Контуженый (СИ) - Бакшеев Сергей

Шмель убирает пистолет, садится на диван в метре от меня и набивает сообщение с моего телефона.

— С твоей мамки и начнем. Она же у тебя в ночную на хлебозаводе пашет. Поднимем ей настроение.

Я могу только орать, но меня никто не услышит, а Шмель воспримет крик, как слабость противника, которая лишь придаст ему сил. В задумчивости он шмыгает носом. Я слышу хрюкающий звук и вспоминаю. Вспоминаю школьную дразнилку, которая бесила Шмеля. Он терял самоконтроль и становился уязвимым. Вот его ахиллесова пята, в которую нужно ударить.

Я произношу со скрытой издевкой:

— Ты не Руслан Николаевич Краско и не Шмель.

Он вопросительно смотрит на меня, и я выплескиваю в лицо словесный яд:

— Ты Хрюня! Хрюня, хрю-хрю! Твое место на помойке, Хрюня.

Его глаза расширяются, лицо перекашивается:

— Не называй меня так.

А я повторяю дразнилку:

— Ты Хрюня, хрю-хрю! Хрюня с помойки! Хрюня, хрю-хрю!

Он в ярости переворачивает столик и подается вперед. Взгляд мутный, движения вялые, рука шарит под одеждой в поисках пистолета. Вот тот момент, к которому я стремился. Настал мой единственный шанс — попасть ему головой в сломанный нос.

Мой взгляд концентрируется на цели. Я отталкиваюсь связанными ногами и бросаюсь вперед головой. Удар лбом. Хруст. Крик. Я попал!

Мы оба падаем на пол, я сверху. Для верности луплю лбом в ненавистную рожу. Перевожу дух, смотрю на результат. Его лицо — кровавая каша, но глаза источают огонь ненависти, а руки двигаются в отличие от моих. Он загораживает ладонью нос и косит взглядом в поисках выпавшего пистолета.

Я временно победил врага, но добить не в силах и убежать не могу, пока не освобожу ноги. Как? Мои руки связаны за спиной.

На полу бутылочные осколки. Я перекатываюсь на спину, хватаю скованными руками осколок покрупнее. Подсовываю кривым острием под скотч и тру ладони туда-сюда. Осколок цепляет и рвет ленту скотча, но еще больше ранит запястья.

Предатель шевелится, рычит и приподнимается на локтях, а я никак не могу освободить руки. Кровавым взглядом он ищет выпавший пистолет. И находит. Вытирает лицо, смотрит на лоснящуюся от крови ладонь и тянется к оружию. В глазах жуткая ярость.

Всё! Мне конец. Сейчас он меня убьет.

49

Шмель почти касается пистолета, я изворачиваюсь и бью предателя связанными ногами. Он откатывается.

— Хрюня, хрю-хрю! — кричу я.

Он снова теряет концентрацию, забывает о пистолете и бросается на меня.

В этот момент я разрываю путы на руках. Мои ладони изрезаны, и его руки в крови. Мы цепляемся друг в друга, боремся, перекатываемся по стеклам. Бутылочные осколки впиваются в тело, но кто будет обращать внимание на порезы, когда схватка идет не на жизнь, а на смерть. Шмель всегда был сильнее меня, а сейчас мои ноги связаны, и у него дополнительное преимущество.

Вот он уже сверху. Сидит на мне, бьет кулаком в челюсть, вцепляется в горло ногтями и душит. Шипит и брызжет кровавой слюной:

— Тебе конец. Умри!

Ярость утраивает его силу. Я беспомощно шарю руками по полу в поисках спасения. Нащупываю бутылочное горло с зазубренной «розочкой». Сжимаю в ладони и бью острием ему в бок. Еще и еще!

Железная хватка на шее ослабевает. Одной рукой он пытается отбиться от моих ударов. Я снова бью стеклянной «розочкой» и выкатываюсь из-под врага. Тем же оружием разрезаю скотч на ногах.

Фу! Я свободен!

Мы сидим на полу в паре метров друг от друга и тяжело дышим. Каждый следит за противником, пытаясь предугадать его действия. Столик перевернут, вокруг бедлам. На мокром от алкоголя полу видны кровавые пятна. Среди бутылочных осколков валяются телефоны, ключи и — пистолет!

Мы замечаем его одновременно. Оружие ближе ко мне. Я бросаюсь за пистолетом, ожидая того же от противника, но Шмель кидается к дивану. Секундное недоумение сменяется догадкой — там второй пистолет! Я хватаю оружие, вскидываю руку, вижу направленный на себя ствол и давлю на спусковой крючок.

