Нефритовая лошадь Пржевальского - Людмила Львовна Горелик

не надо чаю, – отказался он. – Я не к Кириллу. Давай, Ксения, встретимся на той полянке, где раньше встречались. Поговорить нам надо.

Он вышел из дома и отправился в лес. Вскоре и она пришла на условленное место. Сели под высокой березой, а начать говорить он не мог.

Что-то с ним творилось этим летом. Старость, что ли? Всегда решительный, он не знал, с чего начать. Душа переворачивалась, слезы подступали к глазам.

– Я сильно постарел, Ксения? – спросил он.

– Нет, – не согласилась она. – Пополнели немного только… И с чего вам стареть? Что у вас, семья? У вас никаких забот не может быть.

– Бывает, что у одинокого человека забот больше, чем у семейного… – Он старался справиться с волнением. – Ты очень чуткая, Ксения. И думаю, ты уже почувствовала, раз так сказала: про одиночество, про семью. Я и сам не знаю, что со мной будет дальше. Как на перепутье стою и не знаю, в какую мне сторону идти. Ты ведь знаешь, что я всегда ухожу в путешествия, и скоро мой срок – уходить надо. Или в путешествие, или еще куда-то… Я могу и совсем уйти, не так я уже молод.

– Ах, не говорите так, Николай Михайлович! – на ее глазах появились слезы. – Мне главное, чтоб вы были счастливы. Обо мне не думайте, я и так с вами радости много видела – куда уж больше.

– Ксения, я думаю о вас с дочерью. – Он протянул ей пачку денег. – Здесь две тысячи рублей, возьми их. Они могут понадобиться вам с Марфой. Мало ли что может случиться? В каком положении вы останетесь?

– Нет-нет, – испугалась она. – Этого не надо! Мы не пропадем! А если возьму, я перед Кириллом никогда не оправдаюсь. – Она смутилась, замялась… – Он ведь Марфу из своих детей не выделяет! Любит ее, как и других.

– А. Кирилл знает? – спросил Пржевальский.

– Кто ж это разберет… – она скорбно пожала плечами. – Может, и догадывается. Он не обижает меня – понимает. Нас ведь поженили – мы совсем не знали друг друга. Любви ни с какой стороны не было, ни с моей, ни с его. Она и не пришла, любовь, а вот уважение потом появилось. Он это тоже понимает. Кирилл старается для семьи, для детей, как никто. Денег я взять не могу, Николай Михайлович, простите! Если деньги Кириллу отдать – все равно что признаться. А вдруг он не простит? Не буди лихо, пока тихо – так матушка моя говорила. А вам, Николай Михайлович, как я счастья желаю, так никто никому не желает! – и она его перекрестила.

Домой генерал шел в большой печали. Шагал тяжело… «И впрямь пополнел, – думал он. – Это всегда при оседлой жизни я так расслабляюсь, полнеть начинаю. А когда пойду в путешествие, это пройдет. В путешествии опять в прежнюю форму войду, в походе все исправляется быстро, и смысл жизни понятен, и все просто делается. Да, вот именно, это и главное – в путешествии просто. Там все само собой решается». Он обрадовался этой мысли и зашагал быстрее.

Глава 24. Оборона Дондуковых

Дядя Жора шел впереди, большими шагами, Коля семенил сзади, ему казалось, дядя Жора и забыл про него – о чем-то своем думал. «Наверно, о красоте, которую нельзя потерять», – решил Коля и тоже стал думать о своем – о старухе-терминаторе, например. Зачем она его ищет? Может, ей помощь его нужна? Но он не успел этот вопрос продумать, потому что дядя Жора, оглянувшись, к нему обратился:

– Коля, а ведь время уже за обед перешло. Ты, наверно, есть хочешь?

Коля помотал головой:

– Не очень.

Есть, конечно, хотелось: он вчера за весь день только тот бутерброд съел, вечером, а сегодня еще не ел ничего. Но откуда дядя Жора возьмет еду? Не хотелось его еще больше расстраивать. Поэтому Коля соврал.

Дядя Жора, однако, ему не поверил, пробормотал что-то вроде: «Сейчас перекусим» – и стал оглядываться по сторонам.

– Знаешь, пойдем лучше в бункере пересидим, – сказал он наконец. – А то меня как увидят, сразу схватят. А бункер здесь рядом есть – и не увидит там никто, в безопасности пересидим.

Коля не перечил – что за бункер? Ему даже интересно было. Они и впрямь подошли очень скоро к какой-то норе вокруг дерева. Перед входом дядя Жора полез в сумку и вытащил… фонарик! Ух ты! Это он у тех, в пещере взял. Коля смутился (это ж он чужое взял…), однако, помня отповедь насчет лодки, на этот раз ничего не сказал.

Протиснувшись в нору вслед за дядей Жорой, Коля увидел, что пол в ней весь засыпан привядшими лопухами.

– Ого! И здесь уже Валя побывала, – сказал дядя Жора почти весело. – Ну, тем лучше, будем надеяться, что больше не придет. А от лопухов, в этом она права, вреда нет, даже, наоборот, польза.

В сумке, кроме фонарика, оказался зачерствевший кусок батона, заветренный кусок колбасы, нож, бутылка воды и даже пачка томатного сока. Дядя Жора все порезал, колбасу при этом понюхал и ребенку вырезал из серединки. Они поели и мальчика сморил сон – все же он ночью спал мало.

Жора уложил его на узкие полати возле стенки – видно, Валя для себя соорудила, – а сам лег рядом прямо на разбросанные