Только ты и я - Лор Ван Ренсбург

натурального египетского хлопка. Ему было все равно. Уткнувшись лицом в его подушку, она предлагала ему себя.

Потом он лежал на спине, закинув одну руку за голову, а другой обнимая ее за плечи. Их тела и вся постель были липкими от пудинга, воздух был пропитан запахами бананов и сладкого крема. Ее голова лежала у него на груди, и он чувствовал, как трепещут ее влажные ресницы, ощущал ее горячее дыхание. В конце концов она выскользнула из его объятий и направилась в ванную комнату. Приподнявшись на локте, Стивен с удовольствием любовался плавными движениями ее округлых ягодиц. Чем-то она напоминала ему юного олененка, впервые вставшего на тоненькие ножки.

«Я, пожалуй, немного выпью. Ты что-нибудь хочешь?» – спросил он.

Она, не оборачиваясь, покачала головой.

«Нет, спасибо». – Ее голос еще немного дрожал после их недавних упражнений.

Он провел с ней всего два часа и почти совсем забыл об отце. Элли погасила пламя обиды, пылавшее в нем, когда он стоял на ступеньках школы; даже кислый вкус, который он всегда чувствовал на языке после разговоров со Стюартом, куда-то исчез.

«Это тебе спасибо», – прошептал он, когда из ванной послышался шум воды.

И все же Стивен совершенно не знал, что́ она делает и с кем общается, когда не встречается с ним или не сидит на занятиях в университете. Тогда он так и не спросил, с кем, собственно, она поссорилась и кто ее так расстроил, и, по правде сказать, это его совершенно не волновало. Не волновало до того момента, пока Элли не начала вести себя как те слетевшие с катушек героини фильмов и сериалов, которые ломают мужчине жизнь либо потому, что считают, будто имеют на это «право», либо в качестве наказания за какие-то предполагаемые прегрешения.

Стивен вдыхал едкий запах ее сигарет и собственного пота и страстно желал только одного – вырваться отсюда, чтобы просто выйти наружу и вдохнуть полной грудью морозный, чистый воздух. Как он вообще здесь оказался? Как сюда попал?

Ответ пришел тоже в виде запаха – острого химического запаха, который нес с собой мучительное воспоминание.

40

Стивен

М. было семнадцать. Ему исполнилось двадцать пять, и он во второй раз в жизни исполнял обязанности замещающего преподавателя. После того как Стивен получил ученую степень доктора филологии, он избрал этот вид деятельности в надежде вырваться из сферы академической науки, где царила тень его отца.

На его лекциях по английской литературе она сидела в третьем ряду, то и дело откидывая с лица длинные черные волосы. Иногда она принималась задумчиво грызть кончик карандаша. Зубы у нее были мелкими и ровными, а чуть подкрашенные губы – розовыми и блестящими. В теплые дни она убирала волосы наверх, собирая их в свободный пучок и закалывая одним из своих обгрызенных карандашей. Для Стивена М. была магнитным полюсом, который каждый четверг, с двух до трех часов пополудни, неизменно притягивал к себе его взгляд.

В те времена Стивен имел обыкновение каждое утро, перед работой, плавать в бассейне, благо тот располагался очень удобно – на половине пути между подготовительной школой и его неоправданно дорогой квартирой-студией. Обычно он приходил туда к самому открытию. В столь ранний час в бассейне никого не было, если не считать спасателя, который, скрестив руки и уронив голову на грудь, дремал на высоком кресле в углу. В течение сорока пяти минут Стивен до ломоты в плечах плавал от бортика к бортику, разрабатывая мускулы и безжалостно сжигая жир, который мог накопиться на боках или бедрах. Нельзя сказать, чтобы он был так уж зациклен на телесной красоте (хотя и считал недопустимым распускаться), однако ему никак не удавалось забыть, как прошлым летом его отец не спеша прогуливался по пляжу в Купер-бич, а все знакомые наперебой твердили, что для пятидесятичетырехлетнего мужчины у него великолепное тело. Можно было подумать, что прекрасная физическая форма, в которой пребывал Хардинг-старший, заслуживала куда большего восхищения, чем академические успехи его сына.

М. появилась в бассейне примерно через месяц после того, как Стивен начал заменять заболевшего преподавателя. Одетая в красный спортивный купальник, она заняла дальнюю от него дорожку и поплыла небрежным брассом, держа подбородок высоко над водой. Обратно она плыла на спине, отрешенно глядя в потолок. Ее отчужденная замкнутость заинтриговала его, и Стивен немного снизил скорость, а потом и остановился у бортика, вдоль которого выстроились стартовые тумбы, чтобы понаблюдать за нею.

С тех пор она каждый день приходила в бассейн на несколько минут позже него и соскальзывала в воду, не говоря ни слова и вообще никак не показывая, что знает о его присутствии. Уходила же она минут за десять до того, как он заканчивал свой утренний заплыв. Бывало, Стивен стряхивал с глаз воду и видел, как она, взявшись за поручень лестницы, выбирается из воды и идет к раздевалке, и алый мокрый спандекс переливается на ее бедрах как живой огонь, а шлепки босых ног по кафелю звучат финальными аккордами короткого плавательного интермеццо.

То утро было совершенно обычным и ничем не примечательным – ничто не отличало его от череды предыдущих дней. Стивен в своей кабинке вытирал полотенцем лицо и волосы, когда в дверь негромко постучали. Он открыл не раздумывая, решив, что это служитель принес забытые им у бассейна очки для плавания. Как только щелкнул замок, она скользнула внутрь. В крошечной кабинке едва хватало места для двоих, как не было места для объяснений и признаний. В полном молчании она опустилась на колени и стащила с него черные плавки «Спидо», а он привалился спиной к стене, завороженный и ее дерзостью, и мягким теплом ее губ.

Когда он наконец осмелился посмотреть на нее, то увидел, что лямка купальника на ее правом плече перекрутилась. Должно быть, она почувствовала его взгляд, потому что подняла голову и посмотрела на него из-под ресниц. Ее серые глаза искали его одобрения или хотя бы знака, что она сумела доставить ему удовольствие. Не опуская головы, М. продолжила прерванное занятие, еще глубже приняв его в себя, лаская, сжимая, высасывая. Было что-то невероятно эротичное в ее взгляде, в прилипшем к щеке мокром локоне. Покорность, которую выражала ее коленопреклоненная фигура, подействовала на Стивена едва ли не сильнее всего, и он почувствовал, как внутри него, словно спазм, нарастает волна, которую он больше не мог сдерживать.

Ее дерзкая отвага резко контрастировала с застенчивостью, внешним выражением которой была ее крайняя молчаливость. Похоже, и сам секс был для М. не просто сексом, а актом присоединения. Он инстинктивно чувствовал – ей хочется, чтобы ее заметили, признали сам факт ее существования. Никаких бесед они, во всяком случае, не вели, лишь изредка обмениваясь парой