Песочные часы - Ольга Романовская

— Демон знатный! — расплылся в довольной улыбке стражник.

Надо же, сразу нашлась тема для разговора, и подозрения с меня сняли.

— А правда, что их рабами кормят? — я испуганно косилась на агейру, разминавшего тело, гибко потягиваясь и хлопая крыльями.

— Ну ты дура! — расхохотался араргец. — Куриными мозгами раскинь: разумно ли кормить кого-то человечиной? Нет, в корме недостатка не будет, только подохнут собачки — вы ведь такие тощие! Не, агейров мясом кормят, целого телёнка за раз съедают. Наедятся и дрыхнут, мерзавцы, пушкой не разбудишь! А теперь проваливай, нечего мне глаза мозолить.

— Кстати, — он прищурился, — а ты чья? Вот возьму и скажу хозяину, что у ворот ошиваешься! Попку свою не жалко, красотка?

Солдат расхохотался и отвернулся, отвлечённый проверкой документов.

А я поспешила уйти. Незачем хозяину знать, где бываю.

Повезло, что разговорчивый стражник попался, теперь знаю, как бороться с агейрами. Выяснить бы, когда их кормят! Или кто возит им еду.

Интересно, а крысиная отрава на них действует? Много, наверное, нужно, столько Карен не продадут, а мне и подавно. Заикнись я о снотворном или яде — попаду к квиту. Тут и вину доказывать не нужно, всё и так понятно.

Да и Карен, хоть мы и подруги, в свой план посвящать опасно. Хотя трудно без помощи…

План… Нет его пока, так, одни обрывки. Знаю только, как из города выбраться, но ведь этого мало, нужно на континент попасть.

В начале июня, через два месяца после отъезда хозяина, здоровье госпожи резко ухудшилось. Она жаловалась на постоянные недомогания, тошноту по утрам, боли в спине, целыми днями лежала и просила распылять по комнате любимые духи: от их запаха дурнота отступала.

Как-то утром я застала её встревоженной и растерянной. На вопрос, в чём дело, норина Мирабель ответила, что почему-то пополнела, хотя практически ничего не ест, и указала на небольшой животик.

Госпожа действительно сильно исхудала за последние недели — а талия, наоборот, расплылась.

Всё это слишком похоже на одну вещь, и я, не удержавшись, смущённо и десять раз извинившись за наглость, спросила, давно ли у неё были женские недомогания. Ответ норины заставил принять единственное правильное решение — вызвать врача.

Осмотрев госпожу, тот сообщил две новости: хорошую и плохую. Во-первых, виконтесса Тиадей беременна, чуть меньше трёх месяцев. Ума ни приложу, как она сама этого не поняла! Видимо, графиня Ларели не считала нужным просвещать дочь на такие «низкие» темы. Во-вторых, виконт Тиадей мог не стать отцом.

Беременность протекала плохо, с отклонениями, и врач опасался выкидыша. Меня тоже пугали кровотечения госпожи, пусть слабые и редкие, но их не должно было быть!

Норине Мирабель прописали лежать, не совершать резких движений и не волноваться. К ней дважды в день приходил врач, осматривал, поил лекарствами.

Я неотлучно сидела при госпоже, уходя только на ночь, когда меня сменяла вторая горничная, и молилась, чтобы хозяин как можно скорее вернулся. Пусть он и не любил супругу, но рядом с ним ей станет лучше. Да и мне спокойнее: никто не заподозрит в злом умысле.

Приехал сеньор Мигель, сообщил радостное известие: военная компания близилась к концу, хозяин передал командование кому-то другому и со дня на день окажется дома.

Теперь маг на пару с врачом что-то делал с госпожой. Меня из спальни выгоняли, уж и не знаю, что там творилось. Наверное, усиливали действие лекарств магией или проводили особые ритуалы.

Хозяин возник на пороге глухой ночью. Взмыленный, промокший до нитки (за окном лило как из ведра), растрёпанный, похожий скорее на простого солдата, нежели на Коннетабля Арарга. Видно, что спешил, не жалея ни себя, ни Раша, ни коня.

— Как она?

Он сбросил на пол мокрую куртку и ополоснул лицо водой, чтобы взбодриться и прогнать сон. Затем тщательно вымыл руки и велел принести переодеться.

Зевая, поплелась к шкафу. Видимо, бессонницу хозяина придётся разделить мне, поднятой с кровати посредине цветного сна.

Вкратце обрисовала ситуацию, не скрывая, что врач давал неблагоприятные прогнозы.

Будто подтверждая мои слова, тишину дома нарушил женский крик. Норина Мирабель.

Мы оба, не сговариваясь, бросились в её спальню.

Испуганная плачущая госпожа лежала на кровати. При виде мужа она расплылась в виноватой улыбке и начала бормотать: «Оно само, я даже не вставала».

