Река жизни - Владлен Петрович Шинкарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расположились мы возле речки, жена хвастается своим загаром, а сестра, попивая пивко со мной, то и дело повторяет:
– Ох, как я измучилась с вашим хозяйством! Ну как в этом случае не расслабиться.
Дело шло к обеду, пастух пригнал стадо коров на водопой. Жена, завидев нашего бычка, вдруг закричала с умилением:
– Боря! Боря!
Бычок, не обращая внимания на крики моей жены, подбегает к свояченице, и со всего маху бьёт её по руке с бутылкой пива. Бутылка летит в одну сторону, а свояченица в другую.
От неожиданности я опешил.
В это время моя жена схватила пустую бутылку и давай перед мордой бычка размахивать ею, отгонять от пострадавшей.
Бычок страшно заревел и стал рыть землю передними копытами и трясти головой. Я только и успел крикнуть то ли для потехи, то ли от страха:
– Беги!
Моя жена сорвалась с места, как спринтер. С невероятной скоростью она помчалась, петляя среди деревьев, а я – за ней.
Слышу за нами топот копыт, оглядываться некогда – я и прибавил ещё хода. Вдруг слышу голос пастуха:
– Петрович, остановитесь! Мы отогнали бычка!
Не веря своим ушам, я оглянулся и увидел верхом на лошади пастуха.
Обессиленный, я остановился, и стал искать жену, и здесь я увидел, как она неуклюже слазит с дерева. Потом даже не могла объяснить, как она оказалась там.
Подходим мы к нашей стоянке, кругом всё разворочено, бутылки с пивом разбросаны.
Свояченица сидит на пеньке, держится за бок, а я-то давно уже все сообразил: и про бычка, и про свояченицу. Говорю ей с ехидцей:
– Как это надо понимать?
А она смотрит на меня бесстыжими, пьяными глазами и так правдиво молвит:
– Я здесь не причём! Дурной, бешеный!
Я посмотрел на неё осуждающим взглядом и промолвил:
– Это надо ещё разобраться, кто из вас дурней?
В тот же день мы и отправили пострадавшую в больницу – лечиться. Только вот – не знаю, помогут ли ей врачи!?
Гармонь
В сны и приметы там всякие я, господа, не верил, пока не произошёл в нашей семье необычайный случай.
Был у меня дед, потомственный кубанский казак. В то время, когда он жил с моей бабушкой, из всех музыкальных инструментов на всю станицу, была одна гармонь, и та у деда. Играл он на ней и пел казачьи песни, на зависть другим казакам, задушевно и трогательно. Но, когда надо было сыграть весело и виртуозно – на свадьбах, был неузнаваем. Многие девчата в станице по нему сохли, но в жёны он выбрал мою бабушку. Прожила она с ним в любви и тревоге. Мужик он был видный и, невзирая на то, что они имели шестеро детей, дед любил погулять на стороне. Бабушка ему всё прощала, а вот его гармонь ненавидела, готова была её растерзать. А дед, как в насмешку, всегда держал гармонь с собой рядом, даже когда ложился спать: с одной стороны на печке была бабушка, а с другой гармонь. Так они прожили тридцать пять лет. За год до смерти дедушка перестал играть по свадьбам, да и на сторону ходить. Вечером сядет, бывало, на лавочку перед домом и тихо поёт только грустные песни. Бабушка моя заволновалась. То и дело с расспросами к нему:
– Что случилось, Григорий, не приболел ли ты? Может, к врачам обратиться?
А Григорий этих врачей, как чёрт ладана, боялся, а сам потихоньку на глазах таял. За день до смерти дедушка и завёл «курьёзный» разговор с бабушкой: просил прощения за все свои любовные грехи, выпрашивал выполнить одну его волю – положить в гроб гармонь. Этот разговор с дедушкой бабушка скрыла от всех.
Похоронили деда станичники, как доблестного казака.
Гармонь по наследству досталась моему отцу, который обладал таким же безупречным музыкальным слухом. Правда, кроме гармони, в наследство досталась и привычка любить на стороне.
Прошло почти пять лет и как-то отцу снится сон: дедушка обращается к нему с просьбой узнать, почему бабка не положила в гроб гармонь? На том свете, мол, ему скучно без гармони, тоска заедает. Бабушке пришлось рассказать всем о том разговоре. Она хлопотливо убеждала:
– Сынок, я заметила твои способности к музыке сызмальства и хотела, чтобы отец гармонь только тебе оставил, как память. Поэтому и не положила гармонь рядом с ним».
А потом, вдруг всплеснув руками, запричитала: «Да простит меня Бог, боялась я, что с гармонью он и там будет так же гулять. Прошу тебя, когда умру, положи в гроб рядом со мной эту злосчастную гармонь. Пусть играет на том свете под моим присмотром, так будет лучше»
Мой отец так и поступил, как велела бабушка.
Грустная история
Любил ли маму мой отец? Я так и не понял. Это осталось загадкой, которая меня всегда тревожит до сих пор, хотя мою голову уже давно покрыла седина. Моя ранняя память помнит только мои осторожные чувства к родителям, когда он после очередной женитьбы, оказавшись выброшенным на улицу, перебрался к нам жить.
Жили мы тогда на окраине большого города, жили бедно, нуждались во всём. В узкой комнате, побелённой известью, находились скудный наш скарб: две узкие кроватки занимали почти половину комнаты, огромный, как будто барский стол, кем-то выброшенный на свалку, неуклюже притулился у окна, из-под него всегда торчали две табуретки. Ворча и причитая, нашла мама место и для моей гордости: этажерки с книгами. Я только что поступил в сельскохозяйственный институт, нет – не по призванию, а по нужде.
Сколько себя помню в детстве, никогда не видел на столе целую буханку хлеба: такая была норма. Через всю свою жизнь пронёс особую любовь к хлебу. Поэтому мой выбор профессии был связан с особым отношением к хлебу, как божеству. Решил – стану агрономом, буду выращивать хлеб.
Хлеб – моя первая любовь, пронесенная через всю жизнь, а литература – моя вторая и поздняя любовь, которой пришлось изменить в юности по нужде, не осмысленно. Получил аттестат зрелости, а вместе с ним – рекомендацию на филологический факультет, но вдруг неожиданно для своей учительницы, сделал непредсказуемый выбор в своей жизни, о котором в последствии ни разу не пожалел.
В один из вечеров я задержался в институте. Надвигалась в моей жизни первая студенческая сессия. Войдя в дом, я заметил, что наша единственная комната в коммуналке перегорожена занавеской.
– Что это