На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

Невыносимо выдерживать эту нежность. Слишком сладко. Волшебно. Нереально. Неправильно. Почему это должно быть таким неправильным? Почему я всегда должна сопротивляться своим плотским желаниям? Разве в моей жизни и так не хватает борьбы? Получается, что так, потому что совсем скоро я вновь сквозь внутренние противостояния намереваюсь его остановить, однако Остин сам неожиданно помогает мне в этом: вслепую отыскав упавшее полотенце, он приподнимает его вверх и, нехотя обрывая наш пылкий поцелуй, одними губами шепчет:

— Я же сказал… Всё будет так, как ты захочешь.

Вижу, как трудно ему даётся обвязать махровую ткань вокруг моего тела, поэтому решаю помочь ему, не отрывая глаз с его рассеянного взгляда.

— Сейчас мы идём спать, а завтра я обязательно спрошу тебя снова, — Остин даёт мне неосознанное, но столь прекрасное обещание, что мигом заставляет меня заулыбаться ярче тысячи солнц. — Но только спать мы пойдём вместе, хорошо? — справившись с полотенцем, добавляет он, с трудом копируя мой серьёзный тон, что вместе с его лицом, отображающим крайнюю степень опьянения, получается до невозможности потешным.

— Хорошо, — со смешком соглашаюсь я и радуюсь короткому мгновению счастья, когда ещё один поцелуй соединяет наши губы.

Затем помогаю Остину встать и добраться до его комнаты, по пути до которой он не прекращает меня обнимать и говорить что-то невнятное на ушко, то и дело заставляя меня смеяться во всю квартиру.

Приложив титанические усилия, мы вместе стягиваем с него всю одежду (кроме трусов, естественно, к чему лишние искушения?), а после укладываемся в постель и, прижавшись плотно телом к телу, ещё какое-то время продолжаем говорить о всякой бессмысленной ерунде, что кажется мне самой прекрасной беседой из всех наших произошедших за минувшие тринадцать лет.

— Ты так вкусно пахнешь, — после вымученного лепета на непонятную мне тему Остин носом утыкается в ямочку ключицы, полной грудью вдыхая мой запах.

— А ты пахнешь, как стадо алкашей, — усмехаюсь я, играя пальцами с его торчащими во все стороны волосами.

— Фу-у-у… Это ужасно. Значит, я воняю, — бурчит, коротко целуя меня в шею.

— Думаю, пару часов сна с тобой, и я буду вонять так же, — с уверенностью прогнозирую я, но мне плевать: прижимаюсь к его телу лишь сильнее, желая искупать себя в нём целиком.

— Не будешь… ты всегда пахнешь дождиком, — выдаёт он полусонным шёпотом, зарабатывая от меня ещё одну усмешку.

— Дождиком?

— Мхм… — Предполагаю, это означает «да».

— И как же он пахнет?

— Как ты.

— И как же это, гений?

— Ой… Гений точно не знает.

Улыбаюсь.

— Да и никто точно не знает.

Ещё ярче.

— Но всем нравится.

Так что щёки начинает сводить от улыбки.

— А я его просто обожаю, — и после этого бурчания он обнимает меня до боли в мышцах и наконец-то засыпает.

Стоит ли мне озвучивать отметку своего счастья в этот момент?

Думаю, нет. Уверена, вам и так понятен номер облака, на котором я обитаю, пока с замиранием сердца наслаждаюсь равномерным сопением Остина, его спящим лицом у моей груди, руками, обвивающими моё тело и ногами, переплетающимися с моими вместе, как единое целое.

Да… вот он — мой рай на земле. И неважно, что ждёт меня завтра. Неважно, как больно будет с утра. Есть только этот миг. Эта ночь. Эта короткая сказка, в которой мы вместе. Близко. Сердцем к сердцу. Одно дыхание на двоих. И даже если всё между нами неправда. Даже если это мой прекрасный самообман и моя первая и последняя возможность ощутить, что значит быть для него желанной.

Неважно… Всё это неважно.

Сейчас я всё равно преисполнена счастьем. И счастье это самое что ни на есть настоящее.

Только это важно.

Только это.

