Закат и падение Римской Империи. Том 1 - Эдвард Гиббон

Рис. Александр Север.

Несмотря на этот акт жестокосердия, внушенный ревно­стью, и несмотря на то, что Мамею нередко обвиняли в ску­пости, ее управление было вообще полезно и для ее сына, и для империи. Она избрала с одобрения сената шестнадцать самых мудрых и самых добродетельных его членов и органи­зовала из них постоянный государственный совет, который должен был рассматривать и решать все важные дела. Зна­менитый Ульпиан, отличавшийся столько же знанием рим­ских законов, сколько своим уважением к ним, был постав­лен во главе этого собрания. Благоразумная твердость этой аристократии восстановила порядок и уважение к прави­тельству. Лишь только она очистила город от памятников азиатского суеверия и роскоши, воздвигнутых капризной ти­ранией Элиогабала, она стала удалять его недостойных лю­бимцев из всех сфер общественного управления и стала за­менять их людьми добродетельными и способными. Знания и любовь к справедливости сделались единственной рекомен­дацией для занятия гражданских должностей, а храбрость и привязанность к дисциплине - единственными качествами, дававшими право на занятие должностей военных.

Но главное внимание Мамеи и ее мудрых советников было обращено на нравственное развитие молодого императора, от личных свойств которого в конце концов должно было зави­сеть счастье или несчастье всей империи. Хорошая почва об­легчает труд того, кто ее возделывает, и даже вовсе не нуж­дается в этом труде. Здравый ум Александра скоро убедил его в преимуществах добродетели, в пользе образования и в необходимости труда. Природная мягкость и умеренность его характера предохранила его от взрывов страстей и от прима­нок порока. Его неизменное внимание к матери и его уваже­ние к мудрому Ульпиану оградили его неопытную юность от яда лести.

Дневник его обыкновенных занятий рисует нам привлека­тельный портрет полного совершенств императора и, за некоторыми исключениями вследствие различия нравов, мог бы служить предметом подражания для монархов нашего времени. Александр вставал рано и посвящал первые минуты дня исполнению своих религиозных обязанностей; его до­машняя капелла была наполнена изображениями тех героев, которые улучшили или преобразовали условия человеческой жизни и тем заслужили признательное уважение потомст­ва. Но так как он полагал, что самое приятное для богов поклонение заключается в служении человеческому роду, то он проводил большую часть утренних часов в совете, где об­суждал общественные дела и разрешал частные тяжбы с тер­пением и рассудительностью, которые были не по его летам. Сухие деловые занятия сменялись более привлекательными занятиями литературой, и он каждый день уделял часть сво­бодного времени на изучение поэзии, истории и философии. Сочинения Вергилия и Горация, "Республика" Платона и "Республика" Цицерона развивали его вкус, расширяли его ум и внушали ему самые возвышенные понятия о назначе­нии человека и назначении правительства. За умственными упражнениями следовали упражнения физические, и Алек­сандр, будучи высок ростом, деятелен и силен, редко нахо­дил себе равных по ловкости в гимнастике. Освежив себя ванной и подкрепив легким обедом, он принимался с новыми силами за текущие деда, и до самого ужина, который считал­ся у римлян тем, что мы называем обедом в тесном значении этого слова, он работал со своими секретарями, при помощи которых отвечал на письма, мемуары и прошения, естественно стекавшиеся в огромном числе к повелителю большей части мира. Его стол отличался самой бережливой просто­той, и всякий раз, когда он мог, ничем не стесняясь, действо­вать согласно со своими собственными влечениями, его об­щество состояло из немногих избранных друзей, людей уче­ных и добродетельных, в числе которых всегда был пригла­шаем и Ульпиан. Разговор был дружеский и всегда был поучителен; его перерывы иногда оживлялись чтением какого-нибудь интересного сочинения, заменявшим плясунов, ко­медиантов и гладиаторов, которых так часто созывали к себе в обеденные часы богатые и сластолюбивые римляне. Оде­вался Александр просто и скромно, а в обхождении был веж­лив и приветлив; в назначенные часы его дворец был открыт для всех подданных, но в это время раздавался голос глаша­тая, произносившего такое же, как в Элевсинских таинст­вах, благотворное увещание: пусть только тот проникает внутрь этих священных стен, кто сознает свою душевную чистоту и невинность. Этот однообразный образ жизни, не оставлявший ни одной минуты ни для пороков, ни для безрассудств, слу­жит более убедительным доказательством мудрости и справедливости управления Александра, нежели все мелочные подробности, которыми наполнена компиляция Лампридия. Со времени восшествия на престол Коммода римский мир был в течение сорока лет жертвой различных пороков четы­рех тиранов. Со смерти Элиогабала он наслаждался счастьем тринадцатилетнего спокойствия. Провинции, освобожден­ные от тяжелых налогов, придуманных Каракаллой и его мнимым сыном, процветали в мире и благоденствии под уп­равлением должностных лиц, знавших по опыту, что самое верное и единственное средство приобрести милостивое рас­положение государя заключается в приобретении любви его подданных. Отеческая заботливость Александра, наложив некоторые стеснения на привычки римского народа к роско­ши, уменьшила цену съестных припасов и размер денежных процентов, а его благоразумная щедрость, не обременяя на­логами трудящиеся классы населения, удовлетворяла склон­ность простого народа к развлечениям. Достоинство, свобода и авторитет сената были восстановлены, и каждый доброде­тельный сенатор мог приближаться к особе императора без страха и не краснея от стыда.

