Нашествие арабуру - Михаил Белозеров

— Заткнись! — потребовал он от Ваноути. — Ты пьян!

— Я не пьян! Пусть он вначале объяснит, почему чужой?! Я здесь полжизни прожил! Меня здесь каждая собака знает! Куриное дерьмо!

— Если господин пожелает, я могу утихомирить вашего слугу. Армагеддон! — бесстрастным тоном предложил Майяпан, уловив смутное желание Язаки.

— Какого слугу? — взвизгнул Ваноути, но, взглянув на лицо Язаки, осекся.

Почернел Язаки. Стал похожим на черную сосну — гёдзя, из глаз разве только икры не сыпались. Вот каким был в тот момент Язаки, который всю жизнь слыл добродушным и веселым. Наконец в голове стопятилетнего Ваноути что-то щелкнуло, сработало в нужном направлении, и он, надув щеки, замолчал на полуслове.

— Ну что, дед, угомонился? — спросил Майяпан, который так ничего и не сообразил, даже не насторожился, списав поведение Ваноути на его возраст и пьянство. К тому же, кто еще может быть в услужении у кецаля? Конечно, и абориген в том числе. Это не возбранялось, а даже приветствовалось Ушмалем как признак улучшения отношения с местным населением. Только вот староват Ваноути для слуги, но это дело вкуса, подумал Майяпан. Какое мне дело до господских дел?

— Мы ему больше не нальем, — хихикнул Язаки, разряжая обстановку.

— Точно, господин, — согласился Майяпан. — Не нальем. Слышал, дед?

Ваноути хотел было еще раз возмутиться и даже по-черному выругаться и упомянуть куриное дерьмо, но на всякий случай промолчал. Не понял он еще всего, не сообразил, но почувствовал, что обстановка не располагает, и счел за благо проглотить обиду. Годы научили его, что бывают такие моменты в жизни, когда надо промолчать, он и промолчал.

Так они и добрались до «Хака» — притона, который находился в самом центре квартала каменотесов, в недостроенном склепе. Хозяева притона не знали, что под их ногами находится тайный лаз. Каково же было их удивление, когда плиты под их ногами раздвинулись, а из мрачного подземелья, откуда пахнуло настоящей могилой, появились три приведения, да еще и с ярким, как солнце, факелом. Ужас обуял завсегдатаев «Хака», и они вместе с хозяевами с криками:

— Симатта! Симатта! — бросились вон, падая и застревая в узком выходе.

А так как они бежали очень и очень быстро, то, конечно, поразливали различные благородные и неблагородные напитки.

У всех троих сразу зачесались носы. Майяпан, который давно крепился и даже совсем недавно дал себе очередной сто двадцать пятый зарок не пить, и тот не удержался — уж слишком соблазнительные запахи наполнили низкое, мрачное помещение с закопченными стенами. Умопомрачительно пахло свежим пивом, сакэ, заморским вином дикарей и самой разнообразной закуской, начиная от пахучих соусов из острого перца, вареных раков и заканчивая ребрышками со шкварками и маринованными в уксусе лягушками. Ваноути заревел от восторга. Язаки, разумеется, выдержал марку в предвкушении насыщения и всего лишь один раз подпрыгнул от избытка чувств. А вот Майяпан удивил всех, даже самого себя: он схватил с ближайшего стола огромную бутыль с заморским вином и одним махом опорожнил ее.

После этого всем стало весело. Ваноути все пытался потрогать остренькие рожки Майяпана, которые прятались в густых курчавых волосах, а Майяпан сдержанно, но гордо воротил морду в сторону и ругался непонятным словом: «Армагеддон!», от которого Язаки почему-то становилось страшно. Язаки же все выспрашивал и выспрашивал, правда, весьма осторожно. Чем занимается старший черт, какие у него обязанности, и кое-что по ходу. Он давно сообразил, что Майяпан принимает его за кого-то другого, даже не за арабуру, а за гораздо более важного господина. Спросить напрямую означало выдать себя с головой. Спросить окольным путем тоже не получалось. И хотя на поясе у Язаки висел самый что ни на есть настоящий огненный катана, он чувствовал себя неуверенно, но не подавал вида. Хитрым был Язаки. Под влиянием этого чувства он даже в какой-то момент перестал пить и обнаружил удивительную вещь: оказалось, что наблюдать за пьяными приятелями весьма и весьма интересно. После трех кувшинов не очень хорошего сакэ Ваноути стал убеждать Майяпана быть проще и вообще не валять дурака. Вначале Майяпан сторонился и даже отвечал нагловато, в смысле, что гусь свинье не товарищ, и так далее, но и он в конце концов сдался под натиском крепких напитков. Особенно Майяпану нравилось дорогие заморские вина. Были они похлеще сакэ, и Майяпана с восторгом думал: «Живут же люди!» Ему еще ни разу не приходилось бывать в Европе, и он завидовал ее обитателям. Он разделся по пояс, потому что стало жарко, и все увидели с кем имеют дело. Сложен Майяпан был по-богатырски. Огромные руки и широкие плечи с горой тугих мускулов любого могли заставить уважать Майяпана. Но только не Ваноути. Он лез обниматься, и они даже троекратно облобызались и поклялись в вечной дружбе.

Язаки не участвовал в их братании, а переваривал то, что услышал от старшего черта Майяпана.

Оказалось, что арабуру прилетели на воздушных лодках. Правда, Майяпана называл их как-то по-другому, но Язаки перевел именно так — воздушные лодки, парусники, а точнее — летающие джонки. Ну да, как еще можно было назвать то, что летает? Летающая джонка! Никак иначе. Язаки даже самому понравилось, однако он не подал вида, что ему такое название в диковинку, и правильно сделал. Зато Майяпан проболтался о планах завоевания Нихон. Спрашивал у Язаки, когда же прибудет следующая партия арабуру — уж очень хочется домой. О доме самого Майяпана Язаки побоялся расспрашивать, чтобы не попасть впросак, зато совершенно случайно разузнал о планах по переселению. Оказывается, черти разведывали обстановку и помогали арабуру заселять страну. Фиг вам всем, подумал Язаки. Как же, заселили! Этими, голопузыми! А еще понял Язаки, что черти эти у самых кецалей что-то вроде ниндзюцу для разведки. Сплошь черные нелюди. Если бы Язаки еще знал о существовании песиголовцев, он бы вообще пришел к выводу, что на его бедную страну обрушились все мыслимые и немыслимые беды. Но о существовании песиголовцев он даже не догадывался и не имел понятия, что очень скоро столкнется с одним из них.

Пока он обдумывал все услышанное, Майяпан, как ни странно, успел напиться. Дед Ваноути не напился, а этот напился. Стал размахивать руками, буйствовать, кричать, что он самый старший и самый грозный черт. Пару раз случайно задел Ваноути так, что тот волчком отлетал в ближайший угол, но возвращался и с восхищенным обожанием глядел на Майяпана.

— Ова! Ова! — твердил он, и они снова пили.

Наконец старший черт Майяпан выкрикнул страшное слово:

— Армагеддон! — опрокинулся на спину и захрапел.