Капойо (СИ) - Иолич Ася

- Предложения? - переспросила Аяна. - Каких?

Кир Алман поднял бровь.

- А для каких предложений я нанял тебя? Капойо, сейчас полдень, ты не выспалась? Мне пришли предложения о браке. Ты хорошо работаешь. И Гели весёлая.

Аяна стояла, беспокойно ковыряя ноготь большого пальца.

- Кир Эрке, а... а можно узнать, от кого?

Алман посмотрел на неё внимательно.

- Ах, да. Да. Гайбен Латар и Дауран Пекит.

Он посмотрел на неё выжидающе, и бровь медленно поднималась.

- Ты хочешь высказать своё мнение, не так ли? Ты считаешь, тебя это касается?

Аяна в этот миг судорожно вспоминала, где же они с Гелиэр умудрились найти этих двух претендентов на руку кирьи, но она действительно хотела высказать своё мнение, и это её, несомненно, касалось.

- Да. Это не совсем те предложения, которые обрадовали бы кирью Гелиэр.

- Других не поступало. Но если ты считаешь, что мне стоит ожидать ещё какое-то, то я хочу предупредить, что ожидаю его до конца июля.

- Сегодня двадцать второе, кир Эрке.

- Я знаю. Ты знаешь, сколько занимает получение разрешения на брак и вся эта остальная волокита?

Аяна помотала головой.

- Нет. Я не знаю.

- Долго. Месяц, два и даже больше. Я вернусь в эйнот осенью после заключения брака. Если у меня будут предложения, которые меня устроят, и мы всё решим, Гели останется в этом доме под твоим надзором, пока я не приеду передавать её мужу. В ином случае, если решение не будет достигнуто, ты отправишься с нами в Карадо до истечения срока договора.

У Аяны зазвенело в ушах. Кимат! Его придётся оставить в Ордалле?

- Я поняла тебя, кир, - сказала она, кланяясь.

- Превосходно, - сказал Алман. - Ступай.

Гелиэр лежала на кровати, но, увидев Аяну, медленно поднялась и села. С её лица схлынули все краски, и даже яркие глаза будто выцвели.

- Нет... - прошептала она. - Не может быть! Нет! Нет!

Аяна подскочила к зеркалу, пытаясь наконец понять, но оттуда на неё смотрела лишь Аяна.

- Пока всё хорошо, кирья, - очень, очень бодро сказала она. - Но надо поторопиться. У нас всего девять дней. У тебя два предложения. Как понимаешь, они оба...

Гелиэр закрыла рот ладошкой.

- Я думала, хотя бы до конца августа...

- Нет. - Она ходила по комнате. - Девять. Дней. Ни к чему эти мокрые глаза, нет времени на это. Слышишь? Это потом. Сейчас надо что-то делать.

- Аяна, ты же понимаешь...

Гелиэр тоже бродила по комнате, краснея и бледнея. Она вскидывала руки к вискам, взгляд блуждал.

Аяна обкусывала ноготь на указательном пальце.

- Да, конечно. Вот прямо сейчас в моей голове вертятся две мысли. Одна из них состоит из трёх слов, которые нельзя знать кирье, а вторая – из четырёх.

- Я не знаю таких слов...

- Нет. Я не буду писать тебе список. - Она остановилась. - Это ты напишешь. Письмо. Другого выхода нет.

Гелиэр замерла, посмотрела на неё и нерешительно подошла к столику.

- Но... А это вообще прилично? И что мне писать? - спросила она непонимающе.

Аяна стояла, обгрызая нижнюю губу, которую прижимала пальцем к зубам.

- Если бы я знала. Ох, если бы я знала! Написать, что у него есть девять дней, чтобы принять решение – это как-то слишком.

- Но так и есть, - отчаянно сказала Гели. - Это же так и есть! Девять дней, а потом... кто они такие, те...

- Так, - сказала Аяна, расхаживая по комнате. - Сейчас. Пиши. «Кир Мират, с сожалением вынуждена сообщить тебе, что..»

- Что - «что...»?

- Я думаю. Подожди.

Она случайно разгрызла губу до крови и стояла, прижав её пальцем.

- Как можно изящно сказать человеку, чтобы он не тянул время? Я бы взяла и прямо подошла. И сказала. Почему надо вот так извиваться? «Что мой отец, решив выдать меня замуж, тем не менее, ограничен во времени на принятие предложений, поэтому, если ты имеешь какие-либо намерения в отношении меня, то не тяни время и признайся и спроси, балбесина»

- Подожди, подожди, я записываю!

