Роман О Придурках - Валерий Тимофеев

— Список у меня самый полный, — увел со скользкой темы товарищ майор. — Лучше я вам доверю великую тайну. Вас выбрали как верного и надежного. Уже гордитесь?

— Еще не совсем, но, уже чувствую, скоро пухнуть начну.

— Вам поручают операцию государственного масштаба — увести временно с места его предполагаемого отдыха горячо любимого вами П-та.

— Ё-мое! Вот это влип! Он же мастер спорта, сопротивляться будет, в бараний рог крутить! — слабо воспротивился профессор. — Я помню, как его японская девочка через плечо захватом. А если он меня так? Я же рассыплюсь и любить его больше не смогу.

— П-т в курсе — его предупредят, — приобняв сзаду за хлипкие плечи профессора, и наклонившись почти к самому его волосатому уху, нежным шепотом выдал первый государственный секрет товарищ майор. — Он вас ждать будет и не обидит старого человека ни через плечо, ни в партере раком.

— Охрана у него злая, заступится, стрелять начнет, — пустил другую робкую слезу Рогатов.

— Она в курсе, ее предупредят, — выдал товарищ майор второй секрет.

'Ну что за трусливый народец пошел! — мысленно сокрушался он. — Как вот с такими работать, какие еще им аргументы и в какое место?

— Чтобы вам уводилось спокойно, я лично у них все патроны от пуль обрезанием кастрирую.

— Обещаете?

— Обижаете, профессор!

— Скажите, а почему это должен сделать я?

— Что вас смущает?

— Зачем умыкать во время праздника, людям настроение портить?

— Этого я не знаю, — ушел от правильного ответа товарищ майор. — Это приказ сверху. Могу только предполагать. П-т полюбил ваши края, а кому-то это не нравится. Кто-то лапу на комбинат давно положить возжелал. А тут президентская любовь. Умыкнут здесь, вся страна обидится и можно со спокойной совестью в качестве откупа комбинат передать в другие частные и честные руки.

— А вы уверены, что те, которые частные, честные?

— Да уж в любом случае честнее нонешних, — выдал свою личную и главную секретную тайну Барбосятинов. И даже микрофонов не испугался. Смелым стал перед лицом скорой смерти? Или согласовал с руководством пределы откровений?

— Знаете, что? — просиял от пяток до затылка Лосев-Рогатов. — Успокоили вы меня. Я ведь думал, один я так думаю. Потому и сомневался — стоит ли? — камни с души профессор снял прямо здесь, в кабинете, ровной кучкой сложил их под столом и встал в боевую стойку. — Ну-с, учите, товарищ майор, как мне, старому и больному, достойно провести такую большую операцию.

— Вы не один, профессор. Я с вами, — признался товарищ майор и живо представил могильный камень с его фамилией и выбитым об угол последним зубом. — Мысленно, — поправился он. — Все для вас разработал. В деталях, — и передал целую горсть вырезанных из цветного картона квадратных кругляшков.

— Спасибо! — профессор промокнул два хлынувших от избытка чувств ручья из обоих глаз о рукав заботливого товарища майора.

— По моему гениальному плану всю работу за вас выполнят ваши дорогие и где-то даже любимые аспиранты.

— Может, без них справимся? — профессор забеспокоился, но почему-то только о любимых. — У вас у самих штат большой, прекрасно всяким подлостям на нас, смертных, обученный.

— Штат-то большой, да рожи у наших шибко специфичные. Их за версту любой журналюга расшифрует и подставу почует. А нам правдоподобность нужна. И чтобы обязательно протест народа обозначить, так сказать, семяпроизвольное выплескивание.

— Народный гнев?

— Во-во! Именно! Пообещайте зачесть им участие в операции как производственную практику, или как первую главу научной работы, — посоветовал разработчик.

— Думаете, они согласятся?

— А вы им предложите игру, ну, скажем, ультиматумы составить и П-ту предложить.

— Нет, они у меня глупостями не занимаются, они у меня диссертациями озабочены. У них свободного времени в такие игрушки играть совсем нисколько нет.

— Дак, это… как же я о главном-то забыл! — Барбосятинов громко вскочил со стула, заскакал по кабинету, дробно цокая копытами сорок не первого размера, выхватил шашку из… потом вспомнил, что шашку ему выдать забыли, а ножны остались в раздевалке. Но это ничуть не смутило его, вместо шашки можно и просто рукой помахать, а свист воздуха изобразить обветренными в сражениях губами. — Диссертации ваши! Дис-сер-тации! В них же самое главное! В них это… ну, которое… зарыто… да ладно, чего вспоминать, мы вам просто так завернем…

И товарищ майор честно, в пределах своих полномочий, рассказал ошарашенному профессору, что фуфловые диссертации о подземных пещерах, которые они много лет разрабатывают, не совсем фуфловые. Иногда очень даже наоборот.

