Обратный отсчет - Ринат Таштабанов

Расширяя образовавшуюся щель, каннибал рывком отбрасывает примерзшую канализационную крышку в сторону и протискивается наружу.

– Один выстрел – один труп, – шепчу я, прицеливаясь.

Каннибал, замотанный в какое-то рванье, издает гортанный крик, в котором мне послышалось слово: «Мясо!..». Он пялится на меня через линзы противогаза и мгновение спустя получает прямо в лоб девять граммов свинца. Его голова дергается назад, пуля проходит навылет, снег окрашивается красным. Каннибал падает в колодец.

В этот момент кто-то вдалеке пронзительно свистит. Волкособ, поставив уши торчком, поворачивает морду на звук и растворяется в ночи.

«Хотел бы я знать, кто тебя выдрессировал, но явно не эти уроды», – думаю я.

Секунду спустя морозный воздух наполняется душераздирающими криками из подземелья. Сквозь шум ветра в них с трудом угадываются слова:

– Тут!..

– Он здесь!..

– Сюда…

Вслед за первым уродом из колодца показывается второй. Действуя осторожнее, чем собрат, каннибал, не показывая головы и выбросив только руку, резким движением кисти метает нож в то место, где я только что был, и тут же ныряет вниз. Но недаром меня прозвали Тень. Тварь не учла снайперского опыта: засветился – меняй позицию. Заранее отползя на пару метров правее люка, я уже выцеливаю его.

Жду. Каннибал, потеряв терпение, медленно высовывается до половины корпуса. Жму на спусковой крючок. Одеревеневшая рука не слушается меня. Дергается. Выстрел эхом разносится по улице. Я промахиваюсь – пуля сносит каннибалу лишь ухо. Бешено молотя руками по снегу, он оборачивает ко мне залитое кровью и покрытое язвами лицо. Или морду? За респиратором сразу не разберешь. Людоед кричит:

– Тварь!..

Стиснув зубы от боли в ноге, я живо подползаю к нему. Жалея последнюю пулю, подбираю канализационную крышку и с размаху опускаю ее на голову потрошителя. Слышится сухой треск разбитого черепа. Каннибал, хрипя, утыкается мордой в грязь. Я хватаю его за плечи, спихиваю в колодец. Смотрю вниз, как людоед летит вниз и падает на первого каннибала. Снизу ощутимо тянет дерьмом и гнилью. По трубе эхом разносится крик.

Перекатившись, я подбираю нож. Не придумав ничего лучшего, закладываю его рукояткой вверх за лямку бахилы ОЗК (чем не ножны, а?) и замираю. Из глубины колодца доносятся вопли и неожиданно затихают, словно кто-то неведомый отдал им приказ: «Не орать!». Секунды растягиваются в минуты.

«Все, писец, – обреченно решаю я. – Осталась одна пуля. Можно застрелиться. Или… – странное предчувствие заставляет меня до зубовного скрежета сжать челюсти. – Побарахтаюсь еще, и не из таких ситуаций выплывал…»

Слышу вдалеке голоса, резкий смех сменяется гортанными криками. Так орут дикари. Снег скрипит под тяжестью ног. Страх волной накатывает на меня. Я с жадностью хватаю ртом воздух. «Прозреваю». Отползаю в сторону и прислоняюсь спиной к дверце раскоряченного посередине дороги «Ларгуса». Водя стволом из стороны в сторону, я отчетливо вижу, как из тьмы один за другим выныривают каннибалы. Неразборчивый многоголосый говор заполняет пространство. Они приближаются. Берут в полукольцо. Смотрят на меня. Оценивают, но не нападают. Страх, от которого еще минуту назад меня колбасило, уходит на второй план. Наверное, это срабатывает внутренняя самозащита, не позволяя мозгу отключиться и перестать оценивать ситуацию.

Рассматриваю каннибалов. Так близко, как, наверное, еще никому не приходилось из наших. Я с улыбкой отмечаю про себя, что такой возможности мне, скорее всего, больше и не представится…

«Эти, должно быть, из первого поколения, больное «старичье», – я рассматриваю искривленные, точно поломанные фигуры, замотанные в мусорные мешки и латаные-перелатаные дождевики. Сквозь эрзац-«защиту» проглядывает жуткая мешанина из самой разнообразной и порядком изношенной одежды. Самый последний бомж выглядел бы рядом с ними как хорошо одетый человек. Словно все, что было на помойках и свалках, каннибалы сначала выгребли, а потом надели на себя, причем все сразу. У многих тварей не хватает конечностей.