- Балбесину не пиши!

- За кого ты меня считаешь, Аяна? Повтори ещё раз.

- Я не помню! Подожди. Что у тебя последнее?

- «Намерения»

- «Намерения в отношении меня, то считаю необходимым сообщить, что первого августа моя судьба будет решена». Фух. Спасибо Харвиллу.

Гелиэр отложила перо.

- Кто такой Харвилл?

- Один друг. Благодаря ему я приручила слова.

- У меня ужасный почерк, - сказала Гелиэр. - Он не сможет прочитать. Аяна, это же навязчиво. Что я делаю! Может, он как-то сам?..

- Ужасный почерк – это когда буквы, как мокрицы, расползаются от дырок в бумаге, а между ними прячутся, притаившись и померев в ожидании, арнайские дохлые пауки. - Она изобразила пальцами лапки мёртвого паука. - У тебя хороший почерк, Гели. Это не навязчиво. Это уведомление. Ты ничего такого не написала. Сама только пыль на полу появляется. Сейчас высохнет, и я отвезу.

- Ты?

- Нет. Кир Анвер. Он поедет верхом.

- Он знает дорогу?

- Да. Он подглядывал через занавеску экипажа.

- Мы так странно и смешно говорим об этом!

- В этом весь кир Анвер. Без него гораздо грустнее. И сложнее передавать письма. Складывай. Это передаётся в конверте?

- Я не знаю, Аяна. Откуда мне знать? Я первый раз такое делаю. А ты?

- А я – нет. Кир Анвер уже передавал письма... Те письма были без конвертов. Я передам лично в руки, не переживай.

Аяна выдохнула, надувая щёки и вытаращив глаза.

- Почему я так волнуюсь? - спросила она. - Мы же не делаем ничего такого. А меня прямо потряхивает.

- У меня тоже руки трясутся, - сказала Гелиэр, трогая пятнистую шею. - Никогда не думала, что буду делать подобное. Как я дошла до такого? Попроси настой для меня, когда будешь внизу.

Аяна сбежала по лестнице вниз и юркнула в арку кухни.

- Каприфоль кирье. Я отлучаюсь по поручению.

Она вытащила из-под кровати свой большой мешок. Костюм, конечно, был измят, но это не имело значения. Она сунула руку дальше, чтобы достать тонкую рубашку из седы, но наткнулась на горлышко бутылки вина и вздрогнула. Через несколько дней ей предстояло отвечать на нелёгкие вопросы троих девушек, одна из которых была ещё и замужем за тем чудовищем...

Аяна помедлила и вытащила одну бутылку, потом вторую. Они влезут в сумку, но будут звенеть и булькать, и это вызовет вопросы. Она пошарила под кроватью и вытащила короб с кемандже, оценивающе взглянула на него и открыла.

Аромат купресы окутал её, как объятия мамы, как воздух родного двора, как покрывало её кровати, как тёплая вода затона в разгар июля. Аяна чуть не заплакала. Это было болезненно, но прекрасно. Даже в той лавке с духами она не нашла ничего подобного купресе.

Она вынула кемандже и подушки, на которых та лежала. Бутылки прекрасно разместились на месте подушек, и она обернула их полотенцем. Потом она сунула кемандже обратно, на бутылки, но в последний момент, закрывая короб, вдруг распахнула его и быстро вытащила рубашку из-под струн.

Рубашка Конды давно уже не пахла Кондой. Но теперь она пахла всем тем родным, что осталось где-то там, в прошлой жизни, которая была за всеми пройденными городами и деревнями Арная, за комнатой, где запер её подонок Тави, за волнистыми дорогами Фадо, холмами Озёрного края, вечным лесом и равнинами Олар Сир. Аяна будто пролетела весь этот путь обратно до дома, как перелётная птица. Только вот не летают птицы через весь мир, печально подумала она.

Рубашка скользнула на тело, на миг перенося в тот день, когда Конда вернулся сквозь сугробы, и пальцы его были ледяными, а губы – горячими. У Аяны свело скулы. Это было невыносимо.

- Стамэ! - прошептала она себе.

Она надела платье и штаны, свернула камзол, проверив бороду и коробочку с клеем в кармане, и сунула его под мышку. Потом вдохнула и выдохнула несколько раз, подтянула сапоги и решительно отправилась на конюшню.

- Инни, Ташта! - сказал голосом Аяны Нелит Анвер, странный худой парень с очевидно поддельной бородой.