Капойо (СИ) - Иолич Ася

- Лежи, лежи, - сказала она, отодвигая с шеи высохший травяной ошейник и пытаясь почесать под ним, но кот поднялся на ноги и потянулся, выгибая спину дугой, потом в два прыжка скакнул по кровати и тёмным пятном прочертил дугу за перила, в арку.

Аяна с сожалением глянула ему вслед.

- Эх, ты, - с укором прошептала она. - Бродяжья твоя душа!

Она подошла к Кимату, вспоминая, как вечером они строили из камешков пирамидки, похожие на камни пути хасэ. Пирамидки Аяны, к сожалению, разваливались, и их камешки рассыпались по булыжникам двора, звонко отскакивая. Кидемта, которая тогда как раз уходила домой, с улыбкой сказала, что в бухтах залива есть много плоской гальки, обкатанной морем. Она сказала, что брат приносил ей эти камешки, а потом они строили из них замки, как у крейта, и скрепляли гальку глиной.

Аяна вспомнила, что видела подобные ограды в Фадо, только там гладкие серые камни были скреплены не глиной, а строительным раствором. Да, галька, несомненно, будет удобнее обычных камешков.

Она быстро оделась, поцеловала Кимата в щёку и любовалась, как он спит, подложив руку под голову и сопя маленьким носом.

- Ты уже уходишь? Так рано? - удивилась Кидемта, месившая тесто рядом с Садором.

- Да. Хочу набрать гальки. Помнишь?

- Да, - улыбнулась Кидемта. - Конечно.

Мальчик на конюшне Перулла смотрел на неё хмуро.

- Дай угадаю, - сказала она голосом Анвера. - Ташта опять кого-то грыз.

- Да. То есть не совсем. Он пытался. Не дотянулся. Меня ночью не было, мне это сказали. Севас, говорят, твоя сестра украла кота.

Аяна уставилась на него выпученными глазами.

- Что? - спросила она, забыв про голос.

- Кариемелинта приходил. Он увидел своего сбежавшего кота на улице и пошёл за ним. Кот убежал во дворы. Кариемелинта стал спрашивать. Ему сказали, что его кот там. У Иллиры. Севас, скажи сестре, чтоб вернула. Иначе в покраже обвинят. О Черилле пойдут слухи.

Аяна хлопала глазами. Получается, у Ишке всё это время был хозяин? И он всё это время жил где-то рядом?

- Он его раньше не искал? - спросила Аяна. - Почему?

- Что у тебя с голосом? Я так понял, что не искал. Он его уже видел. Но думал, что тот больной. И плешивый. Севас, пусть она его вернёт. Я так понял, что он дорогой какой-то. И кота отберут, и штраф сдерут. И слухи пойдут. Он того не стоит.

Аяна ехала, пылая негодованием. Отощавший, блохастый Ишке, значит, ему не годился! Чёртов Кари... мите.. Клятое имя! А блестящий, здоровый сытый котик, значит, снова его!

Она доехала до бухточки под скалой склепов, постепенно остывая, и привязала Ташту у дерева.

- Не шали, - сказала она. - Не надо никого кусать!

Рубашка упала на валун вслед за костюмом и гребнями, несколько торопливых шагов – и слегка прохладная утренняя вода приняла её в свои объятия. Волны были небольшие, они наползали на берег с шорохом, не замолкая, слегка сдвигая самые мелкие камешки, и те укладывались блестящей рябой мозаикой, каждый раз немного по-другому. Аяна лежала, раскинув руки, на поверхности этой прохлады, и глядела в небо, серое, плотное, на фоне которого сероватые чайки казались белыми, как снег кажется белее на тёмном склоне горы. Покачиваясь на воде, она лежала, не думая ни о чём, будто все мысли растворились в солёной воде, только иногда приходил на ум наглый бывший хозяин Ишке.

Отсюда, если приподнять голову, из-за деревьев было видно только один небольшой отрезок тропы, ведущей к захоронениям. Аяна посматривала туда, но скоро успокоилась, решив, что Ташта в любом случае отпугнёт того, кто, волею судьбы оказавшись в этот час шатающимся без дела именно в этой точке широкого прекрасного Арная, решит вдруг подойти поближе и подсмотреть.

