Нефритовая лошадь Пржевальского - Людмила Львовна Горелик

него нет. Надо думать. По-хорошему нужно бежать и спасаться самому, а у него два дела. Во-первых, мальчик этот, Коля, на его голову! Одного нельзя отправить: заблудится или, чего доброго, к тем попадет… Не менее важным Глухов считал спасение двух домов на краю деревни Боровики. Пожалуй, он лучше, чем кто-нибудь здесь, в этой глуши, понимал их ценность. Он, когда увидел их, обомлел.

Игорю было тридцать семь лет. Из них семь он провел в тюрьме. А раньше он окончил Институт живописи, архитектуры и скульптуры им. Репина при Академии художеств и был уже известным в Петербурге скульптором, участвовал в выставках, был популярен в узких кругах. Незадолго до перевернувшей его жизнь трагедии он получил свою мастерскую. В ней-то и произошла беда.

Он сам открыл этим Асиным друзьям дверь. Они были сильно выпивши. По первому впечатлению, они хотели всего лишь поговорить с девушкой. Ася сама велела впустить их. «Я должна ему все объяснить», – сказала она. Он даже вышел на кухню, чтобы не мешать разговору. Когда увидел, как по безжизненному лицу Аси вытекает струйкой изо рта кровь, он кинулся на тех двоих. С его-то силушкой закончилось убийством одного из гостей, второй, слава богу, в больнице оклемался. Асю его безрассудство не спасло, она умирала на его глазах рядом с поверженными бандитами, «Скорая» не помогла. У него хватило сил вызвать и полицию, те тоже приехали одновременно со «Скорой».

Его отпустили через семь лет за хорошее поведение – и вот опять. Бежать бы ему отсюда как можно быстрее – прятаться или искать толкового адвоката, он еще не решил… Но сейчас нельзя бросить ребенка и эти удивительные два дома. Их надо спасти. Не исключено, это его миссия – возможно, затем он здесь и оказался. Пока шел до бункера, так ничего и не придумал.

Коля сидел тихо, фонарик горел (надо бы экономить батарейку…). Выпили воды с зачерствевшей булкой – больше еды не оставалось. Чем же ребенка кормить? Необходимо до завтра его вернуть родителям, это обязательно. Он решил, что самое удобное – отвести мальчика до Боровиков. А там пусть сам, один идет к Дондуковым, так лучше будет.

– Коля, – сказал он. – Я сейчас отведу тебя в деревню Боровики, это близко. Там, правда, всего в одном доме люди живут, но хорошие, нормальные. Муж и жена, пенсионеры. Ты сам к ним постучишься и скажешь, что вышел из лесу, блуждал там. Про меня ничего не говори и про остров тоже. Блуждал все это время по лесу, заблудился. Вот только вышел – и все. Они тебя родителям передадут.

Мальчик нахмурился, глаза налились слезами.

– А ты? – спросил он. – Я не хочу к ним один идти, я лучше с тобой побуду.

– Коля, со мной нельзя. У меня дело важное есть, я один должен, маленьким нельзя.

– Я большой, я через два месяца в школу пойду! Не хочу один оставаться!

– Ну хорошо, я тебя до самой двери Дондуковых доведу. Постучишь в дверь, когда я отойду подальше, за дерево спрячусь. Я не уйду, пока они тебе не откроют, не бойся! Они тебя утром родителям отдадут!

Они шагали по лесу в сторону Боровиков. Уже совсем стемнело, однако Жора не зажигал фонарик – при свете звезд хорошо известная дорога и так просматривалась, а батарейку экономить надо. Говорили почему-то шепотом – дядя Жора эту моду завел, а Коля поддерживал – обстановка располагала. Вполне сказочная была обстановка: таинственные великаны-деревья, почти круглая, со щербинкой коварная луна – то появится, то скроется за облаками, – еле слышный шелест травы и отдаленный, слабый крик филина.

– А что у тебя за дело такое… – начал опять канючить Коля, но дядя Жора неожиданно резко дернул его за руку и зашипел, как змея:

– Ш-ш-ш-ш..

Далеко за деревьями темноту прорезал свет фонарика. Круглое желтое пятно света двигалось, приближаясь к ним.

– Ш-ш-ш-ш… – опять прошипел дядя Жора. – Надо спрятаться и сидеть тихо, – и он потащил Колю подальше от дорожки, за деревья.

Они спрятались в стороне от дороги – под старой разлапистой сосной; ее ветви спускались низко, под ними мог укрыться не только маленький Коля, но и огромный дядя Жора. Он мальчика обнимал, чтоб ему было не так страшно. А Коля и не очень боялся – ему интересно было. Свет фонарика приближался. Кто-то шел по дорожке в их сторону. Вот уже совсем близко. Двое. Довольно высокие мужчины. Разглядеть их было нельзя: за пределами светового пятна фонарика все вырисовывалось лишь в виде смутных теней. Вскоре стали слышны голоса – тихие, однако не шепот.

– Слышь, Сучок, может, щас и зажжем? Уже ж темно, часов одиннадцать, наверно. Уже спят они.

– Куда это ты спешишь, Гусь? Торопливость знаешь где нужна? Пусть заснут как следует, чтоб рано не переполошились. А то ты прошлый раз все испортил: не спал еще дед, вот и устроили суматоху, переполошили всех!

– Ты долго еще будешь вспоминать? Тебе вечно Гусь виноват! А где мы тут ждать теперь будем? Так и будем пнями стоять посреди леса?!

– Зачем стоять? Пойдем в бункере пока посидим – он тут рядом.

И они прошли по дорожке в ту сторону, откуда только что Жора с Колей пришли.

Дядя Жора и Коля еще посидели молча, пока те двое не ушли достаточно далеко. Потом стали вылезать из-под сосны, отряхиваться.

– Ну вот, а ты за них волновался – на чем они с острова приплывут… Даже раньше, чем я думал, приплыли! Я их только завтра ждал, – он говорил по-прежнему шепотом.

И Коля тоже шепотом ответил:

– Хорошо, что мы из бункера ушли! Они ж там теперь…

– Хорошо-то, хорошо… Только что теперь делать-то? Как мне с тобой быть? Не хочется тебя в это дело вмешивать, недетское оно. Знаешь, иди все-таки к Дондуковым… Только про меня не говори – чтоб не пристрелила меня Ульяна Васильевна раньше времени…

Однако Коля изо всех сил уцепился за его руку.

– Нет! Я с тобой! – это он говорил уже вслух, тонким детским голосом. Того и гляди закричит-заплачет, только этого не хватало!

– Тихо! Со мной, со мной! Не реви только! – шепнул ему Жора. – Погоди, я, кажется, придумал, где тебе пересидеть, пока я с ними справлюсь.

И он повел мальчика по дорожке по направлению к Боровикам. Коварная, непостоянная луна спряталась, светили одни звезды. В их слабом свете очертания пожарищ казались не такими страшными. Коля видел сгоревшую деревню впервые, ничего не понял и не испугался.

– Как много домов здесь строится! –