Обратный отсчет - Ринат Таштабанов

Глубоко посаженные глаза-бусины. Вывернутые суставами назад конечности, похожие на человеческие руки с тремя когтистыми пальцами. Сплюснутые безволосые головы, тонкая линия рта, усеянная острыми иглами зубов и огромный провал вместо носа, закрытый подвижной перепонкой. Отсюда и название – нюхачи.

По опыту знаю: достаточно кровоточащей раны или запаха гниения, как жди их – стервятников радиоактивного Подмосковья…

Ведомые на длинных поводках, трое нюхачей тянут каннибалов точно к Шестому. Потрошители его окружают, наставляют на него оружие, тихо переговариваются между собой, но близко не подходят, явно кого-то ждут. Внезапно нюхачи одновременно привстают, поворачивая головы в нашу сторону.

«Черт, неужели нас чуют? – я обливаюсь потом. – Хотя нет, бред. «Аромат», источаемый Шестым, должен затмить все запахи в округе».

– Тень! – зовет меня Лешка. – Они могут знать, что мы здесь?

– Откуда! Нас не видно, не слышно, а запах дизтоплива наш перебивает. А вот где Расчленитель? Пришел ли он? Или вся наша операция сведется к бою с обычными потрошителями?

Эти вопросы волнуют меня больше всего. Вожу прицелом по толпе.

– Смотри! Вот он! – Рентген едва не вскакивает.

– Где? – оживляюсь я, и тут замечаю, что картинка, задрожав в окуляре, быстро мутнеет. Пережег я себя. Слишком долго «зрение» держал.

– Да вот же он! Гляди на десять метров левее! – Лешка поворачивает ко мне голову, всматривается. – Что, все, отруб схватил?

Я нехотя киваю.

– Дай мне минуту, восстановлюсь.

– Заметано, – Рентген возвращается к наблюдению.

– Ты на правую руку смотри! – напоминаю я ему.

– Да знаю! – дергается Лешка. – Не у каждого на месте предплечья полотно пилы присобачено.

Он вглядывается во мрак. Через несколько секунд раздается шепот:

– Тень! Подтверждаю опознание цели, – голос Рентгена заметно дрожит. – Это Расчленитель!

Я, несколько раз глубоко вдохнув и послав страшную головную боль к такой-то матери, снова приникаю к наглазнику прицела. Пусть и смутно, но вижу, как среди толпы потрошителей, словно рассекая каннибалов на две группы, движется широкоплечая фигура, замотанная в какую-то непонятную одежду. Лицо закрыто респиратором с двумя фильтрами и маской с панорамным остеклением.

Расчленитель, уверенно ступая по снегу, направляется к Шестому. Беру его на прицел, но каннибал, будто что-то почуяв, склоняется над мародером, прячась за спинами соплеменников.

«Время! – мысленно ору я себе. – Время идет! Сейчас он снимет с него противогаз, поймет, что это не баба, и понеслась душа в рай… А цель прикрыта со всех сторон. Если и стрелять, то только в голову, но на таком расстоянии и при боковом ветре есть шанс промахнуться, а второй возможности может и не представиться. Хотя…»

Наблюдаю за раскачивающимися проводами линий электропередач. Мозг привычно высчитывает необходимые величины: расстояние, деривация пули, температура воздуха, угол возвышения. Мои размышления прерывает шепот Рентгена:

– Они содрали с него противогаз! – с волнением говорит он. – Смотрят на него! Окружают, мне его не видно!

В этот момент ветер приносит надрывный человеческий крик, от которого я вздрагиваю. Кажется, что нескончаемый вопль Шестого, минуя все преграды, долбит прямо в мозг.

«Что они с ним делают? – меня лихорадит. – Ведь под действием той бодяги, что я ему впрыснул, Шестой должен был превратиться в бесчувственную куклу и уснуть. А это больше похоже на вивисекцию».

Надрывный крик становится все громче.

«Что за!.. Неужели в человеческих легких столько воздуха?! – мысли лихорадочно скачут у меня в голове. Пока одна из них не полыхает догадкой: – А если обезболивающее не сработало?! Или… – чувствую, как по жилам вместо крови течет ледяное крошево, – …не должно было сработать?!»

– Заткнись! Заткнись! – стонет рядом Рентген. – Господи! Умоляю, пусть он заткнется!

Пытаюсь поймать в прицел Шестого. Его почти не видно за туловищами каннибалов.

«Хрен с ним, с заданием! Только бы избавить его от страданий!»

Вытащив из-за пазухи согретый патрон, заряжаю Треху. Прицеливаюсь и уже готовлюсь нажать на спусковой крючок, как крик, сменившись визгом, неожиданно обрывается, словно по туго натянутой струне рубанули мечом.

«Мечом… – от догадки меня начинает мутить. – Ему отпилили…»

Каннибалы расступаются, и я вижу, как Расчленитель, повернувшись ко мне боком, поднимает на вытянутой руке откромсанную голову Шестого.

