Река жизни - Владлен Петрович Шинкарев

– Отец вернулся.

Только хотел спросить: «Зачем он нам нужен после стольких лет твоего одиночества и моей безотцовщины?» Но глянул на счастливые глаза матери, и мне стало её жалко. Молча, пошел на свою половину.

Вдруг слышу чьи-то задубенелые шаги по коридору и громкий стук в дверь. Мать подбежала, щелкнула щеколдой – и обратно в постель. Я принял вошедшего человека за соседа, перепутавшего дверь в тёмном коридоре. В помятом пальто, в какой-то старой шапке с отогнутыми ушами, весь в снегу. Едва он выгнулся, стряхивая с себя снег, еле держась на ногах, и тот час рухнул на пол в зимнем пальто. Он был настолько пьян, что и слова не мог сказать, хотя бы для приличия поздороваться.

Мать бросилась к отцу и стала стягивать с него верхнюю одежду, то и дело поглядывая на меня. Вдвоём мы кое-как раздели отца и уложили в постель. Он что-то невнятное бормотал, возможно, просил прощения, по – детски подумал я. Всю ночь отец храпел, стонал и что-то бормотал, а мать то и дело вскакивала с постели, поднося ему в кружке холодную воду, тихо успокаивала его.

Утром рано, глядя на храпевшего почти чужого мне человека, я отправился в институт с тяжёлыми раздумьями. Я уже был и не рад такому возвращению отца, всякие мысли одолевали меня. Я понимал, что это временное явление, как бывало раньше, когда ему становилось в жизни плохо, он вдруг вспоминал нас, и на короткое время возвращался в семью. И мать всегда его принимала, всё прощала, как мне казалось, с легкостью. Меня всегда это бесило. С каждым его приходом быстро начиналась новая сытая жизнь, но так, же быстро она и заканчивалась. Но на этот раз, не испытывая никаких сыновних чувств, мне хотелось, чтобы он задержался у нас как можно дольше. Я сознавал, что так матери этого хочется, ей легче с ним, да и мне сытней. Весь день я стремился как можно быстрей закончить предэкзаменационные дела в институте, возвратиться домой и повидать трезвого отца. Когда пришёл домой, отца не застал, мама хлопотала у печки, в комнате пахло сытно и аппетитно. Я спросил: «А этот где?»

– Уехал за своими вещами, – бросила через плечо мать. Я снова, как в прошлый раз, заволновался. Мама сразу же уловила мою нервозность и попыталась успокоить, потрепала мои волосы, приговаривая:

– Никуда не денется твой отец!

– А вдруг та женщина простит его снова? – дрожащим голосом вымолвил я, глядя в глаза матери. Мать испугалась на мгновение, а потом твёрдо и выпалила:

– Да что он, рёхнулся, что ли? Ещё месяц тому назад он сам просил меня соединиться с семьёй. Я просто тебе не говорила, чтобы не волновать. А сама долго думала, как поступить! Понимаешь, он слаб и беззащитен, если его сейчас не приму, то он пропадёт: сопьётся.

Я молчал, а мама продолжала: «Сынок, есть такие люди, которые всегда кажутся безобидными, хотя и знаешь, что они эгоистичны и жестоки. Создаётся впечатление, что они невинны, хотя и случается быть свидетелем их мерзких поступков. Но, когда человек любит, а я люблю твоего отца, то готов всё простить любимому, чтоб только оставаться рядом с ним и видеть его ежедневно. Я знаю, тебе кажется, что я без меры доверчива и глупа и могу быть обманута кем угодно. Нет! Просто я хочу помочь твоему отцу. Ты меня поймешь когда-нибудь». С этими словами она всепрощающе посмотрела на меня, надеясь на понимание и согласие. Я же думал о том, как люди безалаберны из-за своих пороков, из-за полного безволия, находясь во власти любви.

Было, попытался готовиться к зачётам, но мысли упрямо не хотели проникать в память. Бесполезно читая конспекты лекций, медленно, не дождавшись приезда отца, заснул.

Проснулся от того, что мать в какой-то довольной, но несколько пугливой спешке будила меня:

– Отец приехал!

Мгновенно вскочил и, улыбаясь, пошёл навстречу отцу. В тот вечер мы долго сидели единой семьёй за столом. Не припомню, чтобы мы были когда-нибудь так счастливы.

Обычно, когда отец переезжал к нам жить, то более месяца он у нас не задерживался. Когда я был маленький, почему-то винил мать и меньше обращал внимание на недостатки отца. Теперь, повзрослев, стал многое понимать: дело не в матери. Дня не проходило, чтобы к вечеру, к концу рабочего дня он не был пьян. Моя мать всегда его защищала – мол, у него такая сложная работа: едут из сёл руководители хозяйств и все с могарычём – вот и спаивают честного человека. Нет, мать не плакала, она, молча в себе, переносила это горе, отроду не видевшая ничего, кроме недоли. А сейчас я сидел за столом и ловил себя на мысли: неужели всё наладится, и мы будем счастливо, беззаботно жить!

Перевалило за полночь, но никто не хотел спать. На ночь отец устроился на полу, рядом с кроватью матери. На пол мать положила теплое одеяло, в изголовье фуфайку, укрыв отца каким-то покрывалом.

За это время нашей счастливой, но короткой совместной жизни отца назначили заместителем начальника краевого управления сельхозхимии. Новая работа полностью его захватила и в то же время потащила в какой-то омут. Участились выпивки на работе, в кругу сомнительных друзей и женщин. Мать ужасали те перемены, которые с ним происходили, но сил с этим бороться у неё не хватало. Она считала, что он, при всей жестокости к ней, порядочен, честен, поэтому никогда его не контролировала, давала полную свободу действий и выбора.

Он признавал, что он не прав, но совесть в нём не просыпалась, как того желала мама. Вскоре он переехал жить на дачу. Я наведывался к нему часто: идти туда нужно было пешком по мосту через Кубань, а потом по берегу километров пять. Не всегда отец пускал меня в дачный дом. Из раскрытых окон, которых всё лето вываливался папиросный дым, весёлый шум мужских и женских голосов. Правда, когда я приходил к нему, он убеждал меня взять деньги или кусок мяса. Я же никогда не отказывался, хотя знал, что мама будет злиться и ругаться. Он всегда спешил быстро отделаться от меня: не терпелось возвратиться в захмелевшую компанию. Я уходил с досадным огорчением, что нет у него никогда времени поговорить со мной задушевно, по-отцовски: спросить об учёбе, о матери, о моих увлечениях. К моей жизни он никогда не проявлял интереса.

Наступила осень. Возобновились занятия в институте, и я всё реже и реже стал к нему