Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков

Среди представителей дипломатического корпуса, который только «балюстрада» отделяла «от ограды, окружавшей алтарь», находился и заезжий путешественник писатель маркиз де Кюстин, любезно приглашенный Николаем I. «Картина, представшая моему взору, – передавал свои впечатления француз, – не уступает самым фантастическим описаниям "Тысячи и одной ночи"; при виде ее вспоминаешь поэму о Лалла Рук или сказку о волшебной лампе Алладина – ту восточную поэзию, где ощущения берут верх над чувствами и мыслью» [523] . Непроизвольно он воспроизвел поэтический псевдоним Александры Федоровны «Лалла Рук».

К свадьбе Николай подарил дочери огромную малахитовую вазу, а Максу – дорогую саблю с пожеланием носить ее на память о тесте, но по возможности не употреблять для других целей. Частью свадебного подарка стало купленное у Нарышкиных имение Сергиевское (Сергиевка) возле Петергофа, где Макс и Мэри провели медовый месяц [524] . В день свадьбы государь объявил также, что постоянной резиденцией для молодой четы станет дворец на Исаакиевской площади. Но Мариинский дворец еще возводился, а отделка интерьеров Зимнего дворца после пожара не была закончена. Поэтому для временного проживания молодоженам предоставлялось здание при Пажеском корпусе на Садовой улице. Оно располагалось рядом с Аничковым дворцом, где проживала тогда императорская семья, здесь же была Мальтийская католическая капелла постройки архитектора Джакомо Кваренги. Эта чуткость и забота тронули Максимилиана. На гравюре неизвестного художника, созданной в год бракосочетания, молодожены, изображенные, вероятно, в ложе театра, веселы и непринужденны [525] .

На другой день после свадьбы министр финансов Е. Ф. Канкрин привез новобрачным от императора миллион рублей. «После свадебных торжеств, – пишет Ольга Николаевна, – мы возвратились в покой нашего Петергофского дворца. Но для Родителей отсутствие Мэри было очень чувствительным. Меня невозможно было сравнить с ней, и заменить ее я никак не могла, наши натуры были полными противоположностями. И Адини была иной, чем я, но все-таки мы прекрасно ладили друг с другом… Дисциплина, своими совершенно определенными правилами державшая нас в границах, может, и могла у характера посредственного отнять всякую инициативу, но какой замечательной поддержкой была она нам!» И далее Ольга Николаевна продолжала: «Через шесть недель после свадьбы Мэри было торжественно объявлено, что она готовится стать матерью. Только Мама была сконфужена: она сама всегда старалась скрыть свое положение до пятого месяца».

Второй блестящей свадьбой стала венчание великого князя цесаревича Александра Николаевича, чему предшествовали его далеко не простые душевные переживания и отказ от своей первой возлюбленной Ольги Калиновской ради государственной и династической необходимости.

Ольга Николаевна писала, рассказывая о поездке брата в Европу в 1838 г.: «Саша уезжал с тяжелым сердцем. Он был влюблен в Олыу Калиновскую» [526] . Ольга Осиповна Калиновская (1816–1899) – фрейлина великой княжны Марии Николаевны, родившаяся в аристократической польской семье: отец – кавалерийский генерал, а мать – из рода Потоцких.

«Была ли она достойна такой большой любви? – задавала вопрос, вспоминая о взаимоотношениях брата с Ольгой Калиновской, великая княжна Ольга Николаевна. – В нашем кругу молодежи она никогда не играла роли и ничем не выделялась. У нее были большие темные глаза, но без особого выражения; в ней была несомненная прелесть, но кошачьего характера, свойственная полькам, которая особенно действует на мужчин. В общем, она не была ни умна, ни сентиментальна, ни остроумна и не имела никаких интересов. Поведение ее было безукоризненно, и ее отношения со всеми прекрасны, но дружна она не была ни с кем» [527] . О выразительных глазах возлюбленной Александра писала и другая современница, фрейлина графиня А. А. Толстая: «Первый огонь в нем зажгли прекрасные глазки Ольги Калиновской, фрейлины его сестры Великой княжны Марии Николаевны. Эта юная особа, полька по происхождению, воспитывалась в одном из институтов Петербурга. Не обладая красотой, она, как говорят, была вкрадчива и проворна и не замедлила вскружить голову будущего Императора… Император Николай не давал ни малейшего хода его ребячеству и охранял сына любовью отца и авторитетом монарха» [528] .