Время для меня останавливается. Звуки исчезают. «Только ты и я. Только я и ты», – пульсирует в мозгу в такт бешено стучащей в висках крови. Подкручиваю маховички, внося поправки на расстояние в ветер. Смещаю острие прицельного пенька, «насадив» на него голову Расчленителя.

Пора.

Указательный палец, юркнув в вырез в рукавице, ложится на спусковой крючок. Металл приятно холодит кожу. Выбирая свободный ход механизма, чуть прижимаю спуск. Теперь остается только дожать. Глубокий вдох. На выдохе задерживаю дыхание. Дожимаю…

Грохот выстрела бьет по ушам. Приклад толкает в плечо. Вижу, как башка Расчленителя резко дергается, и он падает на спину.

– Есть! Есть! – беснуется Рентген, поливая людоедов очередями из РПК. – Ты кончил его! – слова тонут в грохоте выстрелов из «калашей» из соседнего крыла. Это братья вступили в дело.

Мне и самому хочется вскочить и заорать как сопляку: «Попал!», но мозг расчетливо посылает команду: «Перезарядка!» – дергаю ручку затвора вверх и назад.

Дымящаяся гильза падает в снег. Отработанным движением руки вбрасываю трассер в патронник. Снова лязгаю затвором.

Часть людоедов огрызаются ответным огнем, но им нас не достать. Вижу, что с десяток потрошителей, прикрыв собой тело Расчленителя, отползают назад и, перекинув его через дорожное ограждение, прыгают следом. Остальных косят пули. Молодцы Хром с Крабом! Дают им жару! Лось пока молчит, и правильно, его время еще не пришло, вот как метров на триста подойдут к нам, можно будет и из «Гнома» тварей накрыть.

Стреляю. Красный росчерк уходит во тьму. Каннибалы мечутся вдоль трассы.

– Левее берите! – кричу я, надеясь, что братья меня услышат. – Ориентир по трассеру! – В голове проносится: «Эх! Был бы АГС – 17 или 30, осколочными бы всех покрошили! Мечты…»

Внезапно ловлю себя на мысли, что не слышу характерного ворчания РПК Рентгена.

– Лешка! Мать твою! Уснул?!

Поворачиваюсь и вижу, что на меня направлен ствол пулемета.

– Рентген! Ты чего? – спрашиваю я, стараясь незаметно переместить руку к кобуре.

– А ну, не елозь там! – приказывает Лешка. – Давай автомат! Ну, живее!

Нехотя бросаю АКМ к ногам бойца.

– Винтовку в сторону!

Выполняю приказ.

– Рентген! Ты чего задумал? Убери ствол! – стараюсь протянуть время и сообразить, что делать дальше: «Черт, опять я вляпался во что-то. Подловил меня, падла! А выхватить ПМ и выстрелить я не успею».

– Ничего личного. У меня просто нет иного выхода, – тихо говорит Лешка, – а объяснять почему – долго, – ствол пулемета смотрит мне в лицо. – Прости и… – перехватив мой взгляд, он осекается и вздрагивает. Я смотрю ему на спину, в темноту, где со стороны эскалатора показывается белоснежный волкособ.

– Твою-то мать! – шепчу я. – Откуда он здесь взялся?!

На раздумья нет времени.

– Рентген! Мешаешь! Сзади! Пригнись!

Боец поворачивается. Пошатнувшись, вскидывает РПК и нажимает на спусковой крючок. Пули высекают искры по металлическим опорам. Но волкособ двигается с немыслимой скоростью. Два прыжка – и он уже рядом с нами.

Неуловимое движение когтистой лапы – и меня пятнает красными брызгами. Кажется, безмолвный крик Лешки длится вечность.

Схватившись за разорванное горло, Рентген валится навзничь и, несколько раз судорожно дернувшись, затихает в луже крови.

Зверь, вперив в меня угли горящих глаз, перешагивает через тело. Глухо рыча, он начинает загребать задними лапами снег.

Я быстро перекатываюсь на спину, по пути умудряясь схватить и перезарядить винтовку. Приставляю приклад к плечу. В голове свербит мысль: «Надо попасть ему в глаз. Иначе такую тушу не остановить».

Стреляю навскидку. Грохот выстрела тонет в утробном реве волкособа.

Зверь мотает окровавленной башкой. Видимо, пуля лишь черканула по черепу, чуть оглушив тварь. Волкособ бросается вперед.

Я встречаю его ударом штыка. Трехгранное лезвие едва входит в необхватную грудь и точно натыкается на сталь. Упираюсь изо всех сил, стараясь вогнать штык как можно глубже. Руки скользят по винтовке.

Волкособ рвется вправо, и клинок, тонко дзинькнув, ломается у основания. Я едва успеваю перехватить «трешку» за цевье, как зверь, припав к земле, готовится к новой атаке.

– На, получи, сука! – падаю на одно колено и вкладываю в удар все силы.

Попадаю прикладом зверю по морде. Ощущение, что я приложился о бетонный столб. Винтовка ломается на две части. В этот момент с противоположного конца «моста» доносится автоматная и ружейная пальба, слышатся гортанные крики.