1 АВГУСТА 1914 - НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брусилов учел отрицательный опыт фронта во Франции и выдвинул новую идею — наступать всем Юго-Западным фронтом, протянувшимся на 340 км , выделив, разумеется, ударные участки (их было четыре шириной в 15-20 км каждый), на них и взломать вражескую оборону. Аэрофотосъемкой и командирскими рекогносцировками тщательно разведали противника. Напряженными инженерными работами передовая линия окопов была подведена на 50-300 метров к переднему краю врага. Пехоте предписывалось наступать четырьмя волнами, «перекатами» – пока первые воины, ворвавшись во вражеские укрепления, добивают защитников, другие идут дальше. Было отработано взаимодействие артиллерии и пехоты, обученной идти за огневым валом. Грамотно подготовлены и проведены газобалонные атаки.
Широкий фронт, избранный для наступления, различное время артиллерийской подготовки в разных армиях от 6 до 45 часов не
позволили противнику выяснить, где именно будут нанесены решительные удары, что дало свои плоды — брусиловский прорыв был первым успешным наступлением целого фронта в условиях позиционной войны. Глубокое продвижение сначала четырех, а затем шести русских армий было неслыханным в ту войну. 8-я армия, например, за первые одиннадцать дней прошла 70-75 км, по 6,5 км в сутки!
Противник воздал должное новым методам наступления, введенным Брусиловым. В официальном «отчете» об участии Австро-Венгрии в войне 1914-1918 гг сказано, прорыв «стал эпидемическим. Если противник прорвался на узком участке фронта, то части примыкавших участков откатывались назад, при этом противник не производил серьезного давления на эти участки, они отходили только потому, что теряли связь с соседями. Так же отдельные высшие командиры принимали преждевременные решения об отступлении, указывая при этом, что удерживать позиции при помощи потрясенных войск невозможно».
Успех, превзошедший все ожидания, нужно было развивать, давно, настало время вводить в дело Западный фронт. Брусилов шел вперед,не имея резервов, наращивать удар ему было в сущности нечем. Эверт и Куропаткин, однако, тянули. Только 3 июля войска Западного фронта зашевелились – пошли в атаку на Барановичском направлении. Последовали десятидневные безрезультативные бои стоившие русским 40 тыс. потерь. В середине июля неудачно атаковал на рижском плацдарме Северный фронт. После этого Ставка признала, что главную роль нужно возложить на Юго-Западный фронт, и потянула туда резервы, в том числе гвардию. Враг без труда сделал аналогичное заключение снимая войска из Италии, с западного фронта и с того же русского фронта севернее Полесья. Они прибыли много быстрее, чем русские корпуса, посланные на Юго-Западный фронт, двигавшиеся кружным путем по немногим перегруженным железным дорогам.
«Хотя и покинутые нашими боевыми товарищами, – писал Брусилов, – мы продолжали наше кровавое шествие вперед». К середине июля фронт потерял почти 500 тыс. человек, из них 62 тыс.убитыми. Этой ценой была возвращена значительная часть русской территории, вновь завоевана часть Восточной Галиции и вся Буковина. Войска Брусилова преодолевали все возраставшее сопротивление – перед ними появились даже турецкие дивизии! К участку прорыва противник перебросил 45 дивизий, не считая дававшихся разрозненно пополнений.
Юго-Западный фронт далеко не получал той помощи, которой заслуживал и которой требовали интересы дела. Говорят, что Эверт в это время сказал: «С какой стати я буду работать во славу Брусилова». Поведение главнокомандующих Западным и Северным фронтами было просто непонятно. «Будь другой Верховный Главнокомандующий, — гневно писал Брусилов, — за подобную нерешительность Эверт был бы немедленно смещен и соответствующим образом заменен. Куропаткин же ни в коем случае в действующей армии никакой должности не получил бы. Но при том режиме, который существовал в то время в армии, безнаказанность была полная, и оба продолжали оставаться излюбленными военачальниками Ставки».
1 июля 1916 года началось, наконец, наступление на французско-германском фронте, на небольшой речке Сомме. Франко-английские войска превосходили немцев в начале боев по живой силе в 4 раза, по тяжелой артиллерии — более чем в 5 раз. В последовавшей пятимесячной битве, где впервые в истории появились танки, дрались 153 дивизии, из них – 67 немецких. Общие потери в сражении — 1,3 миллиона человек с обеих сторон. Итог – отбито у немцев 200 кв. км территории.
