Контуженый (СИ) - Бакшеев Сергей

— Убивать легче, особенно чужими руками.

— Контуженый, не дави на совесть, не по адресу. На гражданке я терпел Лупика с его барскими замашками, а на войне дозрел, что не буду слугой никому. Сам стану хозяином! И гребаная автомойка на паях с дружками меня не устраивает. Появился другой вариант. Решительный шаг — и я хозяин завода! Один!

— Ты меня не добил, чтобы еще раз похвастаться?

Шмель тычет пальцем в мой телефон. Включается прежняя песня «Я русский». Мы слушаем припев, и Шмель выключает.

— Я тоже русский и иду до конца, — комментирует он.

— Не льсти себе. Ты мразь и предатель.

Его кулак сжимается, желваки двигаются, глаза превращаются в щели амбразур.

— Я новый русский, тот, кто будет на коне после этой войны. Не в могиле, не на костылях с медалькой, а живым, в комфорте и с прибыльным заводом! — Он поднимает с пола медаль «За отвагу». — И с наградой, кстати, тоже. Заслужил, пригодится.

Я помню, как бросил медаль в Шмеля. Она шлепнулась на чистый пол, а сейчас там разбитая бутылка из-под коньяка. Шмель пил из этой бутылки, я смотрел в телефон, а потом он замахнулся и…

В голове вспышка. На этот раз не от боли, а от прояснения памяти. Я вспоминаю самое ужасное. Не подлый удар по голове, а тот кошмар, что видел перед этим на дисплее.

Я вскакиваю:

— Что с Машей?

— Машка в надежных руках. Ее тело, руки, ноги и всё, что между ними, — ухмыляется Шмель.

— Я же выполнил условие. Отпусти ее!

— Сядь! А то грохнешься.

Шмель подходит, пихает меня, я шлепаюсь на диван. Он сует мне бутылку в зубы.

— Выпей, полегчает.

Я делаю большой глоток и отворачиваюсь. Шмель плещет мне в лицо текилой и веселится:

— А теперь умойся!

Глаза жжет. Беспомощно фырчу носом и отплевываюсь. Довольный Шмель усаживается на диван, он продемонстрировал мою полную зависимость от его воли. Связанного противника он не опасается, но есть сила, способная привести его в дрожь.

Вспоминаю свой звонок Чапаю и блефую:

— Я разыскивал предателя по заданию ЧВК и регулярно отчитывался. Прежде, чем зайти в твой дом, я позвонил Чапаю и рассказал о твоем предательстве. Мы условились, если я через два часа не перезвоню, он вышлет группу обнуления. Прошло больше. По твою душу уже выехали ликвидаторы. Беги!

Шмель слушает, откидывается на диван и остается расслабленным. Он приподнимает большой палец и любуется им.

— Удобный пароль — отпечаток пальца. Твоего пальца! Пока ты провалился в войну и бредил «огонь-выстрел», я изучил твой телефон. Чапаю ты звонил утром, а сейчас ночь. Никто не приехал. Да и меня под видом Русика ты опознал позже. Ты врать не умеешь, Контуженый. И никогда не умел. Я запомнил это с тех пор, когда ты был послушным Никитой Данилиным.

— А ты? Ты всегда врешь?

— Честность мне ничего не дала, а вот обман — сплошные плюсы. Начиная со шпаргалок в школе. Лапша на уши доверчивым девочкам помогает залезть в их трусики. Я обманул Вепря, когда пошел вместо Русика. И Русик смотрел мне в рот, как преданная собачка. Я обманул его в последнюю ночь, чтобы он погиб вместо меня. А потом обманул всех, когда стал Русланом Краско!

— Только не меня.

— Тебе же хуже, Контуженый. — Шмель выпивает, сводит брови и сверлит меня взглядом. — Кто еще про меня знает?

— Какого тебя? Ты Русик или Шмель?

— Я тебя не добил, чтобы узнать, кому ты еще рассказал, что Шмель жив?

Я делаю невозмутимое лицо в надежде запугать предателя:

— Вепрь знает. Он сам за тобой приедет.

— Не ври!

— Водитель Кедр, который доставил нам мины, его младший брат. Парня разорвало на куски. Вепрь в бешенстве. Он ищет предателя и отомстит.

— Ищет? — хватается за неосторожное слово Шмель. — Он найдет. И знаешь кого? Тебя!

Я пытаюсь исправить оплошность:

— Я докладывал Вепрю. Я говорил о тебе.

— Херня! — Шмель трясет моим телефоном. — Перед «Группой Вагнера» ты не отчитывался. Чаще всего ты встречался с Машей Соболевой. С Аленой с моего завода перезванивался. Даже Злату отыскал. И моей секретарше успел наплести чего-то. Кому ты обо мне проболтался?

