Нефритовая лошадь Пржевальского - Людмила Львовна Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сущности, самое путешествие еще и не начиналось. Они собирались исследовать Северо-Западный Тибет, проникнуть в Лхасу, потом идти в восточно-тибетскую провинцию Кам. Пока что стояли в Караколе, делали кое-какие закупки. С Пржевальским были проверенные друзья, ученики: Робровский, Козлов. Пошли и некоторые знакомые по прежним походам казаки: Пантелей Телешов, Петр Нефедов. Он пытался уговорить на этот поход и старого, еще с первого монгольского путешествия, своего товарища Дондока Иримчинова. Но тот отказался, сославшись на возраст: сил поубавилось и взяться им уже неоткуда. «Дидон Мудрый в этом случае умнее меня», – рассуждал Пржевальский. Он тоже испытывал глубокую нравственную усталость. Старался побороть ее беспрерывной деятельностью.
На третий день после прибытия в Каракол Пржевальский с Робровским и тремя казаками поехал в Пишпек (теперь Бишкек) закупать верблюдов. Заодно получили почту, что пришла им вдогонку. Николая Михайловича, помимо нескольких официальных депеш, ожидало письмо от Пыльцова. Сразу посмотреть не успел, потому что ездили в Верный – нужно было обменять русские деньги на китайские. Вернулись поздно, уже ночью, и Пржевальский с интересом, но и со значительной долей отстраненности начал письмо Пыльцова читать.
Старинный друг и родственник писал про охоту, описывал похороны Макарьевны… Потом перешел к своим семейным обстоятельствам, стал рассказывать о поездках с женой к соседям. И вдруг… «были раза два у Петровских. Марья Тимофеевна наконец-то обручилась с Плескачевским. Все этого, как ты помнишь, давно ждали… Шурочка говорит, что это для Мари хорошая партия. Я тоже так думаю. Аркадий, конечно, звезд с неба не хватает, однако имение содержит в порядке, имеет прекрасную репутацию среди смоленского чиновничества, а главное – спокойный, уравновешенный человек. О Мари не говорю, ты ее знаешь – у нее и ума, и сердца на двоих достанет. Свадьба в октябре».
Он прочитал раз, потом другой… «Свадьба в октябре». Посмотрел дату – письмо написано почти месяц назад, да, собственно, какая разница? Огромная луна светила в окно – что-то она ему напоминала… Ах да, тогда тоже «луной был полон сад…».
– Робровский, пошли на охоту! – закричал он. – Там в долине реки Чу фазанов полно!
Почти сразу и выехали, уже начало светать. Река Чу, со светлыми медленными водами, проходила здесь по низменной болотистой местности, а фазаны любят влажную почву, их там действительно много водилось. Пржевальский гонялся за ними с остервенением, устал безумно (но он этого и добивался), сильно вспотел. Он хотел прогнать свое воспоминание: раскрытый рояль, ночь, луна… А в ушах звучала песня:
…И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной…
Несколько раз в этот день, нарушая собственный приказ, он пил сырую воду из светлой реки Чу…
Нынешней зимой среди киргизов, живших в верховьях реки, свирепствовала эпидемия брюшного тифа, и пить сырую воду членам своего отряда он категорически запрещал. Сам, разумеется, тоже не пил. Раньше… Мало ли какая там зараза? Но в тот день он метался, как раненый волк, и то и дело пил, зачерпывая горстью, отравленную воду речки Чу.
В Каракол прибыли через неделю. И там тоже он не находил покоя, ничего ему не нравилось. За день переменил несколько квартир – и ни одна его не устроила. Все были мрачные, гадкие. На улицах Каракола ему тоже не нравилось.
– В квартире отвратительно, и выйти некуда, – говорил он и был необыкновенно деятелен.
Вместе с Робровским и Козловым отправились за город, подобрали удобное место для бивака возле Каракольского ущелья. Экспедиция в тот же день перебралась туда. Поселились в юртах. Он хотел сейчас быть как можно ближе к природе, он верил – это спасает.
– В ущелье устроим облаву на диких коз! – говорил он. – Тянь-шаньской козы в музее еще нет.
На следующий день у него поднялась температура. Выглядел он больным, но на предложение позвать врача ответил отказом.
– Не в первый раз! И так пройдет! – сказал он.
