Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Мы подготовились к такой атаке. По моему совету вечером и ночью перед построенными в шесть шеренг асигару-тэппо были нарыты глубокие ямки, чтобы лошади ломали ноги, и вкопаны в четыре ряда заостренные, бамбуковые стволы, наклоненные навстречу врагу, а дальше ждали присевшие пикинеры. За аркебузирами срыли склон холма, сделав отвесную стену высотой метра два, чтобы лошади не могли запрыгнуть. Там встали асигару-тэппо и –сясю. На вершине холма, как зрители на галерке, сидели на раскладных стульях два даймё с металлическими веерами, окруженные надежными самураями. Успех сражения зависел от того, пойдет дождь или нет, поэтому на обеих сторонах поглядывали на темное небо, затянутое брюхатыми тучами, и молились общим богам, но с противоположными просьбами. У нас молившихся было в два с лишним раза больше, поэтому, наверное, всего лишь пару раз прогремел гром, но так и не полило.

После вторых раскатов в небе у Такэды Кацуёри сдали нервы, приказал атаковать. Загудели трубы — и тяжелая конница, быстро набирая скорость, понеслась плотной массой на нас. Зрелище, конечно, впечатляющее. Перестук тысяч лошадиных копыт сливается в грозный гул, как бы застрявший на одной ноте, и создается впечатление, что на тебя несется тяжеленная плотная однородная лавина, которая снесет всё на своем пути. Даже у опытных бойцов холодок пробегает по спине и сводит от страха яйца.

Мне вспомнилось, как в кинотеатрах в годы моего детства перед художественным фильмом обязательно показывали идейно выдержанный документальный, который начинался с летящего на зрителей паровоза. Бабушка рассказывала, что сперва зрители от испуга выпуливались из зала. Это такой был юмор у тогдашних кинематографистов. Время от времени пленку зажевывало, и она плавилась, дымя, и зрители несколько секунд видели на экране коричневатые пузыри и орали «Сапожник!». Не знаю, какое отношение имел к кинопроектору представитель этой профессии и почему выбрали именно его. Потом на несколько минут, пока киномеханик устранял порыв, наступала тьма, и зрители начинали переговариваться, а на задних рядах — целоваться.

Вот что-то похожее произошло и на поле боя. «Зрители» не разбежались. Конница, доскакав до первых ямок, начала валиться, образовывая шевелящиеся кучи — пленка начала зажевываться. Тех, кто все же добрался до частокола, встретили залпы аркебуз — и плёнка застряла и задымила, плавясь. Шеренги асигару-тэппо караколировали, стреляя залпом и выкашивая врагов десятками, если не сотнями. Во всадника попасть легче еще и потому, что стрелок целиться в грудь коня, а не в ноги человека, что кажется целесообразнее, что ли. Вскоре над частоколом повисло черное густое облако дыма от сгоревшего пороха, которое словно разделило поле боя на две части: в одной четко, я бы даже сказал, механически, выполняли маневры и стреляли воины, а в другой падали убитые и раненые люди и лошади. Из уцелевших первые от боли и страха орали и стонали, вторые надрывно ржали.

Я стоял позади своего подразделения на выступе метровой высоты, сделанном в склоне холма, срезанном вертикально. Сперва мне хорошо было видно, как грозная лавина, словно бы наткнувшаяся на невидимую стену, начинает распадаться на отдельные элементы, «крошиться». Прорваться смогли единицы, и тех подняли на пики. Энергия лавины быстро упала практически до нуля. В нее продолжали залпами с четкой монотонностью лететь пули, заставляя двинуться в обратную сторону. Я пропустил этот момент. К тому времени облако черного дыма поднялось выше, закрыло обзор. Услышал радостные крики на вершине холма и скомандовал прекратить огонь. Когда дым рассеялся, увидел перед частоколом длинный и широкий вал из тысяч убитых и раненых людей и животных, который шевелился, вспучиваясь то тут, то там и издавая глухой протяжный звук, и напоминал очень густую массу, нагретую до кипения. Так выглядели похороны эпохи самураев.

