Постоянство хищника - Максим Шаттам

А еще хочет убедиться, что они подчиняются его приказам. Чтобы они не попали в руки других служб, других высоких начальников. Де Жюйя защищал их. Но в своем нынешнем состоянии Людивина уже не понимала, нужно ли ей это. Все казалось оправданным ради спасения Хлои Меньян. Антони Симановски не умер и, судя по всему, не был Хароном, но знал о нем многое. Нужно разговорить его, пока не поздно.

Они добрались до места раньше полуночи. Толпа журналистов уменьшилась на две трети. Неделя без серьезного прорыва – слишком долгий срок для СМИ, незачем держать все силы на месте. Увы, надежда на то, что в первые дни будут сделаны сенсационные разоблачения, испарилась вместе с самыми нестойкими папарацци.

Они припарковались, и Торранс указала Людивине на палатки:

– Предупрежу Рьеса или Бардана, что мы вернулись, а вы ложитесь спать, завтра будет долгий день.

Людивина кивнула, не в силах предугадать, уснет ли она мертвым сном, едва коснувшись импровизированной подушки, или адреналин, бурлящий в венах, не даст ей отдохнуть. Не хотелось бы провести еще одну беспокойную ночь.

Тень ждала ее у палатки.

Она сразу поняла, кто это, и бросилась в объятия Марка. Они молча стояли так некоторое время, тесно прижавшись друг к другу. Понимая друг друга без слов.

– Я слышал, что случилось, – наконец произнес он, – и не мог оставить тебя одну.

Она не знала, кто оповестил Марка и как он получил доступ сюда. Наверное, благодаря статусу агента спецслужб, который открывал перед ним практически все двери, но ей было все равно. Имело значение только его тепло, его запах. Его сила. Людивина подключилась к нему и почувствовала, что ее аккумулятор медленно заряжается. Как ни странно, именно сейчас ей хотелось, чтобы ночь тянулась вечно. Бесконечная ночь для двоих. Они будут плыть в этом равнодушном мире, замкнутые на себя. Защищенные своим союзом. Эгоистичные и полностью открытые только друг другу.

Позже, лежа в его объятиях под просвечивающей тканью палатки, Людивина спросила:

– Ты серьезно говорил насчет кота?

Марк зарылся носом в ее растрепанные волосы, вдохнул их аромат.

– С тобой я всегда говорю серьезно.

* * *

Рано утром Марку удалось отвезти Людивину на осмотр в больницу Мюлуза, совсем недалеко. Она ничего не сломала, а синяки и ссадины были пустяковыми. Труднее всего оказалось расставаться с любимым человеком. Она поняла, как одиноко ей было в последние несколько дней, как хорошо, когда он рядом. Она то и дело прижималась к нему, держалась за его руку, спрятав пальцы в большой ладони, тыкалась носом в шею. Она чувствовала себя одновременно уязвимой и защищенной. Марк принимал ее, подыгрывал и, казалось, впитывал эти проявления любви. Каждый поддерживал другого по-своему. Полные нежности, они являли собой противоположность тем суровым профи, которыми бывали при исполнении.

– Когда ты уезжаешь? – спросила Людивина, пока они терпеливо ждали результатов обследования, сидя на неудобных стульях в коридоре.

– Вот провожу тебя, тогда и отправлюсь.

При мысли, что они снова расстанутся физически, у Людивины скрутило внутренности. Она решила не терять ни секунды и прижалась к нему.

Гильем информировал Людивину о ходе расследования. Сейчас все застопорилось. Она разрывалась между желанием продлить момент счастья здесь, вдали от всего, и потребностью оказаться в гуще событий, почувствовать себя полезной. Она достала из бумажника маленькую семейную фотографию, которую сняла с холодильника Хлои Меньян. Четыре радостных лица, полных надежд на будущее, сияли под холодным неоновым светом ламп. Людивина не могла отвести глаз от Хлои. Такая счастливая…

Она спроецировала себя на Хлою, и это было не на пользу. Ни ей самой, ни следствию. Людивина и сама пережила похищение[8], хотя предпочла похоронить этот эпизод в памяти и вытаскивать только в случае крайней необходимости. Заточение. Ужас. Подавление. Жесточайшая борьба за выживание. Ее похитил не такой извращенец, случай был несопоставимым, но она без труда представляла, что сейчас испытывает Хлоя.

Я должна превратить это в силу, а не в слабость. До сих пор я старалась не вспоминать, но что, если это окажется полезным?

Марк угадал ее чувства, обнял за плечи и поцеловал в волосы. Просто показать, что он рядом.

Людивина вскочила.

Они уехали, не дождавшись анализов, больница отправит отчет напрямую в уголовную полицию, чтобы успокоить генерала.

На шахте Марк проводил свою половину в штаб, после чего собрался ехать в Париж. Он посмотрел на копер над «Гектором».

– Там они лежали?

Людивина кивнула.

– Журналисты говорят, что пропавшая женщина может стать новой жертвой. Есть шанс, что она жива? – спросил он.

Людивина прикусила нижнюю губу.

– Эту гонку мы проигрываем…

Марк взял ее за плечи и притянул к себе. Они дошли до подножия старого командного пункта. Он не стал скрывать озабоченность и взял Людивину за подбородок.

– Когда найдете тело, я…

– Ее еще можно спасти.

Он посмотрел на нее с нежностью, но в то же время открыто и серьезно.

– Надеюсь. Но я прагматик. Так что, если это случится, ты возьмешь два дня передышки. Мы уедем. Всего на двое суток, но тебе это нужно. Обещаешь?

Она согласилась с явной неохотой.

– Врешь… – Марк устало улыбнулся. – Я знаю тебя как облупленную. Ничего, если потребуется, я сам тебя заберу. Ты обещала.

Их последний поцелуй оказался горьким. Это была горечь разлуки.

В штабе было на удивление тихо. Там сидели Торранс, Гильем и Рьес, все вымотались, на плечи давила свинцовая тяжесть.

Людивина кивком спросила у начальницы, как успехи.

– Отказывается говорить.

– Где он?

– В штаб-квартире отдела расследований Страсбурга.

– Не сказал ни слова?

Гильем уточнил:

– Он ведет себя так, будто боится нас.

– Он? Да ну, ерунда.

– Сказал он только то, что ему конец. Что его убьют.

– Если не расскажет, что знает о Хароне и где находится Хлоя Меньян, это вполне вероятно, – прокомментировала Людивина, не осознавая, что и впрямь на это готова. – Наши следователи все еще в «Лекувре»?

– Кто-то из них поехал сюда, хотят допросить Симановски, – сообщил Гильем. – Остальные продолжают работать на месте.

– Все еще никаких новостей?

Торранс покачала головой.

Расследованием в Бордо занимался местный отдел расследований в связке с командой Париж – Страсбург, но они никуда не продвинулись. Значит, у них только одна серьезная зацепка, да и та сидит под стражей в полиции.

– Полагаю, мы начнем с истории жизни Симановски? – спросила Людивина.

История жизни представляла собой полное исследование всего, что определяло личность. Собиралось максимальное количество данных. Огромная, утомительная, долгая работа, для выполнения которой нужно было подавать заявки для доступа к определенным данным. Например,