Река жизни - Владлен Петрович Шинкарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что делать? Я успокаиваю: во дворе бельё никто не украдёт, а она возражает: а выгорит, пылью покроется, что мама скажет, ее дорогой подарок?
Наконец пытливый ум моей жены находит выход:
– Иди на почту, отправь соседке телеграмму, чтобы бельё сняла. Не забудь указать, где ключ находится, чтобы комнатные цветы полила. Не возвращаться же нам домой из-за такого пустяка.
Приезжаю на почту, беру бланк, заполняю:
– Горах зпт дома не скоро зпт снимите бельё зпт ключ собачьей будкой тчк.
Девушка на почте долго вычитывает телеграмму, а потом с решимостью работника ФСБ, заявляет:
– Такую телеграмму я отправить не могу! Это шифровка!
Я, естественно, возмутился, смотрю на неё удивлёнными глазами и ласково – трепетно заявляю:
– Как же так не можете?!
А сам от неё глаз не могу оторвать. Она смущённо и говорит:
– Что вы так смотрите на меня растерянно. Ничем помочь не могу! Идите к начальству.
Я кинулся к начальнику почты. После долгих объяснений начальник почты соглашается отправить телеграмму, но только после его правки. Что делать, соглашаюсь, не гореть же белью на солнце синим пламенем.
Когда телеграмму отправили, начальник почты привычно успокаивающим тоном объясняет:
– Знаете, в горах много бродит всякого люда, и все на одно лицо, не поймёшь: то ли отдыхающий, то ли турист, то ли бандит!
На последнем слове, я аж встрепенулся, но промолчал. Рад, что телеграмма хоть спокойно ушла. Буквально на следующий день получаем телеграмму:
– Бельё сняла зпт козу загнала сарай тчк.
Думаю, при чём здесь коза, когда её у нас и помине не было. Видно, на почте текст перепутали. Не в первой…
Махнули мы рукой на эту телеграмму и в горы подались. Приходим через пару суток к друзьям, а они нам еще одну телеграмму показывают, а у самих с испуга руки дрожат:
– Немедленно выезжайте зпт козой заинтересовалась полиция тчк.
Тут-то не до смеха, какой там отдых. Быстро собрались и домой. Через восемь часов напряжённой поездки: кругом ведь видеокамер понавесили, сильно не разгонишься, подъезжаем прямо ко двору соседки. Та с налету затараторила:
– Захожу во двор снимать бельё, смотрю, коза уже одну простынь дожёвывает, за вторую берётся. Я же вспомнила, Нюра, как ты говорила: «Вот куплю дойную козу, да мужа подлечу, а то в последнее время на меня и не смотрит»
Я в недоумении смотрю на жену и слово не могу вымолвить. А соседка и продолжает:
«Ну, думаю, соседи дают: купили козу, выпустили пастись, уехали, а загнать забыли. Я её и загнала в ваш сарай. На следующий день ко мне и заявился участковый наш, Палыч. Мол, так да этак, пропала коза у бабы Любы, что через двор от вас живёт. Выпустила она её в огород пастись, бросилась под вечер загонять, а козы и след простыл. Она в полицию, по горячим следам заявление накатала. Стал Палыч пытать меня, не видела ли я, как кто-то из наших пьяниц эту козу в свой двор загонял. Зачем грех на себя брать, я и показала, где коза стоит. Участковый и вручил вам повестку в полицию, как только вы появитесь дома. Я-то понимаю, дело тюрьмой пахнет, как не пожалеть вас: приедете отдохнувшие, и прямо в тюрьму. Тут же вам телеграмму и отбила»
Я, плохо скрывая злость и досаду, дал же бог соседей, впихнул нашу «спасительницу» в машину и прямиком поехал в отделение полиции. Отделались лёгким испугом. Теперь моя жена меньше ко мне придирается: а то ведь как раньше было – что не случится в доме, я один виноват!
Умный директор
Сейчас развелось столько умных руководителей – один ужас, диву даёшься! Если такими темпами будем и дальше двигаться, то смотришь, в ближайшее время нас, простых тружеников, и не останется. Берегли богатство страны. Спрашивается для кого?
Для умников, которые только и думают день и ночь, как карманы свои набить. Причём никого из них не волнует, чья эта собственность: частная или общенародная.
А последнее понятие они специально из своего лексикона выбросили. Так легче воровать без зазрения совести и стыда. Более того, модно стало этим богатством кичиться, до неприличия хвастаться, унижая тем самым свой же честный народ. Нас сейчас уверяют, что прежнее время было плохое, почти никчемное, «застойное». Но как-то странно получается, к застойным показателям вот уже на протяжении двадцати лет никак приблизиться не можем. Сознавая своё превосходство перед прошлым, мы не улучшаем настоящую жизнь, не украшаем её морально по совести, а калечим всё – то хорошее, что у нас было. А мы в короткое время под одобрительные крики безумных и бездарных людей всё разорили в прах и пустили гулять по ветру дым отчизны.
Мысли эти натолкнули написать рассказ об умном директоре нашего института. Нет его уже давно в живых. Но меня гложет совесть, что при его жизни он так и не услышал от меня добрых и справедливых слов в его адрес.
Короче говоря, едим мы как-то в Главк, в Москву, на научно-технический совет. Только сели в поезд, Василий, заведующий лаборатории и мой лучший друг, достаёт бутылку ереванского коньяка. В купе ещё учёный секретарь нашего института и ведущий химик. Осушили мы эту бутылочку на четверых довольно быстро. А закуска-то то ещё осталась: яйца, сало, окорок, лучок. Разве эта выпивка, при такой-то закуске? Здесь химик и достаёт бутылку чистого спирта – ректификат. Проводница быстро принесла боржоми.
И, как это всегда бывает, тост за тостом, шутка за прибауткой моего друга так развезло, что он и забыл, где находится. Одуматься бы Василию, почему он один говорит, а все молчат? Так он же, давай-ка высказывать всё наболевшее учёному секретарю, при этом каждый раз попрекая директора: то в недальновидности, то в грубости, то в хитрости, то в коварстве. Прошло два года, как его избрали по конкурсу на должность зав. лаборатории, а ему, видите ли, квартиру до сих пор не предоставили.
Смотрю, мой друг башку свою умную крутит, и ещё пуще давай критиковать заведённые порядки в институте. Я его одёргиваю, но он не унимается. Видно, поколбаситься перед уважаемыми учёными очень охота. Мало ему учёного совета! Дескать, он такой человек единственный в учёном совете, знает, в каком направлении должна развиваться наша отечественная наука.
Меня это так взбесило, что я плюнул и полез на верхнюю полку спать.
Я уже голову положил на подушку и слышу, как
