Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обращает на себя внимание идентичность ситуации в «Разбойничьей» и в «Расстреле горного эха» (1974): «.Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья…» = «Поят зельем, хоть залейся» (АР-13-110), «Знать, отборной голытьбой / Верховодят черти» (АР-13-112); «Всю ночь продолжалась кровавая, злая потеха» = «Как во смутной волости / Лютой, злой губернии»; «Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп» = «Как из лютой волости / Налетела конница'» /5; 361/; «И эхо топтали. но звука никто не слыхал» = «Стиснуть зубы да терпеть!» /5; 64/, «Хлещут, бьют, кого хотят!» /5; 362/. И если в первом случае «^ утру расстреляли притихшее горное, горное эхо», то во втором главного героя «больно рано вешают».
Незадолго до «Разбойничьей» появилась «Баллада о детстве» (1975), в которой также имелись близкие мотивы: «Ах ты, страна Лимония, / Лихая чемодания» (АР-9-142) = «Ах, лихая сторона! / Сколь в тебе ни рыскаю…»; «Не изведали, нет, но хлебнули / Вволю, вдосталь, и лиха с лихвой» (АР-9-144) = «Горя, лиха зачерпнул, / Вволю горюшка хлебнул <…> Зельем потчуют и вдосталь» (АР-13-110); «Здесь я доподлинно узнал, / Что наша жизнь — копеечка» (АР-9-139) = «Жизнь текет меж пальчиков / Паутинкой тонкою» (эта же мысль будет высказана и от первого лица: «Пусть жизнь уходит, ускользает, тает» /5; 226/); «Из коридора нашего / В тюремный коридор ушел» = «Тех ветрами сволокло / Прямиком в остроги»; «Прошел он коридорчиком / И кончил стенкой, кажется» = «Сколь веревочка ни вейся — / А совьешься ты в петлю!»; «Ходу, думушки резвые, ходу!» = «Ночью думы муторней»; «Но родился и жил я, и выжил» — «А в остроге — мать честна! — / Ни пожить, ни выжить» (АР-6-170).
Вообще от «Разбойничьей» как от своеобразного поэтического центра тянутся смысловые нити к произведениям разных лет — например, к «Приговоренным к жизни» и к «Песне мужиков» из спектакля «Пугачев»: «По миру с котомкою — / Разве жизнь для молодца?» /5; 363/ = «Но разве это жизнь — когда в цепях? / Но разве это выбор — если скован?!» /4; 66/, «Иэто жистъ? Земной наш рай? / Нет! Хоть ложись — и помирай» (АР-11-126) (процитируем еще черновик «Дорожной истории»: «Тому же будет свет не мил / И жистъ не в жистъ»; АР-10-44).
Только что упомянутая «Песня мужиков» (1967) содержит и другие параллели с «Разбойничьей», поскольку обе формально посвящены 18 веку (первая — эпохе Пугачева, вторая — Петра I), но фактически говорят о современности: «Нет! Хоть ложись — и помирай» (АР-11-126) = «Впору лечь да помереть» (АР-13-114); «Куда ни плюнь — всё голытьба» (АР-11-124) = «Да голодной голытьбой / Верховодят черти» (АР-13-116); «И полн кабак нетрезвыми» (АР-11-124) = «Веселитесь, молодцы, / Пока хмель не кончится!» /5; 361/; «И там висять, и тут висять!» (АР-11-124) = «Больно рано вешают» /5; 65/; «Друг дружку бьют, калечат, жгут» (АР-11-130) = «Хлещут, бьют, кого хотят!» /5; 362/; «Пропился весь я до конца!» (АР-11-126) = «Пей, чтоб пуще не болеть!» (АР-13-114); «Ох, до петли дойдем мы так» (АР-11-126) = «Ох, лихая сторона» (АР-13-106), «А совьешься ты в петлю!» /5; 65/.
Также и «Приговоренные к жизни» (1973), помимо отмеченного выше сходства с «Разбойничьей» («Но разве это жизнь — когда в цепях?» = «Разве жизнь для молодца?»), имеют с ней еще несколько общих мотивов: «Как зелье полоумных воро-жих» = «Поят зельем, хоть залейся» (АР-13-110); «Неужто мы надеемся на что-то?» = «На удачу не надейся» (АР-13-114); «Мы в дьявольской игре — тупые пешки» (АР-6100) = «Знать, отборной голытьбой / Верховодят черти» (АР-13-112); «Мы лучше верной смертью оживем!» = «Впору лечь да помереть» (АР-13-114).
А черновой вариант «Разбойничьей»: «Жизнь рвалась у молодца / Паутинкой тонкою» /5; 363/, - напоминает стихотворение «В лабиринте» (1972), где «у всех порваны нити» (лабиринт, заметим, — это тот же острог, то есть несвобода). Поэтому в остроге «ни пожить, ни выжить» /5; 65/, а в лабиринте — «выхода нет» /3; 155/. Кроме того, если в «Разбойничьей» губерния названа злой, то и городом, где «сплошь лабиринты», управляет злобный король.
Если в черновиках «Разбойничьей» главный герой — «без одёжи да без сна», то в стихотворении «В лабиринте», где приближается зима, «люди одеты не по погоде». И, наконец, если в «Разбойничьей» речь идет о молодце, за которого принялись «круто да забористо» /5; 361/, то в стихотворении говорится о парне, за которого взялись точно так же: «Кто-то хотел парня убить — / Видно, со зла».
Следующего образа: «А которых повело, повлекло / По лихой дороге, — / Гнойным ветром сволокло / Прямиком в остроги»[2264], - мы уже касались выше — в частности, при сопоставлении песни «Священная война» с произведениями Высоцкого, показав, что мотивы гнили и гниения метафорически характеризуют атмосферу советской действительности (этот же гнойный ветер упоминал Александр Галич в стихотворении «Занялись пожары», 1972: «Отравленный ветер гудит и дурит / Которые сутки подряд. / А мы утешаем своих Маргарит, / Что рукописи не горят!»).
Следствием гниения является дурной запах, который также соотносится с атмосферой советской жизни: «Запах здесь… А может быть, вопрос в духах?» («И душа, и голова, кажись, болит…», 1969), «Животом — по грязи… Дышим смрадом болот, / Но глаза закрываем на запах» («Мы вращаем Землю», 1972), «И из смрада, где косо висят образа, / Я, башку очертя, гнал, забросивши кнут…» («Чужой дом», 1974). Сюда примыкают образы озона, смога, тленья, дыма и гари, из-за которых невозможно дышать: «Я пока невредим, но и я нахлебался озоном» («Райские яблоки», 1977), «Вдыхаешь смог… Не плачь, малыш! / От дыма что? — Саркома лишь, / А в общем, здоровеем!» («Баллада о маленьком человеке», 1973 /4; 360/), «Не во сне всё это, / Это близко где-то-/ Запах тленья, черный дым / и гарь» («Набат», 1972), «И если где-то запах гари, /Идым,
