Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты - Себастьян Маллаби

КАКИМИ РАЦИОНАЛЬНЫМИ МОТИВАМИ МОЖНО Объяснить столь нелепые выходки? Ответить на этот вопрос довольно сложно, поскольку Джонс, объясняя причины собственного успеха, не всегда убедителен8. Первые шаги в бизнесе он делал вместе со своим главным экономистом Питером Боришем, которому в то время было двадцать с небольшим лет. Питер пытался скрыть свой юный возраст с помощью старомодных подтяжек и обожал проводить мрачные параллели между 1980-ми и 1920-ми. Он взял графики, отражающие изменения на фондовом рынке за эти два периода времени, наложил один поверх другого и не поверил своим глазам! Оба графика демонстрировали головокружительный рост котировок, убеждая Бориша и его шефа в скором крахе, сравнимом по масштабам с 1929 годом. Однако в одном откровенном интервью Бориш признался в фальсификации результатов. Оказывается, он просто «подгонял» исходные точки двух графиков до тех пор, пока не получилась нужная картина9. Из этого количественного псевдоанализа Джонс вывел целую теорию. По его мнению, раздутые фонды заработной платы на Уолл-стрит являлись верным признаком предстоящей коррекции. Банковские капиталы были сильно рассредоточены, напоминая тонкий слой масла, намазанный на огромный кусок хлеба. Одно из полотен Ван Гога было только что продано по цене, в десятки раз превосходящей предварительные оценки. В документальном фильме 1987 года Джонс спокойно смотрит в камеру и пророчит экономике чудовищный коллапс. «Это будет конец всему и вся», — заявляет он, в то время как взгляд его полон веселья и ликования.

Возможно, Джонс радовался за весь мир, зная, что выкладки Бориша — это химера, которая годится лишь для того, чтобы пугать конкурентов. Тем более, учитывая его успехи в середине 1980-х, конкуренты вполне могли поверить всему, что он говорил. В 1985 году доходность его фонда составила 136 %. В 1986 году он также был на высоте, добившись прибыли в 99 %. Однако один факт остается бесспорным: анализ 1920-х, проведенный Боришом, не мог играть ключевую роль в победах Джонса, хотя в октябре 1987 года действительно произошел крах. Большинство игроков с Уолл-стрит ожидали, что рынок рано или поздно рухнет; вопрос заключался лишь в том, когда это произойдет. Бориш ожидал крах весной 1988 года. Иными словами, его прогноз был ничем не лучше прогнозов всех остальных участников инвестиционного бизнеса10.

Другие попытки Джонса объяснить собственный успех вряд ли заслуживают большого доверия. Так же как Тони Чиллуффо, эксцентричный самоучка, которому Стейнхардт был во многом обязан своими успехами в 1970-х годах, Джонс взял на вооружение теорию волн Кондратьева. Согласно этой теории развитие мировой экономики подчиняется двадцатичетырехлетним циклам, поддающимся прогнозированию. С помощью Кондратьева Чиллуффо предсказал крах 1973 года, а это означало, что следующий катаклизм должен был произойти не ранее 1997 года. Тем не менее в 1987 году Джонс, обосновывая свой прогноз о неминуемости «конца всему и вся», ссылался именно на Кондратьева. Еще большую слабость он питал к анализу волн Эллиота в интерпретации одного инвестиционного гуру по имени Роберт Пречтер. С изрядной долей уверенности гуру утверждал, что рынки акций вскоре совершат последнее ралли, а затем рухнут не менее чем на 90 %. И это будет крупнейший крах с 1720 года, когда в Англии лопнул «пузырь Южного моря». В одном интервью Джонс заявил: «Своими успехами я во многом обязан волновому методу Эллиота»11, и на этот раз он, судя по всему, был искренен. Однако мрачные пророчества Пречтера были уж совсем фантастичны, и даже Джонс признавал его неспособность предсказать время краха12.

Фактически всю свою прибыль на бирже Джонс получал в результате ловких манипуляций, связанных с краткосрочными тенденциями, а не за счет понимания многолетних сверхциклов, само существование которых вызывает сомнение. Так же как трейдеры из Commodities Corporation, Джонс мог покорить любую волну на рынке. Замечая приближение большой волны, он вставал на доску для серфинга и, как только рынок начинал обратное движение, ловко спрыгивал с нее. «Находясь на старте, вы понятия не имеете, насколько правильный избранный вами путь», — признался он однажды, тем самым опровергая мнение о том, что его успех объясняется неким долгосрочным анализом. Напротив, как он сам объяснял в минуты откровения, его метод заключался в том, чтобы «написать сценарий для рынка», продумав возможное поведение игроков, а затем несколько раз проверить гипотезу на позициях с низкой степенью риска в надежде уловить момент, в который его сценарий начнет воплощаться в жизнь13. Через несколько лет Джонс рассказал о мысленных упражнениях, с помощью которых он писал такие сценарии. «Каждый вечер я нахожу спокойное местечко в своей квартире и сижу там с закрытыми глазами. Я представляю, что нахожусь в биржевом зале. Открываются торги, идет рабочий день, и я воспроизвожу в воображении разные эмоциональные состояния, через которые проходит рынок. Такое упражнение я проделываю каждый день. И позднее, оказываясь на бирже в реальности, я уже готов ко всему, что будет происходить. Ведь я уже там был. Я психологически готов извлекать выгоду из крайних эмоциональных состояний, поскольку они уже пережиты мной»14.

Крах 1987 года показал, насколько эффективна такая подготовка. Когда в пятницу 16 октября индекс S&P 500 начал резко снижаться, Джонс ощутил близость ожидаемых событий. И хотя, согласно грубым оценкам Бориша, основанным на сравнении с 1920 годом, крах должен был произойти через несколько месяцев, это не имело никакого значения. Джонс никогда не воспринимал подобные прогнозы буквально. Значение имели мысленные упражнения, с помощью которых он нарисовал крах в своем воображении. Он понимал, что любое снижение на рынке с высокой долей вероятности перерастет в чудовищный обвал. Инвесторы уже несколько месяцев ожидали судный день, и их доверие к рынку могло в любой момент упасть до нуля. Развитое страхование инвестиционных портфелей еще более усугубляло опасность обвального падения. Снижение курса акций вынудит страховщиков к массовым продажам активов, а это приведет к еще более глубокому падению. Учитывая обстановку, которая сложилась на рынке, игра на понижение казалась беспроигрышным вариантом. Если бы падение в начале пятницы захлебнулось, то короткие продажи принесли бы Джонсу небольшие убытки. Он просто бы закрыл позицию и стал бы ожидать следующей возможности для атаки. Однако если бы пугливость инвесторов в сочетании с реакцией страховщиков привела бы к катастрофическому обвалу, Джонс мог бы сорвать огромный куш. Соотношение между риском и вознаграждением было необычайно привлекательным15.

В ту же пятницу, к вечеру, Джонс распродал целые пакеты фьючерсов, включенных в индекс S&P 500. На выходные он отправился в свой охотничий домик в отдаленном уголке Вирджинии вместе с коллегой Льюисом Бэконом,