Имя Антонина, облагороженное добродетелями Антонина Благочестивого и Марка Аврелия, досталось путем усынов­ления распутному Веру и по праву рождения жестокосердо­му Коммоду. Оно служило почетным отличием для сыновей Севера, было дано молодому Диадумениану и в конце кон­цов было опозорено пороками эмезского первосвященника. Несмотря на настойчивые и, может быть, искренние просьбы сената, Александр великодушно отказался от блеска чужого имени, а между тем делал все, что мог, чтобы восстановить славу и счастье века настоящих Антонинов.

В делах гражданского управления мудрость Александра опиралась на авторитет правительства, и сознававший об­щее благоденствие народ платил за него своему благодетелю любовью и признательностью. Но оставалась еще неиспол­ненной более важная и необходимая, а вместе с тем и более трудная задача - преобразование военного сословия. Руко­водствуясь лишь своими собственными интересами и не желая отказываться от привычек, укоренившихся благодаря долгой безнаказанности, оно тяготилось строгостями дисцип­лины и не придавало никакой цены благотворным результа­там общественного спокойствия. При исполнении своего плана император старался выказать свою любовь к армии и скрыть страх, который она ему внушала. Благодаря строгой бережливости во всех других отраслях администрации он на­копил большие запасы золота и серебра для выдачи войскам как постоянного жалованья, так и экстренных наград. Он ос­вободил их от обязанности носить во время похода на плечах провизии на семнадцать дней. На больших дорогах были уст­роены обширные склады съестных припасов для армии, а когда она вступала на неприятельскую территорию, длин­ный ряд мулов и верблюдов был готов к услугам ее спесивой ленности. Так как Александр не надеялся отучить солдат от их склонности к роскоши, то он постарался направить эту склонность на предметы воинского блеска и на воинские ук­рашения - на приобретение красивых лошадей, роскошного оружия и оправленных в серебро и золото щитов. Он под­вергал самого себя всем тем лишениям, каких был вынужден требовать от других, посещал больных и раненых, составлял подробные заметки об их службе и о полученных ими награ­дах и при всяком удобном случае выражал самое искреннее уважение к тому классу людей, благосостояние которого, как он старался уверить, было так тесно связано с благосостоянием государства. Он прибегал к самым деликатным уловкам, чтобы внушить буйной черни чувство долга и что­бы восстановить хоть слабую тень той дисциплины, которая доставила римлянам господство над столькими более их воинственными и более их могущественными народами. Но его благоразумие оказалось бесполезным, его мужество - для не­го гибельным, а его попытки реформ лишь усилили то зло, которое должны были искоренить.

Преторианцы были искренно привязаны к юному Алексан­дру. Они любили его как нежного питомца, которого они спасли от ярости тирана и сами возвели на императорский престол. Этот добрый государь сознавал оказанную ему ус­лугу, но так как его признательность не выходила за преде­лы здравого смысла и справедливости, то добродетели Алек­сандра скоро возбудили в них более сильное неудовольствие, чем то, которое внушали им пороки Элиогабала. Их префект, мудрый Ульпиан, был друг законов и народа, но счи­тался врагом солдат, и все планы реформ приписывались его пагубным советам. По какому-то ничтожному поводу их неудовольствие перешло в неистовый бунт; признательный на­род оборонял от их нападений этого превосходного минист­ра, и в течение трех дней в Риме свирепствовала междоусоб­ная война. Народ, испуганный видом нескольких загоревшихся домов и угрозами преторианцев, что они обратят весь город в пепел, наконец прекратил сопротивление и предоста­вил добродетельного и злосчастного Ульпиана его горькой участи. Преторианцы вторглись вслед за ним внутрь императорского дворца и умертвили его у ног его повелителя, тщет­но пытавшегося прикрыть его своей императорской мантией и вымолить его прощение у безжалостных солдат.