Прямая угроза не проходит, и я пробую сыграть на добрых чувствах бывшего друга:

— Шмель, раз ты смотрел телефон, то видел фото Златы. Она ждет ребенка. Будет мальчик. Она назовет его в честь отца — Денисом.

Шмель смущается, но всего на мгновенье. Затем бьет кулаком по столу:

— Перед тобой Руслан Краско! Дениса Шмелева нет! Или Злата думает иначе?

Ругаю себя за наивность. После бегства матери к обеспеченному иностранцу Денису плевать на женщин. Когда на чаще весов большие деньги и эфемерные чувства, он выберет деньги. Своими намеками я только подставляю Злату. Шмель убьет ее и ребенка, если заподозрит неладное.

Спешу отвести подозрения:

— Тогда я о тебе не знал. Мы думали, что ты погиб. Я говорил с ней о деньгах из тайника. Решили, что их забрал Русик. А ребенка Злата оставит в роддоме.

— Сука, как все. Пусть живет. Это максимум, что я могу для нее сделать. Но не для тебя.

Я хватаюсь за спасительную соломинку:

— Руслан, я согласен на деньги. Дай денег на автомойку, отпусти Машу, и я забуду о погибшем Шмеле.

Шмель подбирает пачки денег с пола, задумчиво смотрит на купюры, на меня и кладет деньги в сейф. Подходит ко мне и заглядывает в глаза.

— Ты никогда не мечтал об автомойке. И деньги ты не ценишь. Трындишь, что надо поступать по-людски. А это как?

— Не по-зверски. Не делай другим того, чего не желаешь себе.

— О! Так ты первый мне пушкой угрожал. Получи ответку! — Шмель тычет мне стволом в грудь.

— Да убей уже, убей! — воплю я. — Стреляй! Не промахнешься!

— И свою жизнь ты не ценишь. Но есть и на тебя ключик.

Шмель звонит по телефону киллерам:

— Покажите нам девку.

Поворачивает ко мне дисплей. Я вижу Машу, ее руки связаны. Она лежит на животе поперек сиденья, обнажена ниже пояса, на бедрах синяки. Она слышит включение телефона и отворачивается, свисающие волосы закрывают ее лицо. Я замечаю, как она вздрагивает от рыданий и боюсь представить ее страдание. Маша сопротивлялась, ее били, и она обессилела.

Шмель подзадоривает бандитов:

— Эй, вы что там скучаете. Девка ждет!

— Мы уже того, употели.

— Еще!

У крепыша в руке бутылка водки. Он глотает из горлышка и обещает:

— Сейчас допьем и продолжим. Бутылкой. Взвоет, сучка, надоел ее плач.

— Тоже дело. Покажите ее лицо.

Бандит силой поворачивает голову Маши, другой снимает. Я вижу Машины глаза и с ужасом понимаю, что она видит меня. В ее глазах мольба, а в моих отчаяние.

Шмель доволен немой сценой. Он заставляет меня смотреть в телефон и требует:

— Хочешь это прекратить? Говори, кто еще знает. Твоя мать? Алена? Моя секретарша?

— И ты всех в расход?

— Говори!

— Останови их. Хватит!

— Это от тебя зависит.

— Не трогайте ее!

— Противно смотреть? А мне нравится. — Шмель подбадривает бандитов: — Порезвитесь по полной. Жарьте сучку бутылкой и чем угодно. Если через два часа не перезвоню — добейте.

Пока дисплей не погас, я успеваю крикнуть:

— Маша, жди. Я скоро приеду!

Шмель кладет телефон на столик, выразительно щелкает пальцем по цифрам на дисплее — 01:30.

— У тебя два часа, Контуженый. Спасибо за идею.

Я смотрю на счетчик времени и понимаю главное:

— Маша видела тебя, Шмель.

— И что?

— Она поняла, что ты жив.

— Сейчас у нее другие заботы.

— Чтобы я не сказал, ты все равно прикажешь ее убить. А потом и бандитов ликвидируешь. Ты всех убиваешь!

— А ты чистенький? Это ты оставил БК рядом с ночевкой. Все погибли, а ты выжил. Для «вагнеровцев» предатель ты! И сегодня ты раскаешься и покончишь с собой. Чапай получит твое предсмертное признание по телефону.

Шмель заходит сзади дивана, захватывает локтем меня под горло и тычет ствол мне в висок:

— Пуля в рот или в висок — вот твой выбор! Твой труп «вагнеровцы» найдут по пеленгу телефона. И уничтожат! А твою мамку я пожалею. Отправлю ей сообщение, что ты ушел воевать. Пусть ждет всю жизнь пропавшего сыночка.