Морской конек - Джанис Парьят
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ева и Тамсин уже пришли. Они беседовали с деканом, маленьким лысеющим очкариком с очаровательными эльфийскими ушами. Я внимательно наблюдал за ними; даже на публике были видны намеки на их близость. Или, может быть, каждый жест – то, как рука Тамсин на мгновение коснулась спины Евы, как Ева приобняла подругу за плечи – теперь был наполнен новым смыслом. Я вспомнил вечер в своей комнате, тихую грусть Евы. Сегодня на ней было красное шелковое платье с высоким воротом, полностью скрывавшее ее тело до колен, как кокон, изящный гипс, который удерживал ее на месте, делал неуязвимой. Однако, когда она повернулась, я увидел на ее платье длинный вырез. Заостренный овал, элегантную ахиллесову пяту.
– Лондон, – сказал я им, – стал сумасшедшим городом.
– Но, как мне сказали, не таким сумасшедшим, как Токио, – ответила Тамсин. Она была одета менее экстравагантно – в платье с цветочным принтом, с поясом на талии и широкими рукавами. Я подумал, что она вписалась бы в какую-нибудь картину Моне, изображающую японский сад.
Ева улыбнулась.
– Что ж, скоро ты сама узнаешь.
Она объяснила, что они едут в Японию на две недели. Импульсивное решение, принятое в последнюю минуту. Когда Тамсин повернулась, чтобы поприветствовать кого-то еще, Ева тихо добавила:
– Мне не хотелось проводить Рождество в Бейруте.
И прежде чем я успел осознать, что услышал в ее словах – вину, смущение или самообвинение, – она сама же от них отмахнулась.
– А ты что надумал? – она была обеспокоена моими (несуществующими) планами на отпуск. Ева была безжалостна к знаменательным датам – дням рождения и годовщинам, Канда-мацури[47] и Пасхе – но именно это и помогло мне быстрее свернуть разговор. – Ты же не можешь все праздники торчать тут один и скучать?
Я заверил ее, что не буду.
– Ну а что тогда ты будешь делать?
Я промямлил что-то неопределенное – встречусь с друзьями, поработаю.
– Да и Сантану будет рядом.
Она с сомнением посмотрела на меня.
– Со своей поэтессой.
И Махером, хотел добавить я, но сдержался.
Я стоял в стороне, наблюдая за вечеринкой; Бабл уже в третий раз пел о зимней стране чудес, кто-то задел елку, и она накренилась набок, стол почти опустел, как и бар. Я украдкой проверял свой телефон, но он молчал, мрачный и пустой, лишь однажды обнадеживающе вспыхнув.
Письмо от сестры. Молитва матери Терезы, которую надо переслать по цепочке нескольким людям, а если я этого не сделаю, мне грозят всевозможные катастрофы, смерть, потеря работы, потеря семьи.
Я нажал «удалить».
Я уже много лет не возвращался домой на Рождество. Отец ушел на пенсию. Мать говорила, что он проводит большую часть времени в саду, выращивая пурпурные гортензии, бледные розы и орхидеи всех сортов. Наверное, садоводство нравилось ему, потому что было таким же требовавшим уединения занятием, как медицина. Мать сначала спрашивала, не хочу ли я их навестить, но потом, как мне показалось, свыклась; я слышал это в ее голосе, даже скорее в молчании, заменившем вопросы. Сестра давно вышла замуж, обзавелась детьми, работала медсестрой в той же больнице, где и отец до пенсии.
Как близки и как далеки нити наших дорог.
Однажды вечером, спустя целый век ожидания, я наконец его увидел.
Новое непрочитанное сообщение. Яркое и сияющее.
Майра не утруждала себя извинениями – может быть, по ее меркам она ответила почти сразу – и с ходу спрашивала, есть ли у меня планы на декабрьские праздники. Не дыша, я скользил глазами по строчкам. Может, ты хочешь приехать в деревню, где я живу?
Она, конечно, понимала, что я могу быть занят, и в таком случае предлагала наметить встречу уже в новом году. Я хотел сразу же ответить – приеду приеду приеду, – но сдержался и зашагал по комнате, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшим приливом энергии. У меня все еще оставался выбор бездействовать, пустить все на самотек, как герой «Действия без слов». Не делать ничего. Но я уже бросил камень в пруд, и это был один из неизбежных разбежавшихся кругов. Где-то вдалеке я слышал звон церковных колоколов. Из ниоткуда появилась девушка у подножия каменной башни, девушка с золотистыми, как пшеница, волосами, свежая, как деревенское английское утро. Майра в сером платье сонно прошла по залитой солнцем лужайке. И Николас. Николас навсегда.
Я ответил ей поздно вечером. Сказал, что я с радостью отдохну от города. Если она пришлет мне свой адрес, подскажет, где можно с комфортом разместиться… Уже на следующее утро меня ожидал ответ.
Она предложила остановиться в гостинице неподалеку от ее дома, небольшой, но насколько ей известно, очень уютной, на три дня, чтобы мы могли, вне зависимости от погоды, съездить на болота… которые стоит посетить. Я забронировал онлайн гостиницу и билеты и стал ждать.
Спустя неделю после Рождества я выехал из Лондона. Дорога пролетела как одна секунда. Прибытие на вокзал Паддингтон, огромные черные табло с оранжевыми буквами – поезда задерживаются или отменяются из-за наводнения, мой каким-то чудом отправлялся вовремя – и наконец распахнувшиеся передо мной дверцы турникета.
В вагоне я нашел место у окна, поставил стаканчик с кофе на складной поднос и выглянул наружу. На мгновение, остановившись во времени, я подумал, что мы уже движемся; как бесшумно это произошло, как быстро. Но потом я понял, что это отъезжает поезд на соседней платформе – он уехал в затихающем облаке шума и лязганья, а я так и остался на том же месте.
Вагон пропах сыростью, и я сомневался, что он когда-нибудь высохнет. Мужчина в развевающемся черном пальто читал «Таймс», женщина кормила малыша, сидевшего в коляске, две совсем юные девушки хихикали друг другу в уши, делясь тайной за тайной, долговязый молодой человек с гитарой в футляре вошел, огляделся и вышел.
У меня не было при себе книги, только задание для журнала. Нити, подумал я, придется подождать. Я не был уверен, что у меня будет время поработать над статьей. И вообще не совсем понимал, чего ожидать от следующих нескольких дней.
Уезжать из Лондона поездом было все равно что выбраться