Река жизни - Владлен Петрович Шинкарев

убогость. Когда подошла моя очередь, я естественно взял столько, сколько требовали обеспокоенные граждане.

С ценной покупкой вышел на улицу и радостно вздохнул московским воздухом. Благодать, рабочий день кончился, можно успокоиться и отдохнуть. Но гложет мысль – хорошего, дорогостоящего подарка так и не купил для жены и дочери. Бежать дальше по магазинам нет сил и терпения, да и пора позаботиться о ночлеге. Знаю по опыту, устроится в гостиницу в центре Москвы невозможно. Здесь гостиницы заполнены гражданами из Закавказья, Средней Азии.

Еду на ВДНХ. Там с трудом, за калым, устраиваюсь в гостиницу на сутки. А у самого в голове тревожные мысли, где дальше придётся обитать, не на улице же жить прикажите. Подсказал швейцар гостиницы, – перекантоваться, мол, можно на площади трёх вокзалов. Чтобы вашу рожу не приметили на каждом вокзале переспите одну-две ноченьки, а там и командировка ваша кончится… А что делать простому труженику?.

Переспал ноченьку. Принял душ, побрился, неизвестно, сколько скитаться придётся по вокзалам. Проверил, хорошо ли прикрепила булавками мешочек с деньгами жена, и в метро, до площади. Еду в метро с вещами, а народу утром тьма, все торопятся куда-то, спешат. Не то, что остановиться, передохнуть невозможно – сумку с вещами положить некуда.

Прикатил я к трём вокзалам, вещи в камеру хранения сдал, и пошёл в бюро по изобретениям, в экспертную комиссию, чтобы для начала хотя бы командировочное удостоверение отметить: когда прибыл в столицу нашей родины, и, когда из неё выбыл.

Так, знаете, налегке, не без помощи граждан добрался до комитета по изобретениям. Подыскиваю необходимый кабинет. Мне культурно велят – часок подождать. Я, конечно, человек терпеливый. Ежели надо, могу и сутки ждать, тем более – время то не моё, а государственное.

Но в конце рабочего дня мне говорят – позвольте убираться! Говорю:

– Это всё не по-европейски, круглое невежество!

И как судить таких людей, если в их поступках вины особой нету.

Двумя словами об этом не рассказать. Кое-как перекантовался, то в комитете, то на трёх вокзалах и с новыми силами по магазинам. Одно досадно, за эти два дня с мёртвой точки своё дело не сдвинул.

Вот, – думаю, – люди работают! Махнул я рукой на это дело, и по совету сотрудников – на окраину Москвы, в магазин «Молодёжный».

* * *

Всегда я симпатизировал борьбе с пьянством. Даже вот когда в советскую эпоху бутылка водки стоила чуть дороже двух рублей, я не протестовал против трезвого образа жизни. За трезвость, так за трезвость.

Но, между прочим, при введении строгого режима продажи водки, у меня отчаянно сжалось сердце. Я как бы предчувствовал некоторые резкие перемены в психике людей. И действительно, пьют, что попало, лишь бы захмелеть и всё забыть. Скажи, раньше можно было свободно купить бутылку водки, на каждом перекрёстке – никто не поверит.

Вхожу в «Молодёжный» магазин после недосыпания, помятый и небритый. Глазами тусклыми ищу парфюмерный отдел. Вот и он. А сам думаю – срамота, во всей Москве, купить стоящего подарка своим женщинам не могу! Прямо спрашиваю: «Товарищ продавец, есть ли у вас французские духи?»

Она бегло окинула меня пронзительным взглядом и через мою голову кричит:

– Федька, Лешка!

И здесь сразу же передо мной вырисовываются два интеллигента моего возраста.

– Идите к выходу, вот ваш новый компаньон, с минуты на минуту будет машина.

Не успели мы подойти к выходу, а машина тут как тут. Начинаем разгружать товар. Смотрю, на таре написано: «Тройной одеколон», «Огуречный лосьон»…

Мои новые компаньоны руки потирают, спрашивают, как меня зовут, где я живу и почему меня раньше не встречали?! Объясняю, что я приезжий.

– Тебе сильно повезло, – слышу в ответ.

Где-то через два часа, разгрузив машину, мы отправляемся к зав. отделом. Она разрешает каждому взять по коробке тройного одеколона и огуречного лосьона.

Я в недоумении, глаза вытаращил и тихо промолвил, чтобы никого не вспугнуть:

– Спасибо, друзья, по гроб жизни обязан, но мне нужны настоящие французские духи.

Зав отделом смотрит на меня, а в глазах удивление, потом просветление, и довольный смех: – Давай поскорей деньги, принесут тебе французский туалетную воду.

– Благодарю, – заявляю, – но мне нужны духи.

– А ты знаешь, сколько они стоят?

– Нет, – говорю, – но готов любую сумму заплатить. Да я же могу дать честное слово.

– Мне твоего честного слова не надо, а деньги давай, – называет сумму.

Я ничуть не удивился, так как эти суммы уже слышал от моряков, когда бывал в Новороссийске.

– Чего стоишь, деньги давай!

Я замешкался, деньги-то у меня зашиты в трусы.

– Я сейчас.

А сам, как пробка вылетаю из кабинета в поисках туалета. С горем пополам достал деньги из трусов и назад в кабинет. Деньги подаю, а взамен беру дрожащими руками коробочку с духами. Читаю, что там написано. Несколько раз перечитываю и глазам не верю:

– Париж… Париж… Париж!

– Вот, – думаю, – люди работают! Да в каком-нибудь другом месте разве стали бы со мной возиться, так долго и терпеливо!

Выхожу в зал, а там новые кореша меня поджидают. Суют в руки тройной одеколон и огуречный лосьон, честным трудом заработанные. И говорят:

– Острый кризис, но жить можно!

Национальный вопрос в орденах и медалях

Нынче, все как сговорились – деньги, деньги, деньги! Как будто, знаете, вся жизнь только в этом и заключается. Как будто у нас, за нашу долгую жизнь в советское время, других приоритетов и не было. Впрочем, лучше расскажу одну историю. Так сказать, из подлинной жизни. И, хотя это было в прошлом веке, не менее актуальная для познания национального вопроса в нашей многострадальной стране.

Выехали мы однажды на машине в экспедицию. Приличная машина УАЗ, на которой более 80 км. не разгонишься, а нам пилить далеко, аж в Закавказье. Дали нам в дорогу славного, хорошего шофёра Николая Чёрного. Он всегда с нами с охотой уезжает в длительную командировку. Сам себе начальник, никто тебя не дёргает – никакая там бухгалтерия: то в банк, то на базар, а выпить никто не даёт. А здесь каждый вечер на отдыхе и стопочка, пусть гидролизного спирта, но зато бесплатно.

Конечно, откровенно говоря, ехать с ним было сплошное мучение. Что в городах не более 70 км. в час, что за городом – то же самое, но для душевного спокойствия одна благодать, знаешь домой обязательно возвратишься в здравии.

И вот, стало быть, едим в экспедицию пять человек: два лаборанта, один научный сотрудник и я, руководитель лаборатории.

Летняя природа разворачивается перед нами. Повсюду зелёная травка, поляны с цветущими цветочками. Кавказское небо над нами такое голубое, что