Дочь Клеопатры - Мишель Моран

— Само собой.

— Твоя мама велела Галлии отсчитать мне горсть монет.

Александр похлопал кожаный кошелек на боку.

— Даже не рассказал! — удивилась я.

Он поморгал от смущения.

— Ты же была с Витрувием.

— И что, тебя правда будут учить архитектуре? — недоверчиво переспросила Юлия.

— Твоему отцу нужен мавзолей. Октавия думает, я могла бы помочь.

Моя собеседница долго молчала, и я даже заподозрила ее в ревности. Потом она произнесла:

— Говорят, что Александрия очень красива.

— Это самый чудесный город на свете.

— Лучше Рима?

Помедлив, я осторожно проговорила:

— Ее строили триста лет. Сплошь из мрамора, прямо у моря.

— А твоя мать? Она и вправду была красавицей?

Я часто-часто заморгала, чтобы не разреветься у входа в школу.

— Да, только не в обычном смысле. Все дело в ее уме.

Юлия наморщила лоб, не понимая, при чем здесь ум.

— И еще в голосе, — прибавила я. — Этим она привлекала мужчин со всей земли.

— Точно сирена, — шепнула девушка. — Просто я видела ее статую в храме и хотела узнать…

Мы с братом резко остановились.

— Какую статую? — спросил Александр.

— Изваяние Клеопатры на форуме Цезаря.

— Разве оно еще там?

Юлия изумленно посмотрела на него.

— Разумеется. Где же еще?

— Почему твой отец от него не избавился? — осведомилась я.

— Избавляться от царской статуи? — ужаснулась она. — С какой радости? Клеопатру любил сам Юлий.

Мы с братом переглянулись.

— Выходит, весь его гнев на нее был частью игры, — прошептала я по-парфянски. — Поводом, чтобы всколыхнуть Рим.

Александр повернулся к Юлии.

— А можно ее увидеть?

— Почему бы и нет? Сегодня, после занятий на Марсовом поле.

Этим утром мы проходили «Одиссею» Гомера, читали о странствиях греческого героя по винно-темному морю под покровительством сероокой Афины. Потом Галлия отвела нас на Марсово поле, ловко пробираясь сквозь возбужденные толпы зрителей, собравшихся на последний триумфальный парад. В беломраморном портике перед конюшнями Октавиан в окружении Агриппы и Юбы показывал своей сестре планы будущих сооружений. Я села на стул рядом с Антонией и достала альбом с рисунками. Ливия заметила это, но промолчала. Между тем Цезарь продолжал рассказывать:

— Вот чертежи неапольских акведуков, а это форум.

Октавия улыбнулась:

— Может, Витрувий принес тебе планы и для моего здания?

Брат развернул очередной свиток и довольно провозгласил:

— Вот оно. Восстановление портика Метеллы, отныне известного как портик Октавии, с тремя сотнями новых колонн и двумя святилищами внутри.

— Я бы хотела еще разместить народную библиотеку.

Цезарь сделал пометку.

— Хорошо. Даже замечательно, — похвалил он. — Библиотеки плебеям по вкусу. Что еще?

— Может быть, школа.

У Ливии вспыхнули щеки; она отложила прялку и вставила:

— Наверное, я тоже могла бы построить какой-нибудь портик. Что скажешь?

— Это весьма щедрый жест, — заметил Агриппа, но ее волновало только мнение Октавиана.

— Ну что, мне начать свою стройку? — не отступала Ливия.

Муж выглянул из-под широкополой шляпы.

— Рим будет вечно благодарен тебе. Однако найдется ли время?..

— Непременно, — торопливо сказала она. — Для блага Рима — всегда найдется.

Октавиан посмотрел на нее с обожанием.

— Как мне везет на женщин, — вполголоса произнес он, и Юлия, переглянувшись со мной, закатила глаза. — Я сделаю необходимые заметки, и пусть Витрувий в следующем месяце нанимает людей.

С этими словами Цезарь поднялся, и все, кому предстояли скачки верхом, отправились на конюшни.

Дождавшись ухода мужчин, Ливия повернулась к Октавии.

— Два портика, — гордо произнесла она.

— Удивительная щедрость.

Супруга Цезаря изогнула брови:

— Надо же куда-нибудь вкладывать золото. В Галлии, например, твой брат подарил мне медные копи. В Иудее — множество пальмовых рощ. А что меня ждет в Египте, знаешь?

— Святилище?

Ливия сощурила глаза.

— Это еще зачем? Разве храмы приносят доход?

— Ах да, — улыбнулась Октавия. — Все упирается в деньги.

Ее собеседница расхохоталась.

— Я слышала о вашей благотворительности беднякам Субуры. По-твоему, это не та же выгода — видеть заискивающие улыбки, наслаждаться почетом? А эти женщины, которые пресмыкаются и целуют ваши ноги…

— Маме никто никогда не целовал ноги! — к всеобщему изумлению, выпалила Антония.

Даже вечно смешливая Випсания закрыла себе ладонью рот.

— Плата — она и есть плата, — ледяным тоном отозвалась Ливия. — Просто я более практична, вот и вся разница.

— Ты очень злая женщина, — произнесла Октавия.

— Злая, зато с папирусовыми болотами. Десятками, дюжинами болот. — Она усмехнулась. — На востоке нет ничего прибыльнее производства папируса. Октавиан подарит мне лучшие участки, какие выберу. Возможно, Селена подскажет?..

— Ну хватит! — Сестра Цезаря порывисто встала, и мне показалось, что она даст невестке пощечину. — Галлия, сегодня можешь забрать девочек пораньше. Прогуляетесь по торговым лавкам.

Юлия вскочила с места, не веря внезапному счастью.

— Да-да, можешь забрать Селену, — проговорила Ливия. — Но дочь Цезаря никуда с вами не пойдет.

— Это моя племянница, — возразила Октавия. — Ты ей не родня, и если я отпустила девушку за покупками, пусть покупает. Попробуй хоть словом ее упрекнуть или наказать за то, что она меня послушалась, и брат обо всем узнает.

Невестка сверкнула глазами, но промолчала. Юлия поспешила взять меня за руку, и Галлия немедленно повела нас прочь. Оказавшись на достаточном расстоянии от чужих ушей, я прошептала:

— И как ты с ней только живешь?

— Ливию больше интересует Терентилла, меня она не замечает.

— Спасибо, — сказала я Галлии.

— Так захотела хозяйка, — скромно отозвалась она. — Я только провожатая.

— Может, сначала зайдем в храм Венеры? — предложила Юлия. — Селена взглянула бы на изваяние своей матери.

— Да, но статую сделали пятнадцать лет назад, — предостерегла рабыня.

— Ничего, узнаю, — пообещала я.

Однако когда оказалась в святилище, невольно пришла в замешательство. Галлия улыбнулась.

— Ну как, найдешь?

В прохладных мраморных залах жрицы стояли на страже храмовых сокровищ. Юлия Цезаря я увидела без труда: слишком уж походил на него наш Цезарион. Рядом стояла Венера, полуприкрывшись тонкой льняной тканью. При виде коллекции сверкающих самоцветов у Юлии загорелись глаза, однако я поспешила мимо. Миновала и восхитительную британскую кирасу, сплошь усыпанную жемчужинами. Я шла от статуи к статуе — и наконец различила ее, но только по александрийской диадеме на волосах.