Морской конек - Джанис Парьят
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А кто это?
– Неемия… друг, – поспешно добавил я, – из Лондона.
Я не знал, что значит тишина на другом конце провода. Он ждал дальнейших объяснений?
– Сейчас, минуту.
Или нет.
– Спасибо… – начал я, но он уже положил трубку. Я слышал приглушенные голоса, шаги, и, наконец, к телефону подошла Майра.
– Нем? Откуда у тебя этот номер?
– Из справочника.
– Откуда?
– Из телефонного справочника… но послушай, Майра…
– Ты здесь? Ты приехал?
– Да, но…
– Хорошо, тогда увидимся завтра в обед, да?
– Майра, я здесь, но мне придется ехать обратно в Лондон.
– Что? Почему?
Слабая связь вновь пропала. Я перезвонил.
– Нем, что случилось?
После того как я объяснил, что для меня не нашлось места, повисла пауза.
– Мне так жаль, Нем…
Я сказал, что мне тоже жаль.
– Чертова погода.
Я почти дошел до станции, холод усилился, лил сильный, несмолкающий дождь. Больше, чем погода, меня тревожила мысль – почему она не предложила мне остаться у нее, хотя бы на одну ночь?
Связь вновь оборвалась. На этот раз я не стал перезванивать.
Повинуясь минутному желанию, я завернул в паб «Король Артур», мимо которого проходил. Войдя, заметил обращенные на меня взгляды – по большей части белых мужчин средних лет или чуть постарше, – но меня мало что интересовало, кроме целесообразной задачи заказать выпивку.
– Большой стакан гленфиддика, пожалуйста.
Бармен был быстрым и молчаливым. Вскоре виски уже лился по моему горлу, наполняя желанным, знакомым теплом. Меня манил камин, горевший в другом конце зала, но у меня было мало времени – и пространства. Столы поближе к очагу занимали местные жители, и, наверное, было не очень мудро нарушать их территориальную неприкосновенность.
Где, думал я, найти себе ужин? Допил последние несколько глотков, очень не желая уходить. В кармане внезапно зажужжал телефон. Звонили со скрытого номера.
– Алло?
– Ты уже в поезде? – это была Майра.
– Нет, он в…
– Ты не можешь ехать обратно. Давай к нам.
Я колебался.
– Ты уверена?
– Да, конечно. Ты где?
– В данный момент в пабе.
Через полчаса, сказала она, заберет меня со станции.
В такое время суток станция казалась заброшенной съемочной площадкой. Билетная касса была закрыта, ворота – открыты всем желающим. Я ждал у входа, стараясь хоть немного укрыться от дождя. За мной простиралась платформа, длинная и пустая. Довольно скоро с дороги свернула машина.
– Нем!
Я услышал свое имя, но был ослеплен ярким светом фар. Майра заглушила двигатель. Я моргнул, по-прежнему ничего не видя. Хлопнула дверь. Послышались быстрые шаги.
– Мне так жаль… – Майра раскраснелась, взволнованная, ее твидовое пальто было расстегнуто, берет съехал на сторону.
– Все в порядке, я ждал не так долго.
– Но тебе пришлось стоять тут под дождем…
Прежде чем я успел что-то возразить, она забрала у меня чемодан, подошла к машине и бросила его на заднее сиденье. Это был старый «Остин», темно-синий, с блестящим бампером. Я сел на переднее сиденье; пахло кожей, грязью и пылью. Майра скользнула на водительское место, сжала руль.
– Доедем быстро.
– Спасибо тебе, – сказал я. Она посмотрела на меня, ее лицо скрывала тень.
– Не говори глупостей.
Следующие двадцать минут мы ехали по извилистым проселочным улочкам, окруженным высокими живыми изгородями. Дорога была такой узкой, что в какой-то момент Майре пришлось остановиться посреди нее, чтобы дать проехать другой машине. Когда ее прижало и с другой стороны, мне показалось, что мир вокруг перестал существовать. Я задумался, как вышло, что она поселилась в таком оторванном от всего месте, что ее здесь держало.
Но спрашивать не стал.
Мы обсуждали поездку, погоду – о другом решили поговорить потом. Вскоре дорога стала шире, ночь растянулась по всей поверхности, оставив лишь крошечные желтые пятнышки фар.
– Дом совсем недалеко, прямо за этим тоннелем.
Дорога устремлялась вниз, разрезая поросший лесом холм, – древняя тропа, проложенная веками. Выехав, мы повернули налево, проехали ворота и покатили вниз по гравийной дороге, ведущей к двухэтажному дому с белыми лепными стенами и окнами в георгианском стиле. Вместо того чтобы открыть дверь, Майра уставилась на здание, как будто едва его узнала. Она начала что-то говорить, но умолкла, замялась, повернулась ко мне.
– Мой отец… он… ну, с ним рядом порой бывает нелегко.
Я не знал, как реагировать. Что я должен был сказать? Поблагодарить, что предупредила? Вежливо уточнить, что она имеет в виду? Я решил, что не скажу ни того, ни другого.
– Это он ответил на мой звонок?
Она кивнула. Пытаясь немного разрядить обстановку, я пошутил, что это она еще моего не встречала.
– Нет, ты не понимаешь… – она возилась с ключами от машины, – он просто… с ним может быть трудно.
– Надеюсь, он не сильно возмутится, что я притащусь, – я не мог поверить, что сказал это только сейчас.
– Нет, конечно, – ответила она с неожиданным раздражением. – Мы же не могли позволить тебе ночевать на станции.
– Я собирался искать столовую.
Она рассмеялась, и мы двинулись вперед. Тишину то и дело прерывали звуки рояля. Ритмичное повторение одних и тех же нот с не слишком большим мастерством. Может быть, ее отец любил развлекать посетителей репетициями.
– Нам сюда, – вместо того чтобы направиться в дом, Майра повела меня по дорожке, ведущей к чему-то похожему на гараж. Я побрел за ней, чемодан постукивал о гравий. Как по волшебству, включилась лампочка датчика движения, залив нас золотистым светом. Первый этаж был оборудован широким зеленым гаражом, а боковая лестница, поросшая вьющимися растениями, вела к деревянной двери.
– Поселишься в пристройке на чердаке, – объяснила Майра.
Второй этаж был целиком переделан в студию, и места хватало для скромного круглого обеденного стола, большой кованой кровати, шкафа, встроенного в углу холодильника и раковины. Над нами наклонялась низкая крыша с прорезанными окнами, прямоугольниками тьмы. Всю стену занимала картина, сразу привлекавшая внимание. Взрыв фруктов, насекомых и цветов, рассыпанных по полотну непоколебимой средиземноморской синевы. Голландский натюрморт, свободный от стилистических ограничений.
– Эту картину написала моя мама, – пояснила Майра, – за несколько лет до смерти.
Мне захотелось сказать ей, что натюрморт воплотил в себе всю жизнь художницы. Какое-то время мы молча стояли в тишине, а потом Майра шагнула к двери.
– Ну, располагайся. Ужин в половине седьмого. Ты раньше жил на чердаке?
Такое точное определение времени было для нее необычно. Возможно, этим был озабочен ее отец.
– Кто играл на пианино? – спросил я.
– Увидишь, – она улыбнулась и ушла.
У меня оставалось двадцать минут, и я разобрал чемодан. Подарочная коробка шоколадок «Нойхаус» из «Харродса»[48] для Майры обошлась мне в стоимость