Век Екатерины Великой - София Волгина

– Ах, господин дипломат, – ответила она на сию его сентенцию, – За годы жизни здесь я кое-чему научилась. Одну русскую поговорку, «не всегда говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь», я хорошо запомнила.

– Да, Ваше Высочество, – говорил искренно и озабоченно сэр Уильямс, – далеко ходить не надо: и ваш муж, его окружение, и даже сама императрица… Вам надобно всегда взвешивать свои слова.

– Однако, слава Богу, есть и преданные люди, которые помогают верить и в добро, и в справедливость, и в существование бескорыстной любви, – говорила Екатерина с улыбкой.

Уильямс заинтересованно взглянул на Великую княгиню.

– Да вы счастливица! Кто ж у вас такие преданные друзья?

– Один из них мой камердинер, Шкурин Василий Григорьевич. Не сомневаюсь в нем, жизнь может отдать не задумываясь.

Сэр Уильямс засмеялся.

– Верю! Сие очень по-русски! И не удивляюсь: за таковую, как вы, многие все бы отдали! Значит, чрез него всегда можно передать вам записку посыльным.

– Шкурин передаст не токмо записки, но и деньги, которые я вынуждена вновь просить у вас, – ответила княгиня, заметно покраснев. – Ведь, я, по вашему совету, не забываю давать деньги окружающей прислуге, особливо самым верным из них.

Все поняв, Чарльз Уильямс поднялся, прошел к секретеру, вынул пакет и с поклоном подал Великой княгине.

– Не надобно Шкурина на сей раз беспокоить, Екатерина Алексеевна. Здесь десять тысяч.

Екатерина встала со своего кресла и, стараясь скрыть свое смущение, с достоинством ответила:

– Примите мою благодарность, сэр Чарльз. При первой же возможности я возвращу вам долг.

Уильямс, слегка откинув голову и смежив густые рыжие ресницы, улыбнулся.

– Прошу вас, Ваше Высочество, не беспокойтесь. Поверьте, мне не к спеху. Напротив, коли понадобится еще подобная или любая другая помощь, я всегда в вашем распоряжении.

Екатерина никак не среагировала на его намек. Скользнув невнимательным взглядом по его улыбающемуся любезному лицу, она подала ему руку и, наскоро попрощавшись, удалилась, довольная таким приятным уловом: будет чем расплатиться с срочными долгами и, наконец, появились средства на необходимые маленькие подарки близким друзьям и прислуге.

Однажды во время очередной встречи с ней сэр Чарльз, взяв со стола колокольчик, позвонил.

Из передней кабинета английского дипломата вышел молодой человек приятной наружности, в форме офицера Британской короны.

Шаркнув ногой, сэр Уильямс широко повел рукой:

– Давно хотел, Ваше Высочество, представить вам моего молодого секретаря, графа Станислава-Августа Понятовского. Он высокого польского происхождения, так сказать, королевских кровей…

Секретарь склонился в глубоком поклоне. Екатерина протянула ему руку. Понятовский приблизился и почтительно коснулся ее руки горячими губами. Они встретились взглядами, и Екатерина увидела его выразительные, зеленого цвета глаза. Отметила его учтивость и предупредительность. Помощник дипломата был высок и строен.

– Не подумайте, княгиня, Станислав прекрасный собеседник и блестящий кавалер. Он вам не наскучит. Граф хорошо образован, учился в Париже, где жил среди французской золотой молодежи. Большой любитель литературы и философии.

Екатерина заинтересованно взглянула на секретаря. Станислав почтительно склонился.

Погода в тот июньский день стояла отменная, и узнав, что Великая княгиня собирается ехать в парк, сэр Чарльз предложил ей своего секретаря для сопровождения, попеняв, что сам бы хотел, но не мог: слишком много неотложных дел.

– Время послеобеденное, праздничное, – сказал он, – погода хорошая, народу кругом много. Вам нужен провожатый, вот пан Понятовский и составит вам компанию.

Словом, из посольства Екатерина Алексеевна вышла в хорошем расположении духа и в сопровождении блестящего кавалера.

Галантно усадив Великую княгиню в карету, он сел не рядом, а напротив ее.

– А я вас видела несколько раз, – заявила Великая княгиня. – Как сейчас помню, первый раз – на Троицын день.

– И я вас много раз видел, Екатерина Алексеевна, и полагал, что меня вы не замечаете.

Екатерина Алексеевна все время улыбалась.

– Что имел в виду сэр Чарльз, утверждая, что вы, пан Станислав, непростых кровей? – перевела тему разговора Екатерина, задорно окинув спутника блестящими глазами.

Кавалер не смутился, токмо скромно склонил голову.

