NFT: Невероятно Фальшивый Тип - Эдуард Сероусов

в котором раскрою правду о Фантоме, но на наших условиях – как историю эволюции проекта от циничной аферы к серьезному художественному исследованию. Карина опубликует свой манифест одновременно с интервью, предоставляя критический, аналитический контекст для понимания проекта. Глеб объявит о специальной выставке в своей галерее, которая представит все аспекты проекта Фантом – от первых эскизов до последних работ, от документации процесса создания до реакции публики и критиков.

Это был рискованный план, импровизированный, не полностью подготовленный. Но альтернатива – ждать, пока Фомин и Савицкий перехватят инициативу, – казалась еще хуже.

Дима покинул выставку Фомина и направился к нам, чтобы обсудить детали плана лично. Но он так и не прибыл. Через час после нашего разговора он прислал короткое сообщение: «За мной следят. Не могу прийти. Будьте осторожны».

Я попытался связаться с ним, но его телефон был выключен. Это был тревожный знак – Савицкий усиливал давление, возможно, догадываясь о наших планах.

– Нужно действовать еще быстрее, – решил я. – Не завтра утром, а сегодня ночью. Опубликовать заявление в социальных сетях, разослать пресс-релиз, дать короткое интервью по телефону. Не идеально, но лучше, чем ждать, пока нас загонят в угол.

Глеб выглядел встревоженным:

– Это слишком поспешно, Марк. Мы не готовы. Манифест не доработан, выставка не организована, стратегия коммуникации не продумана до конца.

– У нас нет выбора, – повторил я. – Дима под наблюдением. Фомин подает иск. Савицкий сжимает кольцо. Мы должны действовать сейчас, даже если не все идеально.

Мы связались с Кариной, объяснили ситуацию. Она согласилась ускорить публикацию манифеста, даже если он не был полностью доработан.

– Это не идеально, – признала она. – Но вы правы – лучше действовать сейчас, на своих условиях, чем позволить им перехватить инициативу.

Мы разделили задачи. Я должен был подготовить заявление для социальных сетей и короткое интервью для онлайн-издания. Карина – доработать манифест настолько, насколько возможно за несколько часов. Глеб – организовать пресс-релиз и начать подготовку к экстренной выставке.

Я сел за компьютер, чувствуя странную смесь тревоги и облегчения. Тревоги – из-за поспешности, неподготовленности, риска. Облегчения – от мысли, что долгая игра в прятки подходит к концу, что правда наконец будет раскрыта, пусть и не в идеальных условиях.

Я начал писать заявление, стараясь найти баланс между честностью и представлением нашей аферы в наиболее выгодном свете:

«Сегодня я хочу раскрыть правду о проекте, известном как Алекс Фантом. Это не просто имя художника, это название коллективного арт-эксперимента, который я инициировал вместе с программистом Димой Кодером и галеристом Глебом Рогозиным.

Проект начинался как исследование механизмов создания ценности в современном искусстве, роли художника и его идентичности, границы между подлинным и фальшивым в эпоху цифровой репродукции. Да, изначально в нем был элемент провокации, даже цинизма – мы хотели показать, как легко создать успешного художника «из ничего», опираясь только на грамотный маркетинг и таинственность.

Но со временем проект эволюционировал, превратившись в нечто большее – в серьезное художественное исследование, затрагивающее фундаментальные вопросы современной культуры. Работы, созданные в рамках проекта Фантом, обладают подлинной художественной ценностью, независимо от того, кто их автор.

Я решил раскрыть правду именно сейчас, столкнувшись с попытками присвоить проект, исказить его суть, превратить художественный эксперимент в предмет юридических разбирательств. Алекс Фантом – это не Александр Фомин, как он утверждает. Это не отдельный человек вообще. Это коллективный проект, концепция, исследование. И сейчас, раскрывая эту правду, мы завершаем один этап проекта и начинаем новый – этап открытого диалога о природе искусства, авторства, подлинности в цифровую эпоху».

Я перечитал написанное, внес несколько правок, добавил подробности о технической стороне проекта, о философской концепции, о художественной значимости работ. Это не было идеальным заявлением – слишком поспешным, недостаточно проработанным. Но оно было честным, насколько это возможно в данных обстоятельствах, и представляло нашу аферу в наиболее выгодном свете.

Я отправил текст Карине и Глебу для проверки и начал готовиться к интервью. Онлайн-издание, с которым мы связались, согласилось опубликовать эксклюзивный материал уже утром, если мы предоставим все необходимые комментарии и документы до полуночи.

Время поджимало. Глеб все еще не получил подтверждения от своих сотрудников о возможности экстренной выставки. Карина работала над манифестом, внося правки и дополнения. Дима оставался вне связи, что вызывало все большее беспокойство.

Около одиннадцати вечера, когда мы были в разгаре подготовки, раздался звонок в дверь. Я напрягся – в такой поздний час это не могло быть ничем хорошим.

– Кто там? – спросил я, не открывая.

– Дима, – голос звучал напряженно. – Открывай быстрее.

Я открыл дверь. Дима выглядел растрепанным, встревоженным. Он быстро вошел, закрыл за собой дверь и только потом заговорил:

– Меня преследовали. Двое мужчин, весь вечер. Я пытался оторваться, менял маршрут, запутывал следы. Думаю, я их потерял, но не уверен.

– Савицкий усиливает давление, – мрачно сказал Глеб. – Он догадывается о наших планах.

– Возможно, – Дима кивнул. – Или просто усиливает наблюдение перед дедлайном, чтобы мы не выкинули какой-нибудь фокус.

– Тем более нужно действовать быстрее, – решил я. – Мы почти готовы. Заявление написано, Карина дорабатывает манифест, интервью согласовано. Осталось только подготовить документы для журналистов – фотографии, скриншоты, доказательства нашего авторства.

Дима сел за компьютер и начал собирать технические материалы – исходные файлы работ Фантома, документацию процесса их создания, эволюцию алгоритмов. Это были наши главные козыри в противостоянии с Фоминым – реальные, подлинные материалы, доказывающие наше авторство.

Мы работали лихорадочно, понимая, что времени остается все меньше. Карина прислала доработанный манифест – не идеальный, но достаточно сильный и убедительный. Глеб получил подтверждение от своих сотрудников о возможности экстренной выставки, начиная с завтрашнего дня.

Все шло по плану, пусть и импровизированному, поспешному. Мы готовились раскрыть правду на своих условиях, превратить потенциальную катастрофу в художественный жест.

И тут мой телефон зазвонил. Номер был незнакомым.

– Да? – я ответил, чувствуя нарастающую тревогу.

– Марк Белецкий? – официальный мужской голос. – Старший следователь Петров. Мы расследуем заявление о мошенничестве в особо крупном размере, связанное с продажей произведений искусства под именем Алекса Фантома. Мне нужно, чтобы вы приехали в следственный комитет завтра в 10 утра для дачи показаний.

Я почувствовал, как кровь отливает от лица. Официальное расследование. Следственный комитет. Мошенничество в особо крупном размере. Это было гораздо серьезнее, чем мы предполагали.

– На каком основании? – я пытался звучать спокойно. – Кто подал заявление?

– Александр Фомин, – ответил следователь. – Он утверждает, что вы и ваши сообщники незаконно присвоили его работы и идеи, продавая их под именем несуществующего художника Алекса Фантома. У него есть доказательства, которые мы сейчас изучаем.

– Это абсурд, –