Три дня и три ночи длился рассказ товарища майора. Он демонстрировал, в том числе из толстой и тяжелой папок, давал понюхать и пощупать. Оба не спали, не ели, не пили, из кабинета не выходили. В конце концов обнялись и прониклись глубокой любовью. Осталось только догадаться, кто к кому и насколько сильно.

На исходе третьих суток откровений Лосев-Рогатов засветился как елочная гирлянда.

— Ну, это все меняет! Если дело так поворачивается… да мы ему к нам, на наши… по нашим проектам… заводы, такую экскурсию! С такими моими девочками! С банькой! И вы, товарищ майор… не стесняйтесь… к нам можно и без денег… запросто. Главное, чтобы 'из широких штанин, значит, дубликатом, понимаешь ли, бесценного груза '…

— Гениально сказано! Спасибо! — прослезился никем еще так сильно и много не любимый Барбосятинов. — Вы хоть и профессор, а иногда ничего себе.

ПОДЛЕНЬКИЕ ПЛАНЫ

Впервые за пятьдесят четыре года своего случайного научного существования Лосеву-Рогатову привелось быть полезным. Особенно сейчас, когда ступил и по своим собственным испачканным ботинкам, по знакомому с детства запаху, понял — куда. Теперь он не один, теперь мощная организация за его спиной стоит и взведенным пистолетом в девственный бок ненавязчиво, но ощутимо и больно тычет.

Так и сказали профессору:

— Вы наш человек. Мы с вами как альпинисты в горах, одной веревочкой связаны. Вы, как слепой ведомый, завсегда теперь внизу, под нами. Представьте на миг, что веревку вдруг обрезали. Не важно кто — вы, мы или стихийное бедствие. Важно другое — кто из нас двоих в пропасть упадет? Представили? Нет, кричать не надо, еще не больно. Достаточно всегда помнить про веревку и пропасть. И про то, что так будет с любым предателем, который юлить с нами попытается.

Юлить с ними профессор и не собирался. Во-первых, потому, что вообще юлить не умел. Он и плавал-то плохо. Во-вторых, потому, что страшно.

Они стелют мягко, но веры им… Раздевают догола, в душу с грязными ногами залазят. А для чего, спрашивается? Чтобы тебя получше разглядеть и ну какую помощь, — моральную, там, или материальную оказать, подмогнуть в трудную минуту? Дудки! Жди от них! Ты для них завсегда должон… якобы, во имя Родины, которая — они. И в которой тебе, если ты сам себе… то никто тебе… тем более они…

Пуще всего профессор боялся, а ну как пронюхают, что ему Небритый поручил, и что за верную службу обещал? Нет, не зря он сегодня всю ночь думать пытался.

Вот они что… нашими руками… а если не согласимся, всех по отдельности и каждого в групповухе… по самой строгой 58-й статье… с конфискацией полного довольствия и сладкого удовольствия… или сразу к стенке в самой неудобной позе… без мыла и выходного пособия… И что теперь?… Выхода нет… Или мы им, как они просят… или они нас, как мы не любим…

* * *

За неделю до великого праздника металлургов собрал профессор по частям в одно место своих аспирантов и перво-наперво серьезно с ними о старом заговорил.

— Хватит, молодежь, мелочевкой промышлять, — сказал как отрезал, а чтобы сомнений в его непонятной осведомленности не осталось, уточнил для ясности. — Дороги портить, — прищуренный взгляд на Юльку, — у заводов со счетов деньги тырить, — и Ваську заставил покраснеть, — наркотой липовой торговать, — здесь на полную катушку любимому Лехе перепало. — Это ли настоящая шпионская работа? Одна Наташа у нас человек серьезный, никакого вреда никому не приносит. Старые студенческие работы в Центр переправляет и смело дает…

— И вам тоже, — защитился от очередного возможного нападения Леха.

— Проценты к плану дает! — пояснил для особо тупых профессор. — Не перебивайте, агент Леха. Я так думаю: не для того я вас в ученые готовлю, чтобы потом, когда ваши мелкие пакости раскроются и перерастут в крупные скандалы, краснеть за вас! Пора, юные мои други, серьезным делом заняться.

— Бабушек через дороги переводить? — спросила сердобольная Наташа.

— Нет, в почетные доноры, — пожелал напоить всех своей разбавленной детскими излишествами кровью Васька.