NFT: Невероятно Фальшивый Тип - Эдуард Сероусов

– Мы… обдумаем ваше предложение, – осторожно ответил Глеб.

– Конечно, – в голосе Савицкого появились нотки иронии. – Но учтите – время работает против вас. Удачи с допросом, Марк. Будьте осторожны с тем, что говорите следователям. Без правильной защиты это может иметь… серьезные последствия.

Он отключился, оставив нас в состоянии еще большего стресса и неопределенности. Савицкий не угрожал напрямую, но его сообщение было ясным – без его защиты мы могли столкнуться с серьезными юридическими проблемами.

– Что будем делать? – тихо спросил Глеб.

Я сделал еще один глубокий вдох, чувствуя, как паническая атака постепенно отступает, сменяясь тупым, тяжелым осознанием реальности.

– У нас нет выбора, – медленно сказал я. – Мы должны принять его предложение. По крайней мере, сделать вид, что согласны, пока не найдем другое решение.

– А как же наш план? – спросил Дима. – Контролируемое разоблачение, представление Фантома как художественного проекта?

– План провалился, – я покачал головой. – Мы действовали слишком поспешно, слишком неподготовленно. Сейчас наши заявления выглядят именно так, как сказал Савицкий – как отчаянная попытка оправдаться перед расследованием.

Глеб и Дима молчали, понимая, что я прав. Наш план контролируемого разоблачения, который мог бы сработать при правильной подготовке и timing, провалился из-за поспешности, из-за внешнего давления, из-за моего нервного срыва в критический момент.

– Я пойду на допрос, – решил я. – Буду отрицать обвинения Фомина, настаивать на нашей версии о художественном проекте. Но не буду давать конкретных показаний без консультации с юристом. После этого встретимся с Савицким, выслушаем его предложение.

– А если условия будут неприемлемыми? – спросил Дима.

– Тогда будем искать другие решения, – я пожал плечами. – Но сейчас у нас нет выбора, кроме как играть по его правилам. По крайней мере, временно.

Мы разошлись около четырех утра, эмоционально и физически истощенные. Я лег спать, но не мог заснуть, прокручивая в голове события последних дней, анализируя ошибки, пытаясь найти выход из ситуации, которая казалась безвыходной.

Утром, готовясь к поездке в следственный комитет, я чувствовал странное спокойствие – спокойствие человека, который прошел через нервный срыв и теперь находится в состоянии эмоционального оцепенения. Я знал, что сегодняшний день может стать решающим в истории Фантома и в моей собственной истории. И я был готов к любому развитию событий – или, по крайней мере, так мне казалось.

Фантом, которого мы создали как инструмент для собственного успеха, превратился в нечто гораздо большее и гораздо более опасное – в объект борьбы между различными силами, в поле битвы, где сталкивались интересы и амбиции. И мы, его создатели, оказались в странном положении – одновременно контролирующими и контролируемыми, творцами и творениями, преследователями и преследуемыми.

Я смотрел в зеркало, завязывая галстук перед поездкой в следственный комитет, и думал о том, как далеко мы зашли и как трудно будет найти выход, который позволит сохранить хоть что-то – нашу свободу, нашу репутацию, нашу целостность как художников и как людей.

Глава 15: Разоблачение

Следственный комитет располагался в массивном сером здании с колоннами – типичная советская архитектура, внушающая трепет и подчинение. Я поднялся по широким ступеням, прошел через металлоискатель, предъявил паспорт и был направлен в кабинет на третьем этаже.

Старший следователь Петров оказался невысоким мужчиной средних лет с усталым, но внимательным взглядом. Он указал мне на стул напротив своего стола и начал без предисловий:

– Марк Андреевич, я ознакомился с вашим вчерашним заявлением в прессе. Интересная версия – Фантом как художественный проект, коллективный эксперимент. Но она противоречит многим вашим предыдущим утверждениям.

Я сохранял спокойствие, следуя совету юриста, с которым успел проконсультироваться по телефону:

– Я готов ответить на ваши вопросы, следователь Петров, но хотел бы сначала ознакомиться с сутью обвинений и доказательствами, которые у вас имеются.

Петров усмехнулся:

– Разумно. Суть обвинений следующая: Александр Фомин утверждает, что вы, вместе с Глебом Рогозиным и неустановленными лицами, незаконно присвоили его работы и идеи, выдавая их за творчество несуществующего художника Алекса Фантома. В результате этих действий были заключены сделки на сумму более ста миллионов рублей, что квалифицируется как мошенничество в особо крупном размере.

Он открыл папку на столе:

– Фомин предоставил следующие доказательства: эскизы работ, датированные 2021 годом, переписку с программистом, видеозаписи процесса создания работ, свидетельские показания людей, видевших его ранние эксперименты в области цифрового искусства.

Я кивнул, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутри нарастала тревога. Фомин, или, вернее, Савицкий, который стоял за ним, подготовил серьезную доказательную базу.

– Это подделка, – твердо сказал я. – Фомин фальсифицировал доказательства, возможно, с помощью более ресурсных лиц, имеющих интерес к проекту Фантом.

– Интересное заявление, – Петров слегка приподнял бровь. – У вас есть доказательства этой фальсификации?

– Есть доказательства того, что проект Фантом был создан мной, Глебом Рогозиным и программистом Димой Кодером, – я старался говорить уверенно. – Исходные файлы работ, документация процесса их создания, свидетельские показания людей, знавших о проекте с самого начала.

– И вы готовы предоставить эти доказательства следствию? – спросил Петров.

– Да, – я кивнул. – Но мне нужно время для их подготовки и консультации с юристом.

Петров кивнул:

– Разумно. Но должен предупредить вас, Марк Андреевич, что ситуация серьезная. Если обвинения Фомина подтвердятся, речь идет о уголовной ответственности по статье 159 часть 4 – мошенничество в особо крупном размере. Это от пяти до десяти лет лишения свободы.

Я сохранял внешнее спокойствие, хотя внутри все похолодело. Пять-десять лет тюрьмы. За аферу, которая начиналась как способ заработать деньги и получить признание.

– Я понимаю серьезность ситуации, – сказал я. – Но повторяю: Фомин лжет. Проект Фантом был создан нами как художественный эксперимент, исследующий механизмы создания ценности в современном искусстве. Да, изначально мы не раскрывали всю правду о коллективной природе проекта, но это было частью концепции, а не мошенничеством.

Петров внимательно слушал, делая заметки:

– И когда вы планировали раскрыть эту «концепцию»? Случайно не после того, как появились обвинения Фомина и началось расследование?

Это был прямой удар, на который трудно было ответить честно.

– Проект эволюционировал, – осторожно сказал я. – Изначально мы действительно не планировали раскрывать коллективную природу Фантома. Но со временем, видя реакцию публики и критиков, мы начали осознавать более глубокий смысл проекта, его художественную и культурную значимость. Решение о раскрытии правды созревало постепенно.

– И созрело именно тогда, когда Фомин подал заявление? – Петров не скрывал скептицизма.

– Это ускорило процесс, – признал я. – Но не было единственной причиной.

Допрос продолжался около двух часов. Петров задавал конкретные вопросы о создании работ, о продажах, о