Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт

– Конечно будешь, – отвечал Дикон уверенно. – У тебя… у тебя ведь есть ноги, как у всех.

Мэри готова была уже испугаться, но Колин ответил:

– Да, ноги у меня не болят. Только они до того худые и слабые и так дрожат, что я просто боюсь на них вставать.

Мэри и Дикон с облегчением вздохнули.

– Перестанешь бояться – и встанешь, – бодро ответил Дикон. – А бояться ты скоро перестанешь!

– Да? – откликнулся Колин и смолк, словно погрузясь в глубокую думу.

Все трое молчали. Солнце спускалось всё ниже. Настал тот час, когда всё вокруг замирает, – долгий день, полный волнений, подходил к концу. Колин, судя по всему, с удовольствием отдыхал. Даже зверюшки притихли и, собравшись все вместе, устроились возле детей. Ворон уселся на нижнюю ветку сливы, подобрал одну ногу и сонно прикрыл глаза серой плёнкой. Мэри подумала: уж не захрапит ли он сейчас?

Вот почему все вздрогнули, когда Колин вдруг приподнял голову и в тревоге громко зашептал:

– Кто этот человек?

Дикон и Мэри с трудом поднялись.

– Где? – тихо спросили они.

Колин указал на высокую стену у них за спиной.

– Глядите! – взволнованно прошептал он. – Нет, вы только посмотрите!

Мэри и Дикон повернулись. Над стеной торчала голова Бена Везерстафа – он гневно взирал на них со своей стремянки. Увидев, что Мэри смотрит на него, он погрозил ей кулаком.

– Будь я женат, а ты моя дочка, – крикнул он, – я бы тебя выпорол!

И он поднялся ещё на одну перекладину стремянки, словно собираясь спрыгнуть в сад и схватить Мэри. Однако, увидев, что она подошла к стене, он, похоже, передумал и так и остался стоять на верхней перекладине, грозя кулаком.

– Я тебя сразу заподозрил! – кричал он. – Глаза бы мои на тебя не смотрели! Ещё когда тебя впервой увидел. Тоща, как щепка, бледна, как снятое молоко, и всё расспрашивает-расспрашивает и всюду нос суёт. Сам не знаю, как это ты меня обошла! Если бы не малиновка… тьфу!..

– Бен Везерстаф! – крикнула Мэри, как только к ней вернулся голос. Она стояла как раз под ним и тяжело дышала от волнения. – Бен Везерстаф, это малиновка меня сюда привела!

Бен Везерстаф пришёл в такую ярость, что, казалось, так и спрыгнет сейчас в сад.

– Врунья ты, вот что! – возопил он. – На малиновку свою вину сваливаешь! Хотя с неё станет – дерзкая птаха! Она тебя привела?! Как бы не так! – Он запнулся. Его мучило любопытство, и он не сумел сдержать себя. – Только как ты сюда всё же попала?

– Меня малиновка привела, – упрямо повторила Мэри. – Она, конечно, не знала, что мне дорогу показывает, только так оно и было! Но я не могу тебе всего отсюда рассказать, когда ты так кулаком размахиваешь!

В эту минуту Бен разжал кулак, а челюсть у него отвисла: он увидел, как за спиной у Мэри кто-то движется по траве.

Колин до того поразился, услышав вопли Бена Везерстафа, что поначалу просто сидел и слушал как зачарованный. Однако спустя немного он пришёл в себя и махнул Дикону рукой.

– Ну-ка подкати меня к стене! – приказал он. – Подкати поближе и остановись прямо перед ним!

Вот почему Бен Везерстаф открыл от удивления рот: он увидел, как к нему, словно роскошная карета, катится кресло с подушками и пледами, а в нём лежит молодой раджа с высокомерным и не терпящим возражений взглядом и грозит ему исхудавшей белой рукой. Кресло остановилось под самым носом у Бена Везерстафа. Немудрено, что у него отвисла челюсть.

– Ты знаешь, кто я такой? – вопросил раджа.

Бен Везерстаф уставился на него. Его старые красноватые глаза взирали на Колина с ужасом, словно он вдруг увидел призрак. Он глядел, не в силах отвести от него глаза, глядел и молчал и только сглатывал комок, стоявший в горле.

– Ты знаешь, кто я? – ещё высокомернее повторил Колин. – Отвечай же!

Бен Везерстаф поднял свою заскорузлую руку и медленно провёл ею по глазам и по лбу – а потом ответил неожиданно дрогнувшим голосом.

– Кто ты? – повторил он. – Ещё бы не знать – глаза-то материнские, точь-в-точь! Бог знает, как ты здесь оказался. Но это ты и есть, бедный калека.

Колин совсем забыл про свою спину. Он всхлипнул, резко выпрямился и сел.

– Никакой я не калека! – закричал он с яростью. – Ещё чего!

– Он не калека! – задрав голову, подхватила с возмущением Мэри. – У него даже самой маленькой шишечки на спине нет! Я знаю… я смотрела… ничего у него нет!

Бен Везерстаф снова провёл рукой по лицу, он смотрел и смотрел, словно не веря своим глазам. Рука у него тряслась, рот подёргивался, а голос дрожал. Невежественный и бестактный старик, он помнил лишь то, что слышал от кого-то.

– У тебя что ж… спина не скрючена? – спросил он хрипло.

– Нет! – крикнул Колин.

– И… ноги не кривые? – снова спросил Бен дрожащим и вконец осипшим голосом.

Нет, это уж было слишком! Колин не закатил, как раньше, истерику: его нервная энергия устремилась в другое русло. Что ноги у него кривые, ещё никто никогда не говорил, даже шёпотом. И теперь слова старого Бена Везерстафа возмутили его до глубины души. Гнев и оскорблённая гордость заставили его забыть обо всём, придав ему неожиданную, почти сверхъестественную силу.

– Иди сюда! – крикнул он Дикону, срывая укрывавшие его пледы. – Иди сюда! Сию же минуту!

Миг – и Дикон подбежал к креслу. Мэри ахнула и побледнела.

– Он сможет! Сможет! У него получится! – быстро-быстро бормотала она.

Два-три яростных усилия – и пледы полетели на землю: Дикон поддержал Колина, тот выпростал худые ноги, ступил на землю – и выпрямился. Он стоял прямой, как стрела, и очень высокий; голова его была откинута назад, глаза метали молнии.

– Посмотри на меня! – бросил он Бену Везерстафу. – Нет, ты только взгляни на меня! Ты! Смотри же!

– Он такой же прямой, как и я! – вскричал Дикон. – Как любой парень в Йоркшире!

И тут Бен Везерстаф совершенно сразил Мэри. Он поперхнулся, сглотнул, слёзы внезапно побежали по его обветренному лицу, и он всплеснул руками.

– До чего же люди лгут! – вырвалось из его груди. – Как лгут! Ты бледен, как привидение, и худ, как палка, но на тебе ни сучка ни задоринки нет. Ты ещё станешь мужчиной. Благослови тебя Господь!

Дикон крепко держал руку Колина, но тот и не думал шататься. Он ещё больше выпрямился и поглядел Бену Везерстафу в лицо.

– В отсутствие моего отца, – сказал он, – я здесь