Очень личное. 20 лучших интервью на Общественном телевидении России - Виктор Лошак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ему было 49 лет. «Почему?» «Я заканчиваю играть. У меня нет концертов. Меня не приглашают больше как скрипача». Это был переходный какой-то период. «Я заканчиваю играть». Я понимала, что нужны дополнительные стимул, подпитка. Что нужно вокруг него создать вот этот интерес. И я тогда предприняла действительно массу каких-то тактических шагов, потому что в те годы я больше чувствовала себя самопровозглашенным продюсером. И я тогда его познакомила (вот так, по щелчку, потому что моя интуиция подсказывала мне, что его ждет успех) с выдающимся импресарио, которого теперь уже нет в живых, к сожалению. Он был импресарио Марии Каллас и Караяна – Мишель Глотц.
Я просто помню, как на одном концерте в Париже, когда Володя играл концерт Чайковского, я увидела этого мужчину, не зная, кто он, я увидела, как истерически он аплодирует. Мне сказали, кто это. И поэтому, когда я понимала, что Володины отношения с агентом того времени не складываются и заводят его в тупик, в депрессию потому, что он больше не может играть как скрипач, т. е. он не может больше занимать то место, которое он всегда занимал, я просто открыла – тогда еще не было интернета, но были эти огромные «Желтые страницы», – я открыла, нашла агентство Глотца. Позвонила с улицы и сказала: «Я мадам Владимир Спиваков. Мы бы хотели поговорить…» И у нас была встреча через полчаса. И Мишель очень мне помог. Потому что он оказался таким истовым поклонником Спивакова, что сделал все, чтобы у него «с нуля» появились приглашения, записи. Но он сказал: «Ты должен мне пообещать, что ты выучишь еще несколько больших концертов». Потому что у Спивакова был наработанный репертуар, ничего нового уже учить не хотелось, а старое уже было сыграно-переиграно. Поэтому, конечно, я его заставила просто. Я говорила: «Ты должен!» И наша любимая в семье поговорка:
«Как съесть слона? – По маленьким кусочкам».
Но ты должен. И появился концерт Шостаковича. Потому что были предложения, и были какие-то вехи: концерт Шостаковича, концерт Альбана Берга… Потом он все-таки повторил концерт Брамса. Он массу большого скрипичного репертуара в этом возрасте восстановил. И я думаю, что, конечно, для его самоощущения это было важно и остается важным до сих пор.
Потому что он до сих пор играющий скрипач.
А я, правда, уже оставила его в покое. Но в тот момент все силы были брошены на то, чтобы полностью его жизнь была бы посвящена именно скрипке, а не дирижированию. И это все-таки продлилось, ну, я считаю, что 12–15 полных лет, когда были огромные гастроли, когда уже приходилось каждый день подряд играть там и концерт Прокофьева, и концерт Сибелиуса – те концерты, которых он очень много лет не играл, как бы отдав себя на службу «Виртуозам Москвы», на службу камерному репертуару. А он же все-таки уникальный скрипач в своем поколении.
В. Л.: Я, знаешь, считаю, что в твоей судьбе самый, может быть, драматический моментт – это то, как ты себя вернула на сцену. Ведь очень многие успокаиваются и, наоборот, уходят от работы в зрелом возрасте. А ты, наоборот, вернула себя с таким успехом и уважением зрителей.
С. С.: Вить, знаешь, мне кажется, мы все живем, так или иначе выбирая для себя приоритет. И я действительно честно училась этой профессии. Когда в моей жизни возник Спиваков, возникла семья, появились дети, потом была вот эта вынужденная, как я ее называю, трехлетняя поездка по контракту, тире – эмиграция в Испанию. Конечно, в тот момент сознательно мне важно было построить семью. Мне важно было защитить своих, мне важно было ощущать, что я создала этот тыл. И, конечно, профессия…
В. Л.: Тогда ваши дети были маленькими?
С. С.: Дети были маленькими. Ну, мало ли артисток, у которых маленькие дети? Дело не в этом. Просто я поняла в тот момент, что мне невозможно заниматься профессией. Кроме того, сегодня я понимаю, что это еще была какая-то невероятная зажатость моя. Потому что, наверное, в этой профессии люди должны быть уверены в себе. А я в силу определенных причин, вот мы начали говорить про Ануш, да, в Армении я себя ощущала «первой девкой на деревне». Но тут я, выпускница ГИТИСа, вышла замуж за Владимира Спивакова. Круг друзей Владимира Спивакова: Георгий Александрович Товстоногов, Алиса Бруновна-Фрейндлих, Марина Неелова, Сергей Юрский… И во мне вдруг в тот момент возник такой дикий страх и ощущение собственной ущербности рядом с этими людьми. Вместо того чтобы рвануть и сказать: «Я вот тут артистка из ГИТИСа с красным дипломом», я начинала заикаться. У меня просто останавливалось дыхание при виде этих людей. Сейчас я играю в одном спектакле с Натальей Максимовной Теняковой в Театре Наций. И она мне рассказывает про меня (и их взгляд на меня) вещи, о которых я не подозревала. И сейчас, когда она говорит: «Мы помним, когда Вовочка на тебе женился, когда ты среди нас появилась, такая талантливая…» Я говорю: «Какая талантливая?» Мне казалось, что я просто пыль. Я себе в какой-то момент поставила вот эту заслонку на профессию. Ты спрашиваешь, как я вернулась? У меня все время, как это я называю, «пепел класса». Знаешь, как это стучит? Мне говорили: «Ну, что ты не успокоишься? Зачем тебе еще что-то надо?» И действительно, я понимала, что, в общем-то, не так просто еще куда-то запрыгнуть и сделать проект, а не просто где-то зацепиться. Мне в какой-то момент стало необыкновенно важно работать.
А мне уже было под 50…
В. Л.: А кто тебя позвал?
С. С.: Позвал? Ну, наверное, я сама себя позвала.
В. Л.: Я имею в виду, режиссер.
С. С.: Мы просто встретились на моей программе («Нескучная классика», телеканал «Культура» – ред.) с Романом Григорьевичем Виктюком, и я стала с ним беседовать. А он говорит: «А я знаю, что вы артистка. А хотите, я вам там что-нибудь поставлю?». Я говорю: «Найдите, давайте найдем материал». И надо сказать, он не сразу нашел материал. Сначала был проект, который не состоялся. А потом появился вот этот проект по «Пяти письмам» Барбюса, «Нежность». Но все равно это было не возвращением в театр. Это была какая-то такая подушка безопасности. Театрально-музыкальный спектакль, антрепризный – ну, это не театр. Тогда я поняла: или – или; тогда появился Кирилл Серебренников и предложил мне роль
