Нашествие арабуру - Михаил Белозеров

— Армагеддон! — выругался Майяпан. — Это ты сделаешь, когда займешь мое место. А пока ты должен повиноваться мне!

— Почему это?! — оторопело воскликнул рыжий харчевник, хватая от волнения ртом воздух, как рыба на берегу.

— Ты всего-навсего изготовитель еды. Сходи на кухню и принеси господам кецалям пива.

— Чуть что — беги помогай, а не понравилось — иди на кухню, — ворчал рыжий харчевник, взбираясь по крутой лестнице.

И тут у него в голове, как и у всех завистливых людей, созрел коварный план. А что если донести самому Ушмалю о том, что Майяпан вступил в сговор с аборигенами. Начнут разбираться, то да сё. Время уйдет. Глядишь, что-то и выгорит. В мутной воде, как известно, рыбка ловится.

С этими мыслями рыжий харчевник отправился на кухню, чтобы написать донос. Но так как он не умел писать доносы, то провозился до утра. С грехом пополам он справился к рассвету и принялся раздувать огонь в курительницах и в треугольном очаге. За этим занятием и застал его Натабура. Дальше уже все известно: харчевня «Хэйан-кё» принялась прыгать по лесу, а Натабура — ее ловить. В конце концов харчевня оступилась и канула в черную выворотню вместе с рыжим, толстым харчевником. Так столица Мира лишилась своей достопримечательности, из которой редко кто возвращался, а кецали — места, где можно было спокойно отдохнуть. Никто, кроме них, не мог построить такую харчевню, которая снаружи выглядела, как хлипкий домик, а внутри имела три яруса, веранду, и время в ней текло совсем не так, как снаружи.

Между тем, Майяпана терпеливо ждал, когда проснутся господа аборигены. Он уже и сам поспал, и размял кости, прогуливаясь по бесконечному лабиринту Драконов, не смея притронуться к двум огромным кувшинам с пахучим пивом, он уже два раза зажигал новые факелы, дабы сторожить сон господ, а Язаки и Ваноути все не просыпались и, знай себе, постанывали и ворочались в постели, как два слепых щенка. Наконец, Язаки открыл заплывшие глаза, заметил его и потребовал:

— Воды… воды…

С величайшим почтением Майяпана налил в чашку пива и с таким же почтение протянул Язаки, который взахлеб влил в себя ее содержимое, даже не разобрав, что пьет. Правда, он немного почмокал губами, удивился и хрипло спросил:

— А ты кто такой?

— Я ваш слуга.

— Слуга? — еще больше удивился Язаки и тут заметил Ваноути: — Эй, дед, вставай!

Майяпан уже давно догадывался, что старик — это слуга господина, только он никогда не видел, чтобы господин и слуга спали в одной постели. Конечно, это дело господское, рассуждал он, но должны же быть рамки приличия.

Несмотря на стопятилетний возраст, обоняние у Ваноути оказалось даже лучше, чем у Язаки. Он безошибочно потянулся к пиву, и они с Язаки выпили кряду по пять чашек, которые едва успевал наполнять Майяпан, перевели дух и окончательно взбодрились.

— Хороша жизнь! — сказал Ваноути, потягиваясь.

— Ну и где мы? — спросил Язаки, беря кувшин за влажное горлышко и совершенно не узнавая места, где они легли спать.

Майяпана от волнения стал заикаться. Мол, так получилось не по его вине, что харчевня снялась с места и ушла гулять, что она так всегда делает и что от этого и появилась страшная легенда о пропавших людях.

— Как это? — вытаращил глаза Ваноути, проливая пиво себе на живот.

Долгие года он жил в деревне и забыл о таинственной харчевне.

— Так бывает, — повторил Майяпан, глядя мимо Ваноути, потому