Два выстрела звучат одновременно.

После грохота в ушах ватная тишина. Я лежу на полу, пытаюсь понять, куда ранен. Острая боль под лопаткой в спине и на бедре. Шмель выстрелил дважды?

Приподнимаюсь. Я могу двигаться! Слышу сдавленный стон и учащенное дыхание. Мои губы распахнуты — мелко и часто дышу я. Взгляд в сторону врага — стонет он.

Шмель, стиснув зубы, скрючился на диване, зажимает левой рукой правое плечо и тянется пальцами к упавшему пистолету. Я бросаюсь к оружию и забираю его. Выковыриваю бутылочные осколки из бедра и спины и понимаю, что произошло.

Пуля, предназначенная мне, угодила в картину. Я успел откатиться. Если первая пуля проделала дыру в деревенской хате на картине, то вторая угодила в нарисованную корову. В выдуманной картине, как в новой реальности — разрушения и гибель.

А мой выстрел попал Шмелю в правое плечо, и он выронил пистолет. Держу его на мушке и приказываю:

— Звони! Прикажи киллерам отпустить Машу.

Он замечает дырку от пули в спинке дивана. Я стрелял один раз, значит пуля прошла сквозь плечо.

— На вылет. Повезло, — констатирует Шмель.

Я тоже испытываю облегчение, что не стал убийцей. Во-первых, предатель должен освободить Машу. Во-вторых, его судьбу пусть решает группа обнуления.

Я подбираю с пола телефон и сую Шмелю:

— Звони немедленно!

Он хлюпает кровавой пеной под разбитым носом:

— Твоя взяла, но сначала приведи меня в порядок.

— Звони, ублюдок!

— У нас связь только по видео, чтобы никто никого не надул. Если они увидят меня таким, прикончат твою Машу и смоются.

— Вытирайся!

— А что потом? Я про себя спрашиваю.

— Позвоню Чапаю, вызову группу обнуления.

— Умеешь утешить. Мне бы умыться.

— Быстрее!

Шмель топает в ванную, я за ним. С каждым шагом открывается истина: Шмель не просит пощады и не торгуется. Ранее он хвастался, что обман приносит ему больше, чем правда. Он не изменит себе и сейчас. Как он задумал меня обмануть?

Шмель включает воду, плещет себе в лицо и швыряет в меня стеклянную мыльницу. Я ожидаю чего-то подобного и уворачиваюсь. Тяжелая мыльница раскалывает кафель на стене. Я тычу пистолетом предателю в затылок и припечатываю лицом к зеркалу.

Шмель видит мой гнев и умоляет:

— Мы же друзья.

— У меня был друг, он погиб на войне. Звони, предатель!

— А как же моя морда?

Мне видятся страдания Маши в паровозной будке. Там нет освещения, сейчас ночь.

— Мы выключим свет, — решаю я. — Сразу прикажешь отпустить Машу. И пусть покажут, как она уходит. Мы будем смотреть, а они нет.

Я возвращаю предателя в гостиную. Толкаю на диван, сую ему в руки телефон и выключаю верхний свет. Освещение падает из коридора, к которому Шмель сидит спиной.

Я направляю пистолет предателю в лоб и требую:

— Твою рожу не разглядят. Звони, а то убью!

Шмель думает. Его напряженное лицо расслабляется, губы искажаются ехидной улыбкой.

— Ты не сможешь.

— Что не смогу?

— Убить не сможешь. Ты даже драк всегда сторонился.

— Звони!

— Никогда не видел порно с бутылкой. Сейчас покажут.

Его глаза становятся ледяными. Шмель ухмыляется в точности, как в тот момент, когда хвастался совращением Златы. Переступать через девчонок для него норма. Он делал это не раз демонстративно, чтобы приятели, привыкшие слушать его, стали такими же.

Я понимаю, что сейчас произойдет. Он не остановит издевательство над Машей. Наоборот, прикажет насиловать пожестче. И даже, если я его убью, Машу это не спасет.

Шмель открывает приложение в телефоне и заносит палец над значком видеовызова. Злобный взгляд мне в лицо, губы мстительно дергаются.

И в этот момент я нажимаю спусковой крючок пистолета.

Звучит выстрел. Моя рука вздрагивает от отдачи, а маленькая пуля с силой отталкивает тело предателя на спинку дивана. В его лбу черная дырка, а в распахнутых мертвых глазах безмерное удивление.