В результате Брусиловского прорыва к осени 1916 года, когда русские были остановлены на реке Стоход, было занято 25 000 кв. км. За пятимесячное движение в Галиции «Юго-Западным фронтом, — подводил итоги Брусилов, — было взято в плен свыше 450 000 офицеров и солдат, то есть столько, сколько, по всем имеющимся довольно точным у нас сведениям, находилось передо мной неприятельских войск. За это же время противник потерял свыше 1 500 000 убитыми и ранеными. Тем не менее к ноябрю перед моим фронтом стояло свыше миллиона австро-германцев и турок. Следовательно, помимо 450 000 чело– –век, бывших в начале передо мной, против меня было перекинуто с других фронтов свыше 2 500 000 бойцов».
Нужно помнить и напоминать – отражая наступление русского Юго-Западного фронта в 1916 году, враг потерял примерно в два раза больше людей, чем в совокупности во время происходивших в том году сражений у Вердена и на Сомме. Причем была значительная разница между вооружением и оснащением войск западных союзников и русской армии. А. Зайончковский отметил. «И если мы сравним то, что одновременно происходило на западе Европы и на востоке, где русские корпуса пускались у Риги, Барановичей и на Стоходе почти без помощи тяжелой артиллерии и при недостатке снарядов на вооруженных с ног до головы германцев, то неудачи русской армии примут иной колорит, который выделит русского бойца на высшую ступень по сравнению с его западными союзниками». Зайончковский, конечно, несколько сгущает краски – сказанное им верно для заключительных этапов операции Юго-Западного фронта, когда войска выдохлись и возникали трудности с «подвозом, а также для действий Эверта и Куропаткина.
Затяжка с началом операции на Сомме дорого обошлась русским. Как заметил Фалькенгайн, «в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме» — пережит, ибо немцы успели отправить подкрепление на Восток. Брусиловское наступление ограничило возможности Германии как под Верденом, так и на Сомме. Оценивая последнее сражение, Фалькенгайн настаивал: «Если оказалось невозможным положить конец натиску и превратить его при помощи контрудара в дело, выгодное немцам, то это приходится приписать исключительно ослаблению резервов на Западе, а оно явилось неизбежным из-за неожиданного разгрома австро-венгерского фронта в Галиции, когда верховное командование не успело своевременно опознать решительного перенесения центра тяжести русских из Литвы и Латвии в район Барановичей и Галицию».
Последствия Брусиловского прорыва были громадными. Расчеты Германии и ее союзников на то, что Россия не сможет оправиться от поражений 1915 года, рухнули. В 1916 году на полях сражений вновь появилась победоносная русская армия, достигшая таких успехов, которых не знали державы Антанты ни в 1915, ни в 1916, ни в 1917 годах. На Западе тут же нашлись имитаторы. Весной 1917 года английская армия попыталась, без большого успеха, организовать наступление пехоты брусиловскими «перекатами». Действия Брусилова, их внутреннее содержание — одновременное наступление на широком фронте, дававшее возможность запретить противнику свободный маневр резервами, — скопировал Фош в 1918 году, что принесло победу Антанте. Имитируя наступление русского Юго-Западного фронта куда большими средствами, Фош и сумел выползти из тупика позиционной войны.
Понятны переживания учителя (Брусилова), видевшего впоследствии, как в 1918 году не очень одаренный его ученик – Фош - добился того, чего не мог сделать по независевшим от него причинам Брусилов в 1916 году .Напомнив в своих «Воспоминаниях» слова Людендорфа о положении германо-австрийских армий летом 1916 года на Востоке – «на весь фронт, чуть ли не в 1000 километров длины, мы имели в виде резерва одну кавалерийскую бригаду»—Брусилов обратился к пущенным по ветру возможностям: «При дружном воздействии на противника нашими тремя фронтами являлась полная возможность — даже при тех недостаточных технических средствах, которыми мы обладали по сравнению с австро-германцами, – отбросить все их армии далеко к западу. А всякому понятно, что войска, начавшие отступать, падают духом, расстраивается их дисциплина, и трудно сказать, где и как эти войска остановятся и в каком порядке будут находиться. Были все основания полагать, что решительный перелом в кампании на всем нашем фронте совершится в нашу пользу, что мы выйдем победителями, и была вероятность, что конец нашей войны значительно ускорится с меньшими жертвами. Не новость, что на войне упущенный момент более не возвращается, и на горьком опыте мы эту истину должны были пережить и перестрадать».