— Что случилось, Мирабель? — хозяин присел на кровать, взял жену за руку.

— Боль, резкая боль. У меня дыхание перехватило. И она не проходит, — по щекам госпожи потекли слёзы.

Муж притянул её к себе, вопросительно косясь на меня. Будто я знала, что делать! Да, я женщина, да, мне легче понять госпожу, но я ничем не могу помочь, хотя хотела бы. Искренне хотела бы.

— Ай, опять! — взвизгнула норина Мирабель, вцепившись в руки мужа.

Лицо её на мгновенье побелело, губы плотно сжались. Она скрючилась, поменяла положение тела, и я увидела пятно крови на простыне.

И не только я.

Хозяин, успокаивая супругу, велел немедленно разбудить сеньора Мигеля (он знал о приезде мага) и послать за врачом. Именно послать, а самой вернуться сюда.

Лицо волшебника говорило о том, что дела плохи. Он кое-как остановил кровотечение, но предупредил, что с болью ничего сделать не сможет.

Потом пришёл врач, выгнал всех из комнаты, оставшись один на один с госпожой.

Под утро мы узнали печальную новость: у норины Мирабель случился выкидыш.

Хозяин повёл себя лучше, чем я ожидала: несмотря на то, что известие стало для него ударом, предпочёл пойти к супруге, чтобы утешить. Он просидел там часа два, после чего велел принести ей снотворного, а себе бутылку рашита. Покосился на меня, одарив усталым печальным взглядом, и пробормотал: «Что за наказание-то?».

В доме воцарилась тяжёлая, тягостная атмосфера. Слуги молчаливо сочувствовали хозяевам, а я разрывалась между ними. После выкидыша супруги норн стал настойчивее, снова заговорил о детях и периодически с надеждой интересовался, не тошнит ли по утрам.

Мне было его жаль. Он тяжело переживал смерть неродившегося ребёнка, пожалуй, даже сильнее, чем норина Мирабель, которая, видимо не до конца понимала, что произошло. Я даже задумалась, не стоит ли бросить пить капли — остановила мысль, что, родив, окончательно предопределю свою судьбу. Да и хотелось, чтобы дети были свободными. Я не желала дочери судьбы скены.

Через четыре месяца после трагедии, когда чувства немного притупились, а врач заверил, что госпожа способна забеременеть и выносить ребёнка, хозяин начал снова ночевать в спальне супруги. Ему хотелось наследника, и норине Мирабель теперь тоже. Видимо, считала себя виноватой в том, что не оправдала надежд мужа, не сделала то, ради чего он на ней женился.

Я радовалась: перестала разрываться между разумом и сердцем. Продлись это ещё месяц — и я бы носила его ребёнка. В том, что забеременела бы, не сомневалась: капли не накапливались в организме, а хозяин был полноценным мужчиной. Раздавленным мужчиной, которого хотелось утешить.

Норн оставил меня в покое, даже отменил запланированный визит к врачу. Он надеялся со второй попытки получить будущего виконта Тиадея от той, что и должна его родить.

В начале зимы норина Мирабель забеременела вторично. На этот раз никаких опасных симптомов не было, животик постепенно рос, мучая хозяйку только тошнотой. Тем не менее, врач регулярно её осматривал, чтобы исключить малейшую возможность повторения несчастья.

Госпожа радовалась, радовался и хозяин, оказывая повышенное внимание беременной супруге. Глядя со стороны, казалось, что он её любит.

Беременность, хоть и протекала без опасений за здоровье малыша, выдалась для норины Мирабель тяжёлой: тошнота по мере приближения родов не спадала, а, казалось, усиливалась, ноги отекали. Бедняжка не могла смотреть на еду, болезненно реагировала на резкие запахи, стала нервной, много плакала безо всякой причины.

Она боялась рожать, боялась родить мёртвого ребёнка или умереть во время родов. Я устала успокаивать её и с облегчением вздохнула, когда у госпожи начались схватки.

Мирабель кричала, а хозяин, осушив пару стаканов рашита, заперся в кабинете, велев сказать, когда всё закончится. Ждать пришлось долго: миновал день, наступила ночь, а крик младенца всё не раздавался.

Акушерка несколько раз выходила, просила сладкого чаю и, отказываясь что-либо говорить, возвращалась к роженице.

Норн не мог заснуть, выискивал невидимую пыль, придирался к слугам, срывал волнение на попадавшихся под руку хырах, мерил шагами комнаты. Его бесило собственное бессилие и неизвестность.

— Успокойтесь, хозяин, всё будет хорошо, — я решилась протянуть кружку с успокоительным. Понимаю, он волнуется, но ведь от него ничего не зависит. — С госпожой врач, опытная акушерка. Сеньор Мигель готов помочь в любую минуту. Роды иногда затягиваются, к примеру, одна моя родственница рожала два дня…