Нефритовая лошадь Пржевальского - Людмила Львовна Горелик

хотелось, хотя и есть тоже, – в кухне, где остался дядя Жора, послышался шум. Он услышал непонятный хлопок, вскрик, чужой мужской голос. Мальчик испугался и не сразу приоткрыл дверь в кухню – чуть-чуть, щелку сделал. Заглянул в эту щелку: дядя Жора сидит на стуле, вытянув вперед руки, незнакомый мужик навел на него пистолет и вместе с какой-то пожилой женщиной опутывает дядю Жору веревкой. Коля испугался бы много сильнее, но вдруг… узнал в женщине тетю Лелю!

– Тетя Леля! – заорал он и кинулся к женщине.

Та, вздрогнув, повернулась. Мужик с пистолетом тоже оглянулся к нему, но дядя Жора убегать не стал. Так и сидел полупривязанный к стулу, смотрел на мужика с пистолетом – когда он его наконец окончательно привяжет. Тот быстро пришел в себя, повернул пистолет на дядю Жору и продолжил привязывать, а дядя Жора сидел смирно, ждал.

Тетя Леля обнимала, прижимала к себе и ощупывала Колю, заглядывала ему в лицо и кричала:

– Что он с тобой сделал! Коля, скажи правду! Ты теперь в безопасности, не бойся! Мы тебя в обиду не дадим! – и с ненавистью смотрела на Жору.

– Не трогайте его! Он хороший! – Коля вырвался от тети Лели и кинулся к мужику, попытался выбить у него пистолет из рук. Но тот держал крепко, а Колины руки молча отвел, чтоб не мешали.

– Кто хороший?! – она аж задохнулась от удивления. – У тебя стокгольмский синдром! – Тетя Леля опять поймала Колю, начала его обнимать и целовать, а тот вырывался и кричал мужику с пистолетом:

– Отпусти его!

– У него стокгольмский синдром, Порфирий Петрович! Не слушайте его!

Коля опять вырвался, однако тетя Леля его поймала.

Дядя Жора, уже привязанный, сидел смирно под пистолетом и вдруг сказал негромко:

– Не орите так. И свет надо выключить – спугнете.

– Кого спугнем? – быстро спросил Порфирий Петрович. – У тебя сообщники?

– Свет выключите! – повторил Жора.

Секунду поколебавшись, Потапов, продолжая сжимать направленный на привязанного пистолет, приказал:

– Елена Семеновна, выключите свет!

– Да вы что! – заорала тетя Леля. – Нашли кого слушать!

– Выключите! – так же громко заорал, пытаясь вырваться от нее, Коля. – Дядя Жора знает!

– У тебя стокгольмский синдром, бедный мальчик! Мы тебя вылечим! У меня в Смоленске знакомый невропатолог, очень хороший! Ишиас мне вылечил! – Тетя Леля все-таки успела его опять схватить и кинулась целовать.

Потапов, не убирая дула пистолета от привязанного Жоры, щелкнул выключателем. Слабый свет звезд струился в окно, но пока что он мало помогал: к такому освещению надо было привыкнуть.

– Я и в темноте не промахнусь, не сомневайся! – сказал Потапов. – Ну, рассказывай!

– Что не промахнешься, это хорошо – возможно, пригодится. Дело в том, что намечено оставшиеся два дома сжечь и, возможно, придут сегодня, очень скоро. Если вы их освещенными окнами и криками не спугнули.

– Так… – сказал Потапов. – Сотрудничаешь, стало быть, со следствием… Молодец!

– Сотрудничаю! – ответил Жора. – Развяжите меня, я вам помогу с ними справиться, их двое. Не сомневайтесь: у меня есть и свой интерес.

– Так… – опять протянул Порфирий Петрович. Затем спросил вкрадчиво: – А какой же это у тебя интерес? Может, ты и учительницу убил из-за дома?

