Очень личное. 20 лучших интервью на Общественном телевидении России - Виктор Лошак

С. С.: Да, навязывать им какие-то наши не то что даже желания, а просто что-то навязывать мы никогда не стремились. Мы всегда давали советы.

И в общем, они всегда росли, как птица, у которой всегда открыта клетка: захотела – улетела, захотела – вернулась. И я считаю, что только так и можно. Потому что, может быть, меня можно было упрекать, когда они были маленькими, а я постоянно уезжала то на гастроли с Володей, то еще куда-то, что я была, не всегда присутствовавшая рядом мама. Но зато то, чем я горжусь, и то, что мне очень дорого, и мое главное счастье – это то, что мы друзья. Вот сегодня я понимаю, что мы на равных. У них нет чувства авторитарного пьедестала, как часто возникает у детей по отношению к родителям, некий комплекс неполноценности…

В. Л.: То есть вы разорвали эту дистанцию между ними и собой, как между поколениями?

С. С.: Вот именно, дистанция между поколениями. У меня ощущение, что между нами ее нет.

В. Л.: Как ты относишься к феминизму?

С. С.: Никак. Я не понимаю его, честно. Нет, ну наверняка в чем-то, наверное, я буду его поддерживать. Но, в общем и целом…

В. Л.: Сражаться на этом фронте ты не хочешь?

С. С.: Никогда не буду. Мне это абсолютно не близко. Я сразу об этом говорила. Я считаю, что вот это Инь и Янь, придуманное природой, женщина и мужчина – они разные.

В. Л: Ты говоришь, что у тебя есть зоны в жизни, в которые ты не пускаешь посторонних, журналистов, например. А что это за зоны?

С. С: Моя личная жизнь. Совсем личная. Я же знаю, какая это сила в мире – средства массовой информации. Я имею в виду запрещенные ныне у нас соцсети и прочее. Вообще соцсети – это сила же?

В. Л.: Огромная.

С.С.: Огромная! Ну, я в какой-то момент стала немножечко в это играться, а потом я стала отдавать себе отчет, что или же я делаю то, благодаря чему у меня будут миллионы подписчиков. И я могу это сделать легко; легче, чем многие, кто это делает… Если каждое утро я буду рассказывать, из какой чашки я пью, какие чулки я на себя надела, и так далее, и так далее, как выглядит моя левая подмышка, если я буду это делать, конечно, я наберу миллионы, но мне этого не надо. Я не хочу. Я охраняю свою личную территорию всеми силами и средствами. Я показываю ровно столько, сколько я считаю допустимым показать. Мне отвратительно навязывание вот этого: выскажитесь, почему вы – не вы… Да не хочу я высказываться! Это касается всего, чего угодно. Или же: «Вы сказали то-то». Вырванное из контекста слово иногда превращается просто в какой-то ядерный гриб. Мне это настолько чуждо. Я считаю, что я достаточно публичная личность в рамках своей профессии.

В. Л.: Вот мне тоже иногда непонятно: публичные люди, которые и так публичны, зачем они еще стремятся к еще большей публичности?

С. С.: Наверное, я немножечко все-таки такая из мира «ретро», мне очень близки были «звезды», скажем так, жизнь которых мне интересна, о которых чтобы что-то узнать, нужно было копаться, додумывать и догадываться. И я с такими общалась – Джесси Норман, например. Даже на моем месте, то есть человека, который был вхож в ее в дом, до конца узнать ее было очень сложно. Можно было только додумывать и догадываться. Ну, а если брать людей, о которых мы только слышали? Та же великая Грета Гарбо, скажем. Вот эта тайна, недосказанность, когда публичный человек недосказан, для меня это значительно важнее, чем, когда вот все нараспашку, все всё знают, адрес, размер обуви и т. д.

В. Л.: Ты умеешь расставаться с людьми?

С. С.: Очень сложно. Очень сложно. Для меня это огромная травма. И в моей жизни были расставания, которые как те шрамы, которые все равно, может, не болят, но они остаются шрамами. Мне очень тяжело даются расставания.

В. Л.: А чему бы ты научилась, если бы у тебя было время?

С. С.: Ой, столько всего! Я мечтала танцевать, как некоторые наши общие друзья, танго. Всю жизнь это была моя мечта, и я ее из лености откладывала, откладывала. И вот дооткладывалась. Думаю, сейчас уже поздно. Еще если бы мне сейчас дали время, конечно, я бы не забросила фортепиано, как в свое время это сделала. Да много всякого. Я много чего не умею.

В. Л.: Кто твой любимый герой?

С. С.: Наверное, если сказочный, то это Русалочка. Потому что мне всегда была близка и всегда до глубины души трогала эта история, когда тебе больно, и ты не вскрикнув, пожертвуешь всем.

Это мне всегда было близко. Но это сказочный герой, да. А некнижный мой герой – Владимир Спиваков. Давай так. Просто я ему часто говорю:

«Ты мой герой!»

Правила жизни

Сати Спивакова: В книжке Елены Боннэр, которую в свое время она мне подарила с автографом, я прочла такую фразу, которая осталась со мной, думаю, на всю жизнь: когда очень плохо, надо застелить постель. Объясню: когда очень тяжело, нужно, чтобы вокруг тебя, в твоем внутреннем мире, был бы порядок. Для меня это правило жизни. Я не умею жить в хаосе. И чем больше хаоса вокруг или за пределами того пространства, которое я могу назвать своим домом, своей комнатой, тем больше мне необходим порядок внутри – тогда я вижу горизонт. Я сохраняю себя, прежде всего. Я сохраняю себя внутри, свои принципы, свое какое-то ощущение того, что я буду делать только то, что я умею делать, и то, что я должна делать, и то, что я хочу делать. И вокруг меня, в моем маленьком мире будет порядок.

Людмила Телень:

«Есть сегодня и всегда есть, чему в нем порадоваться…»

Справка:

Людмила Олеговна Телень – первый заместитель исполнительного директора «Ельцин Центра». Журналист, кинодокументалист. В прошлом первый заместитель главного редактора газеты «Московские новости».

Виктор Лошак: Люда, мы беседуем с вами в связи с юбилеем Наины Иосифовны Ельциной, ее 90-летия. Вы, во-первых, один из руководителей «Ельцин Центра», но самое, возможно, главное, что вы были редактором, а в чем-то и соавтором книги «Личная жизнь», которую написала Наина Иосифовна Ельцина. Но прежде я хотел