Я тебе изменяю - Амелия Борн

Ах, если бы она могла подобраться к этому молокососу Тео, которого его мамаша кормила грудью до двух лет… До двух лет, подумать только! Божене было противно даже думать о том, во что превратилась грудь Ольги после подобной пытки!

Ее взгляд растерянно метнулся к Римме Феликсовне. А вот будущая свекровушка как раз имела все возможности, чтобы добыть то, что так нужно было Божене…

Шестеренки в голове Божены лихорадочно заработали, пытаясь взвесить все «за» и «против»…

– Ах, моя дорогая, что-то ты побледнела! – озабоченно закудахтала над ней старая курица.

И Божена решилась.

Жадно сделав вдох, на выдохе она исторгла из себя такое отчаянное и надрывное рыдание, от которого даже сама испуганно вздрогнула. Впрочем, особо играть тут и не пришлось: ей и в самом деле было страшно до животного рева.

– Что такое? Что случилось?

Руки Риммы Феликсовны сжали плечи Божены, прижали ее голову к костлявой груди…

– Вы должны помочь мне, Риммочка Феликсовнааааа, – заревела пуще прежнего Божена.

И облегченно выдохнула, когда услышала в ответ:

– Конечно, моя милая! Все, что угодно!

Божена отстранилась от ее груди, изящно утерла заплаканные глаза и, потупив взор, тихо попросила:

– Вы не могли бы взять у Тео какую-нибудь вещь?..

– Зачем? – потрясенно переспросила Римма Феликсовна.

Божена снова вобрала в себя воздух и разразилась громким плачем.

– Ах, Риммочка вы моя Феликсовна… со мной случилась беда…

– Какая… беда?

Перемежая слова рыданиями, Божена начала рассказывать:

– Я хранила себя… как порядочная девушка… для Глеба… но однаждыыы…

Она выдала очередную порцию воя.

– Однажды на меня напали… изнасиловали… и скрылись… и вот теперь… я…

Ее тело весьма натурально затряслось в приступе истерики.

– Теперь я беременна! И не знаю, от кого!

На самом деле она, конечно, все прекрасно знала. И не было никакого насилия, никакого нападения. Все было куда как более прозаично: она залетела от своего любовника, а тот ясно дал понять, что рассчитывать ей не на что. И что если продолжит его донимать, то ее уж точно найдут в какой-нибудь канаве в не очень живом виде…

Впрочем, она все это знала с самого начала. Что в этих отношениях ей ловить нечего. Именно поэтому так целилась замуж за Глеба… любой ценой.

– Вы поможете мне? – спросила она заискивающе, с совершенно искренним отчаянием цепляясь за руку Риммы Феликсовны.

Ответ не заставил себя ждать.

– Помогу, конечно, моя дорогая, помогу…

Я вышла из здания суда и вдохнула полной грудью свежий, чуть стыловатый воздух. Дело было сделано, вопросы с квартирой улажены, а сегодня я подала заявление на развод. Когда подписывала бумаги, была уверена в том, что делаю, но сейчас… Проклятое любящее сердце все никак не могло дать моему разуму властвовать в одиночестве.

И, как следствие, я вновь начала сомневаться в правильности решения. Так, Оля, перестань рефлексировать и в новый счастливый путь. Теперь у твоего мужа другая жизнь, другая женщина и еще один ребенок. И как бы там ни было, от этого не спрятаться, не скрыться. Невольно придется мириться с тем, что у Теодора будет брат или сестра. И только твоему сыну в будущем решать, общаться с отцом и его потомством от другой, или нет.

Но это в будущем. А я сейчас собиралась думать о настоящем.

– Ольга… Прости! – выдохнул знакомый голос, когда мне в плечо что-то ударило, да так, что я едва не выронила сумку.

Подняв взгляд, обнаружила перед собой Диму собственной персоной. Но не одного, а в компании девушки, явственно принявшейся намекать, в каких он с них отношениях. Она окинула меня быстрым взглядом и, обхватив ладонью руку Димы, прижалась к нему теснее.

– Ничего страшного, – улыбнулась, поправляя ремешок на плече. – Это я иду, ничего кругом не вижу.

Я замолчала, Дима не стал продолжать. Не представил нас друг другу с его пассией, хотя, в этом в принципе и не было никакой необходимости. Он просто кивнул и они удалились.

Я вздохнула. Эта ничего не значащая встреча всколыхнула во мне чувства. Нет, не по отношению к Диме, к которому я не испытывала ничего, кроме чисто приятельских эмоций. Я стала задаваться вопросом, а не стоило ли мне вовремя просто начать строить свою жизнь без оглядки на Глеба?

И дело было совсем не в новом мужчине, который у меня, разумеется, рано или поздно появится. Дело было в том, что все то же глупое сердце никак не хотело перестать выдавать те эмоции, которые играли против меня.

Снова вздохнув, я направилась по тротуару дальше неспешным шагом. Дело было сделано. Мой первый настоящий осязаемый шаг. А дальше нужно было лишь переждать отведенное судьей время.

Я взглянула в глазок, когда в дверь позвонили. Ни гостей не ждала, ни с мужем или свекровью договоров о визитах не было. Мама и Теодор уехали в контактный зоопарк, а я собиралась посвятить время работе, но не вышло.

Потому что на пороге квартиры стоял тот, кого я никак не ожидала увидеть – Рудольф.

– Добрый… день, – проговорила я, хмурясь и гадая, зачем здесь друг Риммы Феликсовны.

– Добрый день, Ольга, – расплылся он в улыбке, но от меня не ускользнул тот факт, что Рудольф чем-то встревожен.

Или, скорее, взволнован.

– Проходите, – отступила я в сторону, но Рудольф помотал головой и вдруг выдал тираду:

– В своей жизни я делал много того, что до сих пор камнем лежит на душе. Знаете, Оля, если бы я мог исправить хоть часть этого – я бросился бы делать это не задумываясь. Натворил бы еще больше ошибок, обязательно наломал бы дров, но бросился. Как умею.

Я слушала Рудольфа и не понимала, к чему он клонит. Пришел заступаться за Римму Феликсовну? Так между мною и свекровью был взаимный пакт о ненападении. За Ланского? Я предпочитала решать вопросы, связанные с Глебом, исключительно сама и исключительно так, как будет лучше прежде всего для меня