Лимеренция - Х. К. Долорес

женщин, как и у Рика. Заманчиво… Но я сомневаюсь, что Адриан скажет мне найти мою мать и отправит меня за пивом.

Вариант второй: ударить себя в грудь и надеяться, что это отвлечет его достаточно надолго, чтобы он ускользнул. За исключением того, что Адриан не проявил ни малейшего влечения ко мне, и мне не нужно, чтобы кто-то смеялся над моей чашечкой С, прежде чем они убьют меня.

Я делаю еще один протяжный вдох.

Я была здесь раньше. Та же комната, другой дневник. И тогда Адриан отпустил меня.

Но только потому, что я его заинтересовала.

И я заинтересовала его только потому, что была… честной.

Я замираю, ответ поражает меня со всей силой удара молнии.

— Тебе не нужно меня убивать, — выпаливаю я.

— О, я что-то не понимаю? — В его голосе слышится нотка сарказма.

Я качаю головой и смотрю ему прямо в глаза.

— Нет. Ты не понимаешь. В нынешнем виде, да, я обуза. Я знаю о тебе кое-что, чего никогда никто не сможет узнать. Кое-что, что я могла бы использовать против тебя так же, как это сделал Микки.

— Ну, посмотри на это, — растягивает он слова. — Мы на одной волне.

— Но… — Я поднимаю палец. Мой голос дрожит. В отчаянии. — Мы оба знаем, что убивать меня грязно. Две смерти за семестр? Это гарантировало бы, что я буду держать рот на замке, но это доставляет много хлопот тебе и, очевидно, не очень хорошо для меня. Итак, я готова предложить тебе кое-что еще, что, как мне кажется, идеально подойдет для нас обоих .

— Я слушаю.

Я сглатываю. Я никогда не думала, что вот так я откроюсь другому человеку.

То, что может погубить меня, может спасти мою жизнь.

Какая ирония судьбы.

В животе у меня тошнотворное месиво, я излагаю это как деловую сделку.

— Прямо сейчас у меня есть рычаги воздействия на тебя, но что, если бы я могла предложить тебе то же самое? Рычаг давления на меня и более равномерно склонить чашу весов. Взаимное гарантированное уничтожение.

Он приподнимает бровь, по-видимому, не впечатленный.

— Мне неприятно расстраивать тебя, милая, но у тебя нет ничего, что стоило бы использовать. Твоя детская травма могла бы стать не слишком интересным сеансом терапии. К утру мое сообщение было бы разнесено по всем крупным новостным каналам.

— Это не моя травма, на которую я пытаюсь воздействовать, — парирую я. — Это что-то другое. Я сделала что-то… — Я не могу подобрать слов, чтобы описать это. Неправильно? Незаконно? Аморально практически во всех религиях мира? — … действительно плохое. Кое-что, что ты мог бы использовать, чтобы погубить меня.

В его темных глазах вспыхивает интерес.

— Это так? И что же за ”по-настоящему плохое" могло погубить девушку из американской глуши?

— Незаконная вещь.

Он кивает, прося продолжения.

— Ты был прав, — шепчу я, — Насчет меня.

Он бросает на меня сухой взгляд.

— Я сам такой, так что мне понадобится нечто большее.

— Я… — Еще один глоток. Дальше ничего не следует. — Здесь не должна находиться. В Лайонсвуде.

— У тебя есть стипендия в Лайонсвуде.

— Но она не моя.

Его глаза сузились.

— Ты сделала что-то, чтобы получить здесь стипендию?

Я коротко киваю.

— Да. Это идеальный способ выразить это. Я исказила свои академические способности, чтобы получить стипендию.

— Ты жульничала, — прямо говорит он.

— Обман, введение в заблуждение… одно и то же, — пожимаю я плечами. — И, честно говоря, детали не имеют значения. Важно то, что у меня есть стипендия, которой у меня не должно быть. И я знаю, что не должна была этого допускать, но никто другой этого не делает. И если ты кому — нибудь расскажешь, например декану…

— Он заставил бы тебя вернуть каждый цент, который ты задолжала за обучение, — заканчивает он, и мрачная улыбка, расплывающаяся по его лицу, абсолютно не успокаивает мои нервы. — Возможно, возбудить уголовное дело.

— А это 846 000 долларов, которых у меня нет, не считая проживания и питания.

О, я знаю точное число.

По ночам, когда тревога не дает мне уснуть, я люблю подсчитывать, сколько жизней потребуется, чтобы все вернуть.

Обман, с помощью которого я попала в Лайонсвуд, был, безусловно, худшим поступком, который я когда-либо совершала.

И это лучшее, что я когда-либо делала для себя.

Потому что, если бы я этого не сделала — если бы я прислушалась к своей совести, или к своим нервам, или к чему — то еще в тот день, — я точно знаю, где бы я была: все еще застрявшая в Мобиле с будущим, ведущим в никуда, кроме как делить ночную смену в закусочной с мамой.

О Пратте даже не могло быть и речи.

— Теперь ты видишь это, верно? — Настаиваю я. — Ты можешь погубить меня этим, и если ты расскажешь нужным людям, это может закончиться тем же, чем закончился бы твой дневник: растиражированный на первой полосе новостей с каким-нибудь заголовком вроде «Девочка мошенничает с элитной школой-пансионом из-за полной стипендии. Ожидается тюремный срок». Нам обоим есть что терять.

Если не считать звука моего собственного прерывистого дыхания, в комнате тихо.

Адриан молчит.

Мой мозг мечется между паникой и предвкушением.

Мое сердце колотится в унисон с моим дыханием, когда он отпускает мое горло, отступает назад и…

Смеется.

Он смеется.

Не просто смешок, а заливистый смех, от которого он перегибается через стол, хватаясь за живот.

Я настороженно смотрю на него, не зная, что делать с такой реакцией. Смех был не тем ответом, которого я ожидала.

Все еще посмеиваясь, он берет салфетку из коробки на столе и вытирает глаза.

— Ну, это… — Он качает головой. — Это многое объясняет о тебе, милая. И о твоей неспособности различить, где должна стоять точка с запятой.

Я закатываю глаза.

— Да, я понимаю. По стандартам Лайонсвуда я не совсем академический гений.

— Нет, не гений, — говорит он, — Но ты…

У меня перехватывает дыхание. Он смотрит на меня, что само по себе не должно быть новым откровением. Но он не смотрит — он смотрит, глаза бесстыдно обшаривают меня с головы до ног, губы приподняты, как будто ему нравится то, что он видит.

Как будто я не Поппи, вечная заноза у него в боку, а совершенно новая женщина, которая только что переступила порог.

Как будто он видит меня в первый раз.

— …что-то, — тихо заканчивает он.

Это слишком напряженно. Я боюсь, что растаю под его взглядом, если не отведу взгляд.

— Итак, — я прочищаю горло. — У тебя есть рычаги воздействия на меня.