У Николая Павловича и Александры Федоровны была веская причина для беспокойства. Они, конечно же, помнили о возлюбленной Александра I Марии Антоновне Нарышкиной (урожденной Четвертинской), тоже польке. Помнили ее сестру Жаннету Антоновну Четвертинскую, на которой в 1803 г., к неудовольствию Александра I, хотел жениться великий князь Константин Павлович, в итоге вступивший в брак опять же с полькой, дочерью графа Антона Грудзинского Жаннетой (иначе Жанной или Иоанной), будущей княгиней Лович. Именно об этих политических государственных причинах писал начальник штаба корпуса жандармов, управляющий с 1839 г. III Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии Л. В. Дубельт: «…Наш наследник мечтал об Ольге Калиновской, это было страшно! Кроме того, что такому молодцу, сыну такого Царя, такому доброму, славному человеку такая жена не по плечу, кроме того, она полька, недальнего ума, сродни всем польским фамилиям, искони враждебным России, это могло бы задавить нас» [529] . По свидетельству П. И. Бартенева, записавшего разговор с великим князем Константином Николаевичем в 1870-х гг., Александр Николаевич даже написал письмо Ольге Калиновской. В нем он ссылался на пример дяди Константина Павловича, но посланный с этим письмом Иван Матвеевич Толстой показал его императору [530] .

Опасения были небеспочвенны. Когда Александр Николаевич вернулся после помолвки в Дармштадте, прошлые чувства вспыхнули снова. Поскольку роман зашел слишком далеко, Николаю Павловичу пришлось вмешаться. «.. Он поговорил с нею и сказал ей в простых словах, – пишет Ольга Николаевна, – что не только два сердца, но будущность целого государства поставлена на карту» [531] . «…Решили, – замечает Ольга Николаевна, – что Ольга должна покинуть двор» [532] . Калиновской пришлось смириться, «польские родственники приняли ее», замечает мемуаристка. Александр, находившийся тогда в Могилеве, узнав об этом, «тяжело захворал» [533] . В Петербурге Ольга Калиновская жила на Литейном проспекте в доме своей сестры Северины, которая была замужем за генералом Николаем Федоровичем Плаутиным. Вероятно, поэтому современники иногда ошибочно называли ее супругой Н. Ф. Плаутина. На самом деле Калиновская в 1840 г. была выдана замуж за бывшего супруга ее покойной сестры, богатейшего польского магната Иеренея Клеофаста Огинского (Огиньского; 1808–1863). Он был сыном композитора, автора знаменитого полонеза, М. К. Огинского. Старший сын Огинских будет утверждать потом, что он сын Александра II [534] .

Во время поездки по европейским дворам Александру долго не могла приглянуться ни одна из свободных принцесс. Когда Александру намекнули, что есть еще принцесса в Дармштадте, которую забыли посмотреть, он изначально также был настроен, как отметила его сестра Ольга Николаевна, скептически: «Нет, благодарю, – ответил Саша, – с меня довольно, все они скучные и безвкусные» [535] . Вечером он прибыл в Дармштадт: «Старый герцог принял его, окруженный сыновьями и невестками. В кортеже совершенно безучастно следовала и девушка с длинными, детскими локонами. Отец взял ее за руку, чтобы познакомить с Сашей. Она как раз ела вишни, и в тот момент, как Саша обратился к ней, ей пришлось сначала выплюнуть косточку в руку, чтобы ответить ему. Настолько мало она рассчитывала на то, что будет замечена. Это была наша дорогая Мари, которая потом станет супругой Саши» [536] .

В письме к отцу от 13 (25) марта Александр пишет из Дармштадта: «Здесь, в Дармштадте, я видел и познакомился с дочерью гроссгерцога принцессою Мариею, она мне чрезвычайно понравилась с первого взгляда, ей будет 27 июля / 8 августа нынешнего лета (т. е. в самый день рождения нашего Низи) 15 лет , и она еще не конфирмована ; для своих лет она велика ростом, лицо весьма приятное, даже очень хороша, она стройна, ловка и мила, словом сказать, из всех молодых принцесс я лучшей не видел (курсивом выделено в тексте. – А. В.). При том говорят, она доброго характера, умна и хорошо воспитана, что и заметно в разговоре с нею. Она еще молода, но если ты, милый бесценный Папа, согласишься на мои искренние желания, то два года можно еще подождать, а там, с благословением Всевышнего, совершить бракосочетание» [537] .

Николай Павлович согласился сразу же, несмотря на донесения А. Ф. Орлова о слухах, связанных с происхождением невесты. «Неужели он (Александр Николаевич. – А. В.) в самом деле станет ее женихом, – задавала вопрос в своих воспоминаниях Ольга Николаевна, – и не было ли это похоже на то, что выбор Наследника русского престола пал на Сандрильону? (Золушку. – А. В.)» [538] .