Обратный отсчет - Ринат Таштабанов
- Категория: Фантастика и фэнтези / Боевая фантастика
- Название: Обратный отсчет
- Автор: Ринат Таштабанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ринат Таштабанов
Обратный отсчет
И когда Он снял четвертую печать,
Я услышал голос четвертого животного,
Говорящий:
Иди и смотри!
И я взглянул,
И вот, конь бледный,
И на нем всадник, имя которому Смерть.
И Ад следовал за ним.
И дана ему власть над четвертою частью земли —
Умерщвлять мечом и голодом,
И мором и зверями земными…
(Из откровения Иоанна Богослова)Автор идеи – Дмитрий Глуховский
© Д. А. Глуховский, 2016
© Р. Р. Таштабанов, 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
* * *В принципе про роман Рината Таштабанова можно просто сказать: «СЕМИДЕСЯТАЯ КНИГА ВСЕЛЕННОЙ». И все. Но это будет несправедливым как для автора, так и для романа.
Итак, в самом сердце зимы мы приготовили суровую книгу для истинных фанатов постапокалипсиса. Жесткую. Бескомпромиссную. Леденящую. Добро пожаловать в постьядерный Подольск! Город, где умирают мечты и властвуют тени.
Дмитрий ГлуховскийО tempora, о мода!
Объяснительная записка Вячеслава Бакулина
Не так давно меня попросили черкнуть пару строчек для некой газеты на тему «почему так популярен постапокалипсис»? Парой строчек, традиционно, не обошлось. Зато вы, мои дорогие выжившие, нынче получите не традиционную для последних записок «главвреда» проекта проповедь, а, вполне себе обоснованный, как мне кажется, взгляд профессионала в литературе на вполне уместный для нашей серии вопрос. Соглашаться же с моей точкой зрения, или нет, – это уже дело ваше.
На самом деле, говорить о том, что существует «мода» или «спрос» на постапокалипсис, я считаю неправильным. Есть устойчивый спрос на приключенческую литературу. На книги, в которых герой-пионер – первопроходец, разумеется, а не юный ленинец, – терпит лишения, сражается с природой, дикими зверями и людьми, открывает доселе неведомые уголки мира. И спрос этот сохраняется уже более двухсот лет, да и дальше будет, я уверен. Что до популярности постапа, то тут, как мне кажется, изменения кроются в самом обществе. В эпоху возникновения популярной, массовой литературы, умы и силы были направлены на открытия в науке, технике, географии. Человек стремительно познавал мир вокруг себя, раздвигая привычные ему границы Ойкумены с невиданной доселе прытью. Неудивительно, что Верн, Буссенар и Майн Рид охотно отправляли своих героев в дикую глушь Африки, Австралии и обеих Америк, а читатели были в восторге от их приключений.
Потом случились две ужасающие своими масштабами мировые войны, кошмарные бойни, заставившие многих всерьез задуматься о будущем. Люди, выжившие и вернувшиеся домой, поверившие наконец, что все закончено, с небывалой силой хотели жить. Растить детей. Творить. Заниматься наукой, искусством, бизнесом, – чем угодно, только бы не убивать, не позволяя убить себя. Человек поднял глаза из окопов – в небо. Одним словом, весьма немногие тогда сомневались в том, что еще при жизни нынешнего поколения будет освоен космос, а уж коммунизм или капитализм будет править меж звезд – это уже дело десятое. Неудивительно, что именно со звездной экспансией связана в первую очередь тогдашняя популярная литература. Отважные астронавты, колонисты на диких, неизведанных, опасных планетах, в борьбе с причудливыми животными, агрессивными аборигенами и звездными пиратами, сменив пробковый шлем и карабин на скафандр и бластер, по сути, не изменились вовсе.
Дальше пришло разочарование: беспринципные политики и жадные торгаши все традиционно испортили, лунная гонка закончилась гонкой вооружений, и вообще в воздухе запахло новой войной. Но главное – никаких явных для общества прорывов. В отличие от другого континента, куда каждый имеющий деньги мог оправиться в любой момент, звезды были так же далеки и неведомы. И НФ сменило фэнтези, призывавшее: «Назад, к корням!». То есть – к мечам, лошадям и флоту парусно-гребного типа. Сражаться с еще более фантастическими хищниками, усмирять уже не просто диких каннибалов, но другие расы, и заполнять бесчисленное множество очередных темных мест на картах.