– Не знаю, княгиня, что имел в виду мой покровитель, но во мне и в самом деле есть какое-то количество королевской крови – совсем немного, к сожалению.

– Почему же «к сожалению»? – настойчиво спросила Великая княгиня, постукивая сложенным веером по своей руке.

Станислав вновь пожал плечами.

– Ну как вам сказать, – он на мгновенье опустил голову. – Будь я таким же высокородным, – наконец собрался он с духом, – возможно, имел бы честь бывать там, где бываете вы.

– Ах вот как! – Екатерина перестала играть веером.

Глаза их встретились. Екатерина снисходительно отвела взгляд.

– Отныне, Станислав, я приглашаю вас на все мероприятия, где бы я ни была. Наипаче того, вы будете сопровождать меня на прогулки подобной той, кою мы имеем нынче. Как вы на сие смотрите?

Станислав только не подпрыгнул от восторга. Просияв лицом, он склонился к ее руке. Благоговейно поцеловав, повеселел и принялся развлекать Екатерину. Он рассказывал истории из книг и собственной жизни, цитировал великих философов, читал стихи – словом, показал себя во всей красе.

В тот памятный летний день и начался их длительный роман. Станислав ухаживал галантно. Всегда ухоженный, надушенный, с подарком в руках и с влюбленным взглядом, он преследовал ее всегда и везде. Вскоре встречи с Понятовским приняли интимный характер. Он обожал ее. Степень своей очарованности Великой княгиней он выразил в одном из писем к другу: «Она брюнетка ослепительной белизны. Брови у нее черные и очень длинные, нос греческий, рот, как бы зовущий для поцелуя, рост скорей высокий, тонкая талия, легкая походка, мелодичный голос и смех, веселый, как и характер. Она легко переходит от шаловливой игры к серьезной таблице цифр, которые ее нисколько не пугают». Что ж, граф дал точную характеристику предмету своей любви, окромя, пожалуй, цвета волос: Екатерина была шатенкой.

Дабы чаще встречаться со своей любимицей Романовной, как Петр Федорович изволил называть Воронцову, он устраивал в их покоях по четвергам балы, а по вторникам – свои концерты. На них бывали токмо фрейлины и кавалеры Малого двора. Балы были весьма занятными, поскольку на них обыкновенно присутствовало семейство Нарышкиных. Великая княгиня любила их всех, понеже они были общительнее других, и с ними невозможно было заскучать. Сумасбродный же Левушка, вообще, казалось, создан был для того, чтоб делать жизнь Великой княгини веселее. Последнее время он взял привычку перебегать постоянно из комнаты Великого князя в ее покои, прежде мяукнув кошкой у двери. Получив разрешение, он входил.

В первое же свое посещение он передал ей приветствия от своей невестки Анны Никитичны, добавив с грустью:

– Она сказала, что скучает по вам.

– Что же ее не было вчера на балу?

– Она не могла, понеже нездорова. Но вы должны были бы ее навестить, Ваше Высочество.

Екатерина Алексеевна пожала плечами, и, сделав скучное лицо, сказала:

– Я бы с большой охотой, но вы знаете, что я не могу выходить без позволения и что мне никогда не разрешат пойти к ней.

Левушка, свободно бродивший по комнате, остановился и, сделав таинственное лицо, сказал:

– Я сведу вас туда!

Екатерина засмеялась.

– Как так?

Нарышкин пожал плечами. Сделав небольшую паузу, сказал с важностью:

– Я зайду за вами через час или два. Великий князь будет ужинать, вы же, я знаю, давно не ужинаете с ним. Он проведет за столом часть ночи, встанет токмо когда будет весьма пьян и тут же пойдет спать. Все как всегда!

Екатерина слушала и смотрела на него, как на умалишенного. Левушка же невозмутимо продолжал:

– Для пущей безопасности оденьтесь мужчиной, и мы пойдем вместе к Анне Никитичне.

Весьма безрассудное, но соблазнительное предложение сначала испугало Екатерину, но обдумав его, она положила: отчего же нет? Всегда находиться одной в своей комнате, со своими книгами, без всякого общества – невелика радость.

– Вот именно, отчего же нет? – безмятежно повторил за ней Нарышкин. – И представьте себе, как вы немножечко повеселитесь – назло врагам, на радость себе…

Под предлогом, что у нее болит голова, она легла спать пораньше. Токмо Никитична удалилась, она поднялась и оделась с головы до ног в мужской костюм. В назначенный час Лев Нарышкин, пройдя через покои Великого князя, мяукнул у двери. Вместе они вышли через маленькую переднюю в сени и сели в его карету, никем не замеченные. Смеясь как сумасшедшие над своей проделкой, они приехали к Анне Никитичне. У нее они нашли графа Понятовского.