60

Военная статистика предпочитает оперировать круглыми цифрами. Само собой, никто не пересчитывал трупы на поле боя, но все точно знали, что врагов погибло десять тысяч, а наших — всего пять сотен или немного больше. Двадцать к одному — звучит красиво. К этому надо добавить, что победили не абы кого, а наследника самого Такэды Харунобу, можно сказать, тень великого воина, что придавало случившемуся мистический смысл. Теперь ни у кого не должно быть сомнений, что Ода Нобунага исполняет волю не только тэнно Огимати, но и богов.

Уцелевшие вассалы рода Такэда начали разбегаться в разные стороны, в том числе к победителям. Токугава Иэясу с удовольствием принимал в свои ряды бывших врагов, заодно увеличивая за счет их владений подконтрольную территорию и становясь богаче и сильнее. Параллельно расправлялся со своими предателями. Таких тоже хватало. Конфискованные владения раздавались тем, кто сделал правильный выбор и доказал преданность на деле. Таковыми, в том числе, стали Окудайра Нобумаса, комендант замка Нагасимо, и мой сын. Первого наградили землями в более хорошем месте с позволением построить своё родовое гнездо, а второму подарили освободившийся Нагасино с прилегающими деревнями, довольно бедненькими, которые давали около шестисот кокку риса. Такая себе награда: доход от крестьян едва покрывает расходы на содержание гарнизона. Понимая это, Токугава Иэясу позволил, точнее, приказал зятю начать и здесь производство пороха. Теперь уже ни у кого не было сомнений, что будущее за огнестрельным оружием.

Оставив младшего союзника освобождать территории провинции Микава, захваченные врагами, и налаживать на них жизнь и порядок, Ода Нобунага повел свою армию в провинцию Этидзен, где, подбодренная нападением Такэды Кацуёри, восстала местная шушера. Правда, к тому времени, узнав о нашей победе, часть бунтовщиков быстро подпрыгнула и на лету переобулась, прислав гонцов с сообщением, что у них случилось временное помутнение разума, что верны, как и прежде, что примкнут к нашей армии и помогут расправиться с настоящими, упоротыми злодеями.

Обычно такие стараются чрезмерными делами загладить вину. Так и случилось. Перебежчики двигались в авангарде нашей армии и выполняли всю самую грязную работу, уничтожая в первую очередь сохэев из Икко-икки и заодно сводя счеты с собственными врагами и убирая свидетелей своего предательства. Как такового генерального сражения не было, потому что у наших врагов не появился харизматичный лидер, который сумел бы объединить их. Наша армия, разделившись на три части, быстро подавала мелкие очаги сопротивления. В основном это делалось руками самураев, асигару-сясю и –яри. Мои подчиненные редко принимали участие в боях, потому что старшие командиры получили приказ расходовать порох только в важных сражениях.

За пару месяцев в провинции стало некому бунтовать. По прикидкам мы уничтожили около двенадцати тысяч сохэев и примкнувших к ним самураев, горожан и крестьян. Тысяч сорок членов их семей были проданы в рабство. Самое интересное, что работорговцами, следовавшими за нашей армией, были не только японцы, но и португальцы и недавно появившиеся здесь испанцы, которым нужны были работники на плантациях по выращиванию специй в Индии и на Филиппинах. Разрешение на занятие такой деятельностью они получали у Оды Нобунаги за определенное количество аркебуз.

Новым правителем провинции Этидзен стал Сибата Кацуиэ, одним из первых переметнувшийся на сторону тогда еще Большого дурака из Овари. За эти годы он доказал преданность и проявил неплохие командирские и административные способности. Пять лет назад во время защиты вверенной ему крепости Тёкодзи в провинции Оми получил погоняло Разбиватель кувшинов. Когда враги перекрыли водопровод, надеясь взять измором, Сибата Кацуиэ разбил все кувшины с запасами воды и повел гарнизон в атаку. В данном случае поговорка о загнанной в угол крысе оказалась верной. С тех пор Ода Нобунага поручал ему самые важные дела. Резиденцией правителя стал замок Китаносё, расположенный на севере провинции, чтобы было ближе к провинции Кага, которую, а потом и соседние с ней, требовалось захватить. Чем больше было побед, тем грандиознее становились планы Оды Нобунаги.