Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим

Но для этого нужно действовать быстро и решительно. Использовать новый статус и близость к Сталину для ускорения всех проектов. Выбивать ресурсы, привлекать лучших специалистов, ломать бюрократические преграды.

Личный интерес тоже нельзя сбрасывать со счетов. Сегодняшняя встреча с Котовым и Штернбергом подтвердила.

Я должен думать и о собственной безопасности. Несмотря на благосклонность Сталина сегодня, я понимал: завтра все может быть иначе.

Знание будущего — и благословение, и проклятие. Я знал о грядущих чистках, о репрессиях конца 1930-х, о миллионах погибших в лагерях. Мог ли я что-то сделать, чтобы предотвратить это? Или хотя бы минимизировать последствия?

В моей новой реальности технологический и промышленный потенциал СССР рос гораздо быстрее, чем в исходной истории. При умелом управлении это могло сократить отставание от западных держав с десятилетий до нескольких лет.

Ну что же. Есть над чем работать.

Глава 20

Паутина возмездия

Утро выдалось зябким, несмотря на март. Московская весна никогда не спешила.

Холодные ветры с севера гуляли по улицам, заставляя прохожих кутаться в пальто. Я допил кофе, просматривая последние сводки с предприятий. Мартеновский цех в Магнитогорске работал на полную мощность, а первые образцы брони для Т-30 показали отличные результаты при испытаниях.

Стрелки часов на стене показывали семь утра, когда зазвонил телефон. Тревожные нотки в голосе Мышкина заставили напрячься.

— Леонид Иванович, Ученик вчера вечером был у самого Твери. Мой человек в секретариате сообщил, что они говорили о вас. Долго говорили.

Я отложил папку с отчетами. «Ученик» это Студенцов по нашей шифровке. «Тверь» это Ягода.

— Спасибо. Надо обсудить. Встречаемся через два часа в «скворечнике».

«Скворечником» мы называли конспиративную квартиру на Чистых прудах. Маленькую двухкомнатную, с окнами на бульвар, оформленную на дальнего родственника моего шофера.

В ОГПУ о ней не знали. Я уверен в этом почти на сто процентов.

Прежде чем выйти, я проверил содержимое сейфа, закрытого особым образом. Тонкий волос, наклеенный между дверцей и рамой, остался нетронутым.

Никто не проверял его содержимое в мое отсутствие. Я извлек папку с красной полосой. Досье на Студенцова, которое Мышкин собирал для меня последние полгода. Тонкая, но смертоносная подборка документов. Настоящее оружие в умелых руках.

Студенцов умный противник, но слишком самоуверенный. Он считал меня выскочкой, временным явлением в системе сталинской индустриализации.

Это стало его первой ошибкой. Моя поездка на Лубянку должна была стать для него триумфом, а обернулась поражением.

Теперь предстояло сделать это поражение окончательным.

До «скворечника» я добирался окольными путями, несколько раз меняя маршрут, чтобы сбросить возможную слежку. Теперь, после освобождения с Лубянки и личного разговора со Сталиным, мои передвижения контролировались особенно тщательно.

Два «телохранителя» из ОГПУ неотступно следовали за мной, но сегодня утром мне удалось улизнуть от них, воспользовавшись старым трюком с двойником. Помощником Мышкина, похожим на меня телосложением.

На Покровке я зашел в булочную, а вышел через заднюю дверь во двор. Через проходные дворы и переулки вышел к Чистым прудам. Прогулялся вдоль бульвара, убедился в отсутствии «хвоста» и только тогда направился к нужному дому.

Квартира встретила меня запахом свежемолотого кофе и папиросным дымом. Мышкин уже ждал, сгорбившись над столом, заваленным папками и газетными вырезками.

— Доброе утро, Алексей Григорьевич, — я скинул пальто. — Что у нас получается с нашим другом Студенцовым?

Мышкин поднял голову. Его невзрачное лицо, которое в толпе забылось бы через минуту, сейчас выражало нетипичное для него возбуждение.

— Материал собран, Леонид Иванович. И материал убийственный.

