Дочь Клеопатры - Мишель Моран

Антония беспокойно обернулась через плечо.

— Мы никому не расскажем, — с готовностью пообещала я.

Помявшись, она промолвила:

— Да.

— По-твоему, он может оказаться мятежником? — вырвалось у меня.

Девочка решительно тряхнула кудряшками, придававшими ей совершенно детский вид, и они рассыпались по плечам.

— Нет. Это слишком горячая голова. Сегодня что-то взбредет на ум, а завтра уже забудется. Марцеллу не хватит усидчивости, чтобы воплотить столько замыслов.

— А чтобы Орлу помогать? — подзадорил ее мой брат.

— Мама говорит, он мечтатель, — вздохнула Антония, глядя на свои маленькие крашеные ногти. — Все может быть. А ведь достаточно первого подозрения, и дядя сошлет его на Пандатарию. В лучшем случае.

— Это что, наказание? — уточнил Александр.

Девочка недоверчиво округлила глаза: неужели мы никогда не слышали?

— Ну да. Там умирают от голода, в грязи, сотни мужчин и женщин. Некоторые кормятся тем, что ныряют за губками. Все лучше, чем по приказу вскрыть себе вены, — прошептала она. — Мама сказала, такая судьба ожидает любого, кто перестал быть полезным Риму. Женщины, мужчины, сенаторы, почтенные матроны… Вспомните хотя бы своих родителей.

— Мать умерла от укуса кобры, — жестко проговорила я.

— Такое же самоубийство. Отца Ливии, отца моей мамы тоже вынудили покончить с собой. В Риме жизнь и смерть так мало стоят, — продолжала она безучастным тоном. — Чтобы удержаться на плаву, нужно приносить пользу.

— И в чем твоя польза?

— Ради блага Рима я выйду за того, кого укажет Цезарь, и буду этим довольна.

— Даже без любви? — вырвалось у меня.

— Конечно. — Антония посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. Мы помолчали, потом она прибавила: — Надеюсь, вы никому не расскажете о моих словах.

— Никому, — твердо ответил мой брат. А когда девочка поднялась, чтобы уходить, негромко спросил: — Это было предупреждение?

Даже при тусклом свете масляной лампы я заметила краску, проступившую на щеках гостьи.

— Меня никто к вам не посылал.

— Но ты хотела, чтобы мы кое-что поняли, — произнес Александр.

Антония промолчала в знак согласия.

Глава восьмая

Солнце еще не успело подняться над холмами, когда я накинула на себя легкую тунику и обулась в сандалии.

— Не понимаю, зачем тебе все это? — проворчал в подушку мой брат. — На улице темень.

— Это единственно подходящее время для наших занятий с Витрувием.

— Чему ты надеешься научиться, всезнайка?

Я рассмеялась вполголоса, чтобы не потревожить спящего за стеной Марцелла.

— По-твоему, я могу построить храм в одиночку?

— Еще чего, — пробормотал Александр. — Для этого есть рабочие.

— А как я узнаю, все ли они делают правильно?

Брат наконец открыл глаза и уставился на меня.

— Ты что, серьезно подумываешь о строительстве?

— Почему бы нет?

Брат оторвался от подушки.

— Мы не в Египте.

— Однажды будем там. И не забывай, что сказала Антония, — предостерегла я. — Лучше бы тебе встать и пойти со мной.

Мотнув головой, он повалился обратно. Перед уходом я хлопнула дверью сильнее, чем собиралась.

В атрии тихо покачивались под утренним ветерком букеты нарциссов и лилий. В библиотеке уже горели свечи. Когда я вошла, Витрувий сидел за письменным столом.

— Входи, — произнес он устало и указал на кресло напротив.

Я заметила, как он посмотрел на греческую диадему в моих волосах, александрийский жемчуг на шее и римскую буллу под ними. Мужчина тяжко вздохнул, как человек, терпение которого уже давно на исходе, и положил руки перед собой.

— Помимо святилища Аполлона, занявшего львиную долю двухлетней работы, — начал он, — я возвожу Пантеон Агриппы и портик Октавии. Теперь нужно браться еще и за мавзолей Цезаря. Просто некогда вздохнуть.

— Я все понимаю.

При мерцающем свете масляной лампы темные глаза пристально уставились на меня.

— Понимаешь?

— Да. Вы взяли меня ученицей в угоду Октавии. Но я здесь не для того, чтобы отбирать у вас время, а наоборот — помочь вам его сохранить.

Брови Витрувия взлетели на лоб.

— И каким же образом?

— Мы вместе начертим план мавзолея…

Увидев, что он готов рассмеяться, я поспешила прибавить:

— Рисование — мой конек. И еще мне известно, где и как используются различные виды камня.

— Черный лавовый цемент? — тут же подбросил вопрос Витрувий.

— Отделка полов. Хорошо смотрится в окаймлении из белой тессеры.

— Сарнский известняк?

— Его чешуйками можно выложить потолок, получится как бы домашняя пещера.

— Отшлифованный камень, скрепленный известкой и обшитый деревом?

Я усмехнулась.

— Дешевые постройки, на один сезон.

Витрувий откинулся в кресле и расцепил руки.

— Где тебя этому научили?

— В Александрии. В Мусейоне были предметы по выбору, и я предпочла заниматься архитектурой.

В глазах собеседника промелькнуло любопытство.

— Похоже, ты настроена очень решительно.

— Да. Знаю, мои рисунки производят впечатление, но им недостает научной точности. Я хочу создавать настоящие чертежи.

— Для этого необходимо знать математику. Особенно геометрию.

— Я изучала эти предметы.

— Тогда почему твои наставники не показали тебе, как применять познания при строительстве?

— Не успели. Обучение слишком быстро закончилось, — обронила я.

Почему так случилось, можно было не объяснять.

Витрувий снова вздохнул.

— Тогда начнем с мавзолея.

Я поскорее открыла альбом на самом удачном эскизе материнской гробницы и протянула Витрувию, пояснив:

— Все выстроено из белого мрамора. Пол выложен перламутром, колонны изображают кариатид.

— Целиком из мрамора? — переспросил архитектор, изучая рисунок.

Я кивнула.

— А впереди что-нибудь было? Вроде высокого заостренного столба?

— Да. Два обелиска. Оба из гранита.

Он достал стиль и принялся торопливо записывать.

— Какого цвета?

— Красного. А разве Цезарю тоже нужны обелиски?

— Ему нужно в точности то, что он видел в Александрии, почти без единого изменения.

— Хорошо, я все расскажу.

Успех с Витрувием настолько меня окрылил, что во второй половине дня, когда пришла Юлия и попросила накрасить ей лицо, я была совершенно не против.

— Хочу выглядеть как египетская царица, — заявила она, сидя в нашей купальне, покуда Галлия вплетала ей бусы в прическу.

— Хозяйка, вы не забыли? Перед театром все должно быть снято!