Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин

трудно. Я вытанцовывал перед ним, уходя от уколов гладиуса. Иногда звонко шлепал саблей плашмя по добротным доспехам. У галлов хорошо налажено кузнечное дело. «Белый» доспех им пока не по силам, но пластинчатые делают из твердой стали, высококачественной по нынешним меркам. Я даже не был уверен, что сабля сможет прорубить ее, разве что вмятину оставит. Зрителей эти шлепки не смешили, потому что понимали, что не смог бы причинить вреда, даже если бы захотел.

Когда соперник подустал и еще больше замедлился, я во время очередного финта не ушел на безопасную дистанцию, а сблизился почти вплотную и уколол кинжалом в одно из немногих незащищенных мест — подмышку. Пока не додумались делать там вставку из кольчуги. Клинок вошел под углом вверх, к ключице, и глубоко, сантиметров на десять. На нем осталась кровь, когда выдернул и отскочил, уходя из-под рубящего удара гладиусом наотмашь назад. Обычно у этого оружия не затачивают лезвия, потому что служит для уколов, но у галлов свои причуды.

Крупеларий остановился. Я решил, что он собирается признать поражение, расслабился. Не тут-то было. Видимо, справившись с болью во время укола, мой соперник решил продолжить поединок. Теперь он стал еще медленнее и поднимал руку с гладиусом, чем дальше, тем с большим трудом. Уверен, что большая часть зрителей, если не все, не заметила, что я ранил его, поэтому плохо понимала, что происходит на арене. Кое-кто даже начал свистеть, подгоняя нас. Мол, пацаны, шевелитесь, я не за эту скукотищу заплатил!

Я не спешил. Наверняка мой противник истекает кровью, но она не видна под доспехами. Второй укол может оказаться смертельным, а мне не хотелось убивать этого бронированного увальня. Ничего плохого он мне не сделал, сражался честно.

Рука с гладиусом двигалась все медленнее, будто наливалась свинцом. Крупеларий предпочитал не шевелить ею, держал направленным в мою сторону и поворачивался корпусом, из-за чего еще больше стал похож на робота с плохо написанной программой. Наверное, любое движение рукой вызывает боль. Как бы он не умер от потери крови.

После очередного захода за правую руку соперника, я ударил его ногой по кисти, сжимавшей рукоятку гладиуса. Оружие вылетело легко. Видимо, держали его, превозмогая боль и слабость. Крупеларий даже не дернулся, чтобы добежать и схватить гладиус первым. Видимо, понимал, что не успеет. Левой рукой попробовал поднять щит, закрыться, но малость запоздал. Острие моей сабли уже протиснулось между нижним краем решетчатого забрала шлема и верхней горизонтальной полосой лорики сегментаты, уперлось в шею. Теперь двигаться было опасно для жизни.

Трибуны взревели, но как-то иначе, чем во время предыдущего боя, и свиста было больше, который чаще является выражением обиды, недовольства. Кто-то настойчиво требовал убить крупелария. Я таких понимал: скучный это тип гладиатора. Судья решил иначе и объявил о моей победе.

Я отошел от противника, традиционно поднял обе руки с оружием и медленно повернулся вокруг своей оси под рев и крики зрителей. Когда вернулся в исходную точку, крупеларий сидел на земле без шлема и левой рукой пытался стянуть с себя пластинчатый панцирь. По его просьбе помогли сделать это два подбежавших лолария, открыв верхнюю часть туловища, залитого справа кровью, вытекающей из раны немного ниже подмышки.

Вот теперь зрителям стало понятно, почему бой закончился именно так, начали скандировать хором:

— Крокута! Крокута! Крокута!…

На входе в служебные помещения меня встретил Луций Дуилий и привычно похлопал по плечу, ничего не сказав. И так все понятно. Гладиатор сделал свое дело, гладиатор может отдохнуть.

Обтеревшись мокрым полотенцем и переодевшись, я вышел в коридор, где однорукий раб вручил мне увесистый кожаный мешочек с шестью сотнями сестерциев наградных, к которым я добавил подарки зрителей, переданные мне двумя охранниками — почти полторы сотни сестерциев. Еще был пучок зелено-синих с золотым перьев павлина. Наверное, они что-то символизировали, но ни охранники, ни мои коллеги не знали, что именно. Может быть, зритель намекал, что пора воткнуть их в задницу и в таком виде выйти на следующий бой.

— Что это? — спросила и Флавия, встретив меня на улице.

— Подарок зрителя. Пытаюсь понять, что он значит, — ответил я.

— Какая разница! Мне тоже всякую ерунду дарили! — отмахнулась она и спросила: — Сколько зрители подарили?

— Полторы сотни, — сообщил я.

— Мало. Надо было убить его, тогда бы больше дали, — сделала вывод моя сожительница, доложила, что ставка на мою победу принесла нам всего двести семьдесят сестерциев, после чего поинтересовалась, как я понял, не только из любопытства: — Почему ты не убил его?

— А зачем⁈ — удивился я. — Он ничего плохого мне не сделал.

По выражению ее лица догадался, что ответ неправильный, но развивать тему Флавия не решилась. Я еще не муж, лучше не сердить лишний раз.

— Почему ты не убил его? — задала такой же вопрос и Цецилия Летилия, которую я считал пацифисткой до кончиков ногтей, всегда обрезанных коротко.

Иногда люди открываются с неожиданной стороны, и потом не знаешь, что с этой информацией делать, потому что в предыдущий шаблон не влезает, а конструировать новый кажется излишним.

Глава 35

Обычно в холодное время гладиаторские бои устраивают редко, по случаю смерти какого-нибудь богатого патриция. В этом году пауза была короткой. Оплатил следующие Марк Випсаний Агриппа, единственный друг детства императора Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа. Это он выиграл все важные сражения и помог родственнику получить неограниченную власть в Риме. Главным распорядителем зрелища был выбран Луций Дуилий. Он обязан был обеспечить в первый день выступления бестиариев с разными диковинными животными и казни преступников, а во второй — поединки шестидесяти пар гладиаторов.

— Никак не могу найти тебе пару. Все отказываются, боятся, — пожаловался мне Луций Дуилий.

— Предложи выставить против меня пару скутаров. За тысячу сестерциев расправлюсь с обоими, — сказал я.

— Ты не шутишь? — не поверил он.

— Нет, — ответил я. — С одним противником мне уже скучно сражаться.

— Хорошо, я поговорю с хозяевами лудусов, — пообещал он и таки договорился.

За два дня до боев я узнал, что в Рим вернулся император Октавиан Август. С помощью струсивших противников мне давали понять, что пора закончить карьеру гладиатора, но я выторговал себе рискованную задержку. При подписании контракта, что становлюсь гладиатором, изгоем из мира живых, я предупредил Луция Дуилия, что находиться в этом статусе буду до возвращения императора. Дальше