А время шло, менялся массовый потребитель литературы. У него появлялось все больше свободного времени и ресурсов, его жизнь становилась все более легкой и необременительной. И куда более ценной. Зачем эскапизм, ему и тут вполне себе неплохо. Гегемоном стал клерк с его же, клерка, системой ценностей. Не стальные мышцы и храбрость, но дипломатический талант, не ловкость и воля к победе, но передовые знания, точный расчет, жилка бизнесмена возносили его на вершину славы. Клерк уже не хотел читать про первопроходца – он сам хотел быть первопроходцем. Оставаясь при этом – самим собой. Путешествуя в иные миры (или в прошлое), меняя костюмы или даже внешность, но – сохраняя где угодно свою личность. Неповторимую личность человека современности. И это был расцвет историй о так называемых «попаданцах».
Дальше – больше. Жизнь, внешне сохраняя свою привлекательность, теряла безопасность. Техногенные аварии, локальные войны, терроризм наглядно демонстрировали человеку из толпы, с какой легкостью он может лишиться всего того, что составляет его теперешнюю суть. И заодно – серьезно поколебали его уверенность в том, что именно это является истинными ценностями. А уж страшилки, возможность пощекотать себе и окружающим нервы, право же, были популярны задолго до Буссенара. Страшилки и, одновременно, уверения самих себя, что мы – не пропадем в любом случае. Мы – сильные, мы – смелые, мы – достойные! Так что произошел просто следующий виток истории: каменные джунгли, в которые превратились уничтоженные какой-нибудь напастью мегаполисы, одичавшие или мутировавшие в ужасных монстров животные, каннибалы поневоле, опасности, природные препятствия, лишения, сражения, открытия. И в центре – все тот же сильный, отважный, умный человек. Первопроходец будущего. Сам себя загнавший в невыносимые условия, и теперь доблестно их преодолевающий. Потому что так уж заложено в него природой.
Пролог
Вздох – боль. Выдох – боль. Грудь разрывает на тысячу частей. Жидкость с привкусом меди клокочет в горле. Я харкаю, забрызгав кровью маску противогаза.
Ветер, бешено завывая в ночи, с яростью голодного пса треплет разорванную одежду. Снежное крошево, обжигая холодом, запускает острые когти под кожу. Хочется выдрать легкие, чтобы хоть на миг унять внутренний жар.
Невольно дергаю руками, позабыв, что запястья прибиты гвоздями к деревянной балке. Распятый на кресте, я вишу над землей. Боль сводит меня с ума. С трудом разлепляю заплывшие от кровоподтеков веки. Смотрю вниз.
Тело Машеньки, лежащее подо мной, уже запорошило белым саваном. Ее заостренное лицо обращено к небесам. На губах застыл безмолвный крик, а остекленевшие глаза, затянутые мутной поволокой, словно смотрят на меня с укором. И в посмертии она прикрывает окровавленными ладонями огромный живот.
– Машулька, простишь ли ты меня когда-нибудь, а? – спрашиваю я, обращаясь к мертвой. – Ведь это – я не сберег, не защитил тебя и ребенка. Но ничего, скоро мы встретимся. Небеса ждут.
Задираю голову, словно надеясь услышать оттуда ответ. Тучи, низко стелясь над землей, скребут свинцовым подбрюшьем крыши домов. Подольск – город мертвых, чьи иссохшие костяки стали вечными стражами проклятого богом места.
Покосившиеся, изрезанные глубокими трещинами здания, точно замерли в ожидании развязки, пристально наблюдая за мной пустыми глазницами выбитых окон.
«Сколько прошло времени, как меня распяли? – думаю я. – Минута, час, вечность? Не все ли равно? Сдохнуть бы поскорее…»
Будто читая мои мысли, луна прячется за облаками. Черный саван тьмы спускается на город. Слышу шорох, невнятное бормотание. Серые тени выродков скользят по двору подольской клинической больницы. Уроды, больные и облученные, еле ковыляющие старики, замотанные в грязные рубища, все те, кого мы выгоняем из Убежища, подходят все ближе, не таясь. Не думаю, что они в открытую сожрут меня заживо. Попавшихся на каннибализме мы расстреливаем без суда и следствия. И память об этом вколочена в них намертво. Но быть забитым камнями или получить остро заточенной арматурой под ребро мне совсем не улыбается. Странно устроен человек, – даже перед лицом неминуемой гибели он отчаянно пытается выторговать у смерти лишнюю минуту жизни.
Неожиданно выродки замирают, смотрят куда-то за меня, а через мгновение, дружно вереща, бросаются обратно в больничные корпуса. Как могу, скашиваю глаза в сторону и, до предела напрягая зрение, замечаю смутно различимую фигуру с посохом в руках. Странник медленно и осторожно пробирается вдоль сугробов. Полы серой накидки развеваются на ветру. Снежный наст предательски скрипит под его ногами. Звук шагов все ближе. В них мне слышатся удары колокола.