Глаза присутствующих уже начали привыкать к темноте. Но выражение лица, конечно, нельзя было различить. Видели лишь общие очертания предметов и фигур. Однако и по голосу было ясно, что бывший участковый растерян.

– Наталью Ивановну я не убивал, – мрачно ответил привязанный. – А интерес тот, что я за дома эти лично переживаю. Во-первых, это большая художественная и историческая ценность. Во-вторых… долго рассказывать. Потом расскажу, если развяжешь.

– Развязывать я тебя, конечно, не стану. Посиди пока так. Сам справлюсь, если что.

В это время послышался короткий собачий лай. Собака только начала лаять и как бы захлебнулась.

– Дуная убили, падлы, – сказал привязанный. – Развяжи, а?

– Елена Семеновна, – обратился Потапов к женщине, – посторожите его пока, вот вам пистолет. – Елена Семеновна отпустила Колю и взяла пистолет из рук милицейского пенсионера. – Если что, стреляйте, не стесняйтесь. Да, и полицию вызовите! Я скоро. – И он быстро вышел.

Коля, притихший после того, как начался диалог Потапова с Жорой, вдруг закапризничал.

– Кушать хочу, тетя Леля! – заныл он, почти как маленький Петя. – Я очень кушать хочу, не ел давно.

– Сейчас, сейчас, Коленька! Сейчас я тебе приготовлю! – Она и про телефон тотчас забыла, и от привязанного Жоры отвернулась, опустив пистолет. – Тут же должно быть что-нибудь съедобное, сейчас поищу! – Она стала рыться в шкафчике. – Ага, хлеб засохший! Сахар, чай! Чайку тебе сейчас сделаю. – И в холодильник полезла, присев на корточки и бормоча. – Так, масло есть, уже хорошо… – Она достала масло из холодильника.

Коля в это время перепиливал подобранным с пола тесаком Жорины веревки.

– Коля, детка, я тебе пожарю гренки! Вкуснее будет, чем просто хлеб с маслом!

При этих словах она обернулась к мальчику. И обомлела… Коля сидел на табуретке в прежней позе, а гопника не было!

Она завертелась, оглядывая кухню – все ж без электричества плохо видно. Гопника не видела!

– Тетя Леля, не ищите – он ушел!

– Как ушел?! Он же привязан… к стулу… был… Куда ушел?!

Мальчик равнодушно пожал плечами. Потом сказал капризно:

– А чай на чем вы вскипятите, тетя Леля? Плитку надо искать… Дядя Жора на улицу ушел. Развязался как-то… Я чаю хочу, тетя Леля! С гренками!

Глава 31. Битва

Проснувшись утром в похмелье и не найдя в пещере Искусствоведа с мальчишкой, Сучок и Гусь поначалу решили, что они где-нибудь здесь, вышли воздухом подышать… Опохмелились (Искусствоведу не стали оставлять), съели по бутерброду… Гусь вышел посмотреть, куда все-таки Искусствовед делся – долго нету. И вернулся расстроенный:

– Сучок, он на нашей лодке уплыл! Лодки нет…

Сучок долго ругался («Ну, Жора, ну, сука…), рассказывал всякими словами, что он с Жорой сделает после его возвращения. Потом успокоились, стали ждать… Жрать, однако, хотелось, потому что еда кончилась еще утром, и водка тоже. К вечеру приплыл этот хмырь, который очень расстроился, не найдя Жору с мальчишкой, однако забрал Сучка с Гусем, вывез их с острова (а попробовал бы не вывезти!). Он же принес им еды и четвертинку водки (а попробовал бы не принести!). Обеспечив их, он сам отчалил. Скатертью дорожка!

Сучок с Гусем долго закусывали в лесу, но почти не пили, там и нечего было… Как стемнело, пошли на дело. Оно было самое простое: по заказу одного бобра из Москвы они уже спалили практически нежилую деревню (под пансионат бобру это место понадобилось), да два дома