Дочь Клеопатры - Мишель Моран

Тот покосился на Цезаря.

— Насколько известно, люди кланяются только царям, а я в настоящее время лишен престола.

Торговец сунул ему свою мясистую ладонь, и Юба вяло пожал ее.

— Ливия! — выдохнул Поллион, словно читал молитву. — Твоя красота посрамит Венеру.

От этой бессовестной лести Октавиан поморщился, зато его супруга прямо-таки просияла.

— А ты и Юпитера уболтаешь отдать свои молнии, — отозвалась она.

Поллион передвинулся к Октавиану, однако не попытался пожать ему руку.

— Цезарь…

— Я слышал, ты занимаешься делами в театре. По-твоему, здесь торговая площадь?

— Нет, конечно. Извините меня.

— Ты очень богатый человек. Но все это благодаря поставкам зерна, одобренным Римом. Запомни: тут тебе не Форум. Ошибешься еще раз — останешься вообще не у дел, — просто сказал Октавиан.

Когда Поллион удалился, я прошептала своей соседке:

— А что, здесь считается преступлением совмещать развлечения и дела?

— Нет, — пояснила Октавия, — но Юлий Цезарь нередко заключал сделки в театре, и это злило плебеев. Нехорошо, если подобные места будут вызывать у зрителей мысли о богатстве патрициев.

Заиграла музыка. Немного поодаль от нас Тиберий что-то сказал Випсании; та рассмеялась, а вот сидевшие рядом с ними дочки Октавии даже и ухом не повели. Интересно, они хоть когда-нибудь совершали поступки, неугодные матери?

На сцену вышел худой мужчина в тоге.

— Сегодня, как и во все вечера, — объявил он, — мы начинаем с речи!

Некоторые зрители зашикали. Актер улыбнулся.

— Может, кто-то из ворчунов согласится задать оратору животрепещущую тему для обсуждения?

Александр повернулся ко мне с ухмылкой:

— Он шутит?

— Нет. Похоже, так и будет.

Зрители принялись выкрикивать:

— Афины!

— Расскажи о красоте лысины!

— Битва при Акции!

Я стиснула зубы, но восклицания продолжались.

— Как насчет пользы от неверной жены? — предложил кто-то.

Актер хлопнул в ладоши.

— Тема выбрана!

Я посмотрела на Октавиана. Казалось, его забавляло происходящее.

С левой стороны на сцену вышел тучный оратор.

— Итак, почему важно быть рогоносцем? — начал он, и весь театр взорвался хохотом. — Если дражайшая половина наставила вам рога, самое время подумать об их преимуществах. Вы сможете отбивать врагов без меча… — Мужчина сделал шуточный выпад, и зал опять покатился со смеху. — Можете пронзить неприятеля насквозь или как следует почесаться… — Оратор поскреб рукой мясистое плечо. — Есть тысячи поводов радоваться своим рогам или наставившей их жене.

Он принялся воспевать все прелести общения с многоопытной супругой, но когда речь зашла о том, как приятно обманутому мужчине побездельничать в конце напряженного дня, зрители начали роптать, и кто-то выкрикнул:

— Давайте медведя!

— Я не закончил, — сердито сказал оратор.

Этими словами он лишь подзадорил пьяниц.

— Медведя! Медведя! — дружно скандировали они.

Я повернулась к Октавии:

— Это же не в прямом смысле?

Она рассмеялась.

— Нет. Раньше в театрах выступали дрессированные медведи, но мой брат запретил эту опасную забаву.

— Тогда что им нужно?

— Чтобы оратор ушел со сцены и дал начаться представлению.

Публика продолжала шикать и улюлюкать, пока толстяка не увели прочь.

— А мне понравилось, — грустно сказал Александр.

Тем временем сцену заполнили танцующие нимфы. Затем появились двое мужчин в масках сатиров и с длинными бородами. Один скакал, другой подпрыгивал, зрители начали хохотать, и тут вошел третий сатир, с луком и стрелами. Пока первый сатир читал свою роль, третий прицелился в публику, и вдруг до меня дошло, что происходит на самом деле.

— Октавиан! — закричала я.

В тот же миг Юба накрыл его своим телом и прижал к полу. Острая стрела со свистом вонзилась в опустевшую каменную скамейку.

— Во имя Красного Орла! — воскликнул переодетый лучник.

И начался хаос.

Солдаты устремились к театральной сцене, но актер уже исчез. Зрители бросились врассыпную. Военные окружили нас плотным кольцом и стали проталкивать к выходу.

Брат ухватил меня за руку.

— Как ты узнала?

— Он целился.

— Но ведь это представление!

Люди были охвачены таким же ужасом, как и тогда, в Большом цирке, хотя на сей раз случилось кое-что посерьезнее: кто-то хотел застрелить Цезаря, сидевшего в первом ряду. На улице мы не стали дожидаться носилок. Вооруженные до зубов солдаты сопровождали нас до самой виллы. Юлия в страхе сжимала мне руку. Лишись она сегодня отца — и всему конец — положению на Палатине, браку с Марцеллом, да и тот не успел бы войти в наследство.

Октавиан стремительно шагал между Агриппой и Юбой. Никто не произносил ни слова, даже прохожие на улицах. Оказавшись на вилле, Цезарь первым делом отвел нас в библиотеку. Стоило рабам поспешно зажечь свечи в канделябрах, как полководец захлопнул тяжелую металлическую дверь. Юба разлил вино по бокалам. И тут я впервые услышала, как Октавия плачет.

Наконец ее брат нарушил молчание:

— Теперь этот Красный Орел — убийца.

— Сомневаюсь, чтобы это был он, — подал голос Агриппа. — Я отчетливо слышал галльский акцент.

— Неужели мятежник не может быть рабом? — взвизгнула Ливия.

— Посмотрите на это воззвание, — вставил Юба. — Разве раб так напишет?

— Что вы хотите сказать? — Супруга Цезаря переводила взгляд с одного на другого. — Что сегодняшняя история никак не связана с бунтарем?

В комнате вновь повисло молчание. Потом Агриппа проговорил:

— Да. Это был просто раб, мечтавший присвоить часть его славы.

Сверкнув глазами, Октавиан предостерегающе произнес:

— Какая слава может быть у предателя?

— Никакой, разумеется. Но для рабов…

— Скажите, что будет, если меня убьют?

В смущении все отвели глаза.

— Юба, почему ты молчишь? — глухо продолжал Цезарь. — Ты ведь начитан в истории. Что будет с Римом?

— Тридцать племен снова начнут воевать, — предсказал нумидиец. — Марцелла не примут наследником, он еще слишком юн. А Сенат отвергнет Агриппу, ведь он потомок вольноотпущенников.

— Разразится хаос, — пообещал Октавиан. — Вместо того чтобы двигаться вперед, Рим откатится в прошлое. Может, предатель и вправду не связан с покушением, но он подстрекает к бунту. А рабы и вольноотпущенники его прикрывают! Невозможно повесить сотню воззваний и не попасться никому на глаза! — Цезарь сорвался на крик. — Посмотрим, что предпочтут наши бедные вольноотпущенники — свободу или хлеб.