вот я все время отодвигаю возраст, когда надо будет разбрасывать камни. Но я это сделаю грамотно и надеюсь, буду получать такое же удовольствие, как от собирания.

В. Л.: Я люблю вашу книгу, которая называется «Честное пионерское». Настолько точно вы описываете советский быт, жизнь советского ребенка. Я почему-то подумал, что у вас много друзей детства. Это так?

М. С.: Есть такая теория, что к 50–60 годам человек теряет друзей детства. Я