Наконец она почувствовала, что слегка замерзает. Толща воды манила, и она набрала воздуха и нырнула так глубоко, как только могла, и снова увидела дно, большие валуны на нём, в прохладной тёмной глубине. Вынырнув, она повернулась, глядя вдаль, от берега. Аяна отплыла не так далеко, но, если бы она взлетела, подобно чайке, над этой бухтой, поднимаясь выше, выше, к облакам, то это расстояние от берега казалось бы уж совсем ничтожным по сравнению с тем, какое она прошла, добираясь сюда, в эту маленькую бухточку, чьи берега были похожи на лепёшку, от которой откусил Конда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Полотенца, конечно, не хватило, чтобы вытереться досуха, но, по крайней мере, сапоги Аяна натягивала на почти сухие ноги. Она набрала пару горстей гальки в сумку и встряхнула её, смещая гальку ко дну.

- Иди сюда, Ташта, - сказала она, поднимаясь по склону. - Мой хороший, иди сюда.

Он вытянул шею, подставляя голову для почёсывания.

- Что ж ты такой кусачий, - посетовала она, запрыгивая на него с большого валуна, будто нарочно для этого лежавшего у дороги. - Тебя разве обижает кто? Почему ты до сих пор пытаешься всех погрызть? Ведь два года уже прошло, а ты всё кидаешься.

Ташта не ответил, как всегда, но это и не было нужно. Как-то раз мама сказала ей, что, разговаривая с Рафу, обращается скорее к себе, и Аяна с улыбкой согласилась. Это было правдой. Такие разговоры приводили мысли в порядок, и Аяна не раз замечала за другими эту же привычку. Кир Эрке, к примеру, так разговаривал с Кортасом.

Лучше бы кир Эрке разговаривал с дочерью! Аяна стиснула зубы. Надо попробовать договориться с ним. Сказать что-то правильное и важное, что сломает эту стену непонимания, заставит его обратить внимание на то, что чувствует его дочь.

- Почему твой брат просто бросает его за стеной? - в очередной раз спросил Томилл, когда Аяна, пряча под платьем удобные штаны и сапоги, заводила Ташту в боковые ворота.

- Если честно, мой брат очень странный, - призналась Аяна. - Я сама иногда не понимаю, что он делает.

Гелиэр завтракала на женской половине, за небольшим столом. Аяна смотрела, как она отпивает холодный ачте из небольшой светлой чашечки и ложкой ест яйцо с оранжевым желтком, жидким в самой серединке.

Она молчала, опустив глаза. Аяна легла подбородком на стол, и Гелиэр покосилась на неё.

- Я делаю много из того, что кирьи и капойо делать не должны, - сказала Аяна. - И то, как я сижу – не самое страшное. Гели, ты умеешь плавать?

Гелиэр грустно покачала головой.

- Девочкам не нужно плавать. И в платьях не поплаваешь.

- Платье можно снять. И плавать, например... в рубашке. Да. В рубашке или сорочке.

- Это неприлично. Аяна, ты же понимаешь...

- Понимаю. И пытаюсь тебя отвлечь.

- Четыре дня.

- Пять, если считать сегодня, Гели. Пока пять.

- Ты завтракала?

- Я не хочу.

- Ты стала очень худой, Аяна. Платья болтаются на тебе.

- Кирья Эрке, - сказала Саорин, заглядывая к ним. - Кир Эрке ждёт тебя.

Гелиэр резко встала, чуть не роняя стул, и схватилась за живот.

- Пойдём, - сказала Аяна, вставая. - Я провожу тебя.

У дверей Саорин покачала головой, глядя на Аяну.

- Он звал только её, - прошептала она.

Они ждали, переглядываясь. Аяна боролась с желанием прислониться ухом к двери комнаты Алмана.

Гелиэр вышла, закусив губу, и помотала головой, глядя на Аяну.

- Он предложил мне выбор, - сказала она бесцветным голосом. - Их теперь трое. Аяна, где они могли узнать обо мне?

- Очень просто, - сказала Саорин.

- Это их камьеры, - кивнула Аяна, осенённая неожиданным пониманием, и переглянулась с Саорин.

- Илойте! - одновременно сказали они.

- Он наверняка наплёл друзьям про тебя, Гели. А те – своим кирио.

- Но они даже не видели меня!

Аяна замолчала. Саорин пожала плечами.

- Я не понимаю, - сказала Аяна. - Может, в парке? С какой же скоростью распространяются тут слухи и сведения?

- С ужасающей, - сказала Саорин. - Стоит чихнуть в доме Иритен, тебе желают здоровья в доме Ават. - Она показала в две разные стороны. - Ну, конечно, это не касается самых верхних домов. Они только слушают. Редко сплетни распускают. Там всё очень строго. Хотя, если хорошо слушать, всегда услышишь. Ладно, я пойду.