Он раскрыл потрепанную папку с грифом «Совершенно секретно»:

— Начнем с контрабанды валюты. Студенцов через подставных лиц вывез в Ригу около трех миллионов рублей. Документально подтверждено. Далее — хищения в особо крупных размерах. При строительстве нефтеперерабатывающего завода в Баку подрядчики, связанные с его племянником, завысили сметы на тридцать процентов. Разница в миллион двести тысяч.

Я кивнул, изучая документы.

— Хорошо. Но этого мало. Экономические преступления сейчас в моде, половина наркомата в них погрязла. Нужно что-то более серьезное.

Мышкин усмехнулся, доставая следующую папку:

— А вот и серьезное. Его связи с иностранной разведкой. Точнее, с английскими нефтяными компаниями. Документы, подтверждающие передачу конфиденциальной информации о советских нефтяных месторождениях представителям «Ройял Датч Шелл».

— Вот это уже опаснее. Но доказательства надежны?

— Абсолютно. Письма, расписки, фотографии встреч. Перехваченная шифрованная телеграмма из Лондона, где упоминается его кодовое имя.

Я взял папку и прочитал содержимое. Документы выглядели безупречно. Настолько безупречно, что вызывали подозрение.

— Откуда все это, Алексей Григорьевич?

Мышкин слегка поморщился:

— Часть из архивов ОГПУ. У меня остались надежные связи. Часть подготовили специально для этого случая. Не стоит знать подробности, Леонид Иванович.

Я отложил папку и задумался. Подделка документов могла обернуться катастрофой, если кто-то сумеет доказать их фальшивость.

— Понимаю. Но для такого серьезного обвинения нужны неопровержимые доказательства. Иначе бумеранг вернется к нам.

— Есть и неопровержимые, — Мышкин достал из внутреннего кармана пиджака конверт. — Личные записи Студенцова. Настоящие. Его дневник за последние три года. Скопированы секретарем Лаврентьева, заместителя начальника экономического отдела ОГПУ.

— Того самого, кто помогал готовить мое дело? — я взял конверт.

— Именно. Секретарь затаил обиду на Лаврентьева за личные причины. А когда узнал о его сотрудничестве со Студенцовым, решил отомстить.

Я просмотрел записи. Почерк узнаваемый. Твердый, с характерным наклоном, такой же, как на документах, которые я видел у следователя ОГПУ.

Сомнений не возникало. Это действительно личные записи Студенцова. И содержание их было убийственным.

Детальные отчеты о встречах с иностранцами, суммы и даты переводов, кодовые обозначения контактов, список сотрудников ОГПУ, получавших от него взятки… Целая сеть коррупции и предательства, раскинутая по высшим эшелонам власти.

— Это сокровище, Алексей Григорьевич, — я закрыл тетрадь. — Но нужно действовать крайне осторожно. Студенцов слишком влиятелен, у него связи на самом верху. Один неверный шаг, и мы сами окажемся на Лубянке.

Мышкин кивнул, затягиваясь папиросой:

— Поэтому предлагаю действовать через третьих лиц. Никакой прямой связи с нами.

— Разумно. Какие каналы возможны?

— Три варианта, — Мышкин загибал пальцы. — Первый. Анонимный донос в Партийный контроль с приложением части документов. Второй. Использовать военную контрразведку. У меня есть контакт, который ненавидит Студенцова за историю с братом. Третий. Действовать через Орджоникидзе. Он давно подозревает Студенцова в махинациях, но не имел доказательств.

Я прошелся по комнате, обдумывая варианты. Каждый имел свои преимущества и риски.

— Давайте так. Начинаем с анонимного доноса. Но только с экономической частью, без упоминаний о связях с иностранцами. Пусть начнут копать в финансовых делах «Южнефти». Параллельно готовим почву через вашего человека в военной контрразведке. А выход на Орджоникидзе оставим как козырь в рукаве. Только когда дело уже будет раскручено.

— Мудрое решение, — Мышкин сделал пометки в блокноте. — Необходимо найти свидетеля, который подтвердит махинации. Лучше всего кого-то из его ближнего круга.

— У меня есть кандидатура, — я достал из папки фотографию молодого человека с залысинами и напряженным взглядом. — Криворуков Петр Дмитриевич, заместитель Студенцова. Три месяца назад Студенцов отстранил его от работы после конфликта. Унизил публично на совещании, обвинил в некомпетентности. Человек затаил обиду.