Глава 12

Остин

Впервые в жизни я прихожу в сознание и сразу жалею об этом. Голова раскалывается и гудит так, словно в ней ведутся строительные работы, с трудом пробудившийся мозг представляет собой агонизирующий фарш, а тело — это сплошная крепатура, приправленная ноющей болью во всех сухожилиях и суставах, словно вчера я весь день провел в тренажерном зале, где являлся самим тренажером, который люто терзали сотни массивных качков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хотя, может, так оно и было. Хрен знает. Где я был и что вытворял? Неизвестно. В памяти полный провал, а перед сомкнутыми веками кромешная тьма, которую совершенно не хочется нарушать светом.

Не хочется. Но как бы надо. Хотя бы ради того, чтобы понять, где я, собственно, нахожусь.

Спиной вроде как ощущаю мягкий матрас, а это уже победа — значит, до какой-то кровати я всё-таки дополз, осталось лишь узнать — до какой именно.

Отправляю все моральные и физические силы к правому глазу. Хоп! Открываю его и тут же захлопываю вновь от удара яркого света по слизистой оболочке. Так… Не сдаемся. Попытка номер два. Давай парень, поднажми, ты сможешь! Хо-о-оп! Ты его открыл, а теперь держись и не закрывай. Вооот… молодец! Ты справился. А теперь давай также повтори со вторым.

Еще несколько секунд жестокой борьбы с солнечным лучом, ярко освещающим комнату, и левый глаз также одерживает победу. Аплодисменты! Первый этап завершен, а теперь отбрасываем шутки в сторону и подключаем мозг, чтобы сообразить, что я вообще имею.

Десять квадратных метров затхлого помещения, стены с выцветшими, в некоторых местах отклеивавшимися обоями, потолок, покрытый трещинами и разросшейся по углам плесенью, и открытое настежь окно, впускающее в комнату жаркий, душный воздух вместе с вечными криками местных бомжей.

Все понятно. Я в Энглвуде. В нашей с бабушкой квартире. В своей комнате. В своей кровати. Браво! Топаем дальше.

Приподнимаюсь на локтях, провоцируя неприятный хруст в шее, что усиливает работу отбойного молотка в моей голове до сумасшедших скоростей, однако я всё равно заставляю себя осмотреть окружение — справа налево, медленно, без порывистых движений — они мне сейчас ни к чему. Сканирую пространство комнаты и вроде бы ничего нового не замечаю: полка, полка, еще одна, что держится на соплях, шкаф, вновь полка, стул, женская одежда на стуле, стол, лампа, занавеска… стоп!.. а ну-ка, на пару шагов назад… женская одежда?

А вот это интересненько.

Я что, умудрился кого-то подцепить, будучи как свинья нажратый? Да и еще притащить в таком состоянии девушку в Энглвуд? Зачем я это сделал? Где вообще страх потерял? Как смог до такого додуматься? Да и что это за девушка такая, что согласилась на подобное?

Не знаю, бля*ь. Ни черта не помню.

Точнее, помню только бар, в который забурился в желании окружить себя скоплением чужих эмоций на пару с лучшими друзьями разбитого сердца — Джеком* и Капитаном Морганом*. Сам я не в теме, но слыхал, что эксперты в делах сердечных поговаривают об их целебных действиях, поэтому решил проверить на себе. И вот — проверил, бля*ь! На всю жизнь проверил.

В архиве памяти мерцает калейдоскоп какой-то непонятной жести: беспорядочные обрывки мест, лица, музыка, голоса… в общем, полная неразбериха, прояснение которой следует отложить до лучших времен, когда я приду в норму, а пока необходимо сконцентрироваться на моей неизвестной гостье, которая, кстати говоря, возможно, сможет мне помочь, рассказав подробности о прошедшей ночи.

Осмотревшись мутным взглядом ещё раз, понимаю, что в кровати я определенно точно лежу один, но сквозь зверский шум мигрени в ушах и крики с улицы мне удается расслышать приглушенном звук падающей в душе воды.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вода…

Вот же черт, как пить-то хочется. Горло першит и горит, будто в него песка из пустыни наспали, а полость рта вяжет от невыносимой жажды. Тело ломит, желудок сводит от тошноты, но я всё равно хочу попытаться встать и добраться до кухни, однако в этом героическом подвиге отпадает всякая необходимость, когда мой взгляд цепляется за стакан на прикроватной тумбочке.