– Даже противогазы и респираторы нацепили. Здоровье, что ли, берегут? – продолжаю я мысленную экскурсию, видя, что у большинства закрыты лица. – Цирк уродов на выезде. Радиация незаметна. Интересно, они фильтры догадываются менять? Вряд ли. Все мозги давно выжгло. Хотя оружием пользоваться не разучились», – смотрю на ружейные «обрезы», нацеленные мне в грудь. Но у большинства – колюще-режущее оружие самых разнообразных форм и размеров: тесаки, ножи, топоры, грубо вырезанные дубины, утыканные гвоздями, диски от циркулярных пил, висящие на намотанных на кулаки цепях…

Ощущение такое, словно время повернулось вспять, и я оказался в махровом средневековье. Хотя, в принципе, так оно и есть…

Взгляд выхватывает из толпы других… пытаюсь подобрать подходящее слово… тварей. Видимо, второе поколение, гораздо лучше адаптированное к жизни в нашем мире. В них от человека уже меньше.

Невысокие, приземистые, сгорбленные туловища. Под грязным тряпьем заметны сильные мышцы. Чуть сплюснутые головы. Вместо противогазов – самодельные повязки-респираторы. Глубоко посаженные, непропорционально большие глаза следят за каждым моим движением. Длинные руки сжимают короткие зазубренные тесаки и копья, сделанные из обрезков металлических пластин и остро отточенной арматуры. Огнестрела не видать. Эти предпочитает холодное оружие, и я знаю, почему… Бой на коротком расстоянии, когда можно рассмотреть глаза своей жертвы и почувствовать, как сталь вонзается в плоть.

«Интересно, откуда у меня берутся эти мысли?»

Замерев метрах в пяти от меня, людоеды, тихо переговариваясь между собой, явно чего-то ждут. Даже при сильном ветре я ощущаю тошнотворный запах, исходящий от их тел. Пытаюсь разобрать, что они говорят, и разбираю отдельные слова:

– Он сказал…

– Его приказ…

– Ждать…

– Не убивать…

От этих слов меня бросает в дрожь. Что дальше? Представляю, как эта толпа разом наваливается и рубит меня на части. Внезапно каннибалы все как один оборачиваются. И едва позади них показывается широкоплечая фигура, у меня к горлу подступает тошнотворный ком.

«Не может быть! – мысль разрывается в мозгу как граната. – Расчленитель! Жив… – Мне хочется заорать: – Я же грохнул тебя несколько часов назад, как?!»

Пальцы стискивают рукоятку пистолета. У меня только один выстрел. Вот только куда послать пулю – себе в висок или в голову каннибала?

Расчленитель уверенно проходит сквозь раздавшийся в стороны ряд каннибалов. Приглядевшись, я замечаю, что у него с левой стороны разворочена скула. Рану скрывает плохо замотанное тряпье.

«Значит, моя пуля угодила в челюсть и прошла навылет, – соображаю я. – Видная будет метка. Моя. Вот и встретились, тварь».

Из правого рукава накидки каннибала торчит обрубок руки с длинным заржавленным лезвием пилы, примотанным к культе ремнями. Я сглатываю вязкую слюну, представляя, как полотно, пробивая брюшину, выходит у меня из спины. Людоед останавливается. Огромные черные глаза смотрят на меня. Не боится, что я пальну в него? Или просчитал, что раз я не стреляю, то, значит, с патронами у меня не густо, и я берегу их для себя? Хитер! Что же он задумал?

Беру Расчленителя на прицел и выкрикиваю:

– Ну, чего же ты ждешь?! Давай, подходи!

Смерив меня холодным взглядом, он, обернувшись, машет рукой, подзывая к себе стоящего чуть поодаль сгорбленного едва ли не до земли каннибала.

Припадая на отставленную вбок, несгибающуюся и непропорционально длинную ногу, тварь подходит к вожаку и замирает, сжимая в руке изогнутый, похожий на клюв хищной птицы нож. Расчленитель, кивнув на меня, чуть подталкивает его в спину. Каннибал ухмыляется, и… внезапно меня осеняет!

«Да ведь это обряд инициации! Вот почему их здесь столько. Поэтому волкособ не дал мне уползти. Сейчас этот ублюдок вскроет меня своим режиком от пупа до шеи».

Толпа напирает. Они что-то кричат, показывая на меня, но я не слышу слов. Сердце, бешено стуча, буквально взламывает грудину. Перед глазами всплывает страшная картина, когда я пару лет назад с отрядом чистильщиков спустился в один из подвалов на окраине Подольска и обнаружил там «кладовую» людоедов, заваленную дочиста обглоданными скелетами.

Я помню, как закаленные в схватках бойцы застыли, чувствуя тошнотворную вонь, пробивающуюся даже сквозь фильтры противогазов, не в силах отвести взгляд от развороченных грудин и расколотых костей, покрытых бороздами от десятков острых зубов.

Именно тогда многие из чистильщиков стали креститься перед каждой вылазкой на поверхность и, по возможности, держать при себе «феньку», чтобы в случае чего подорвать себя. В плен каннибалам лучше не попадать. Все об этом знают. Видение прошлого исчезает, а вместо него в моем воспаленном разуме возникает призрачное старушечье лицо. Синие колкие глаза внимательно смотрят на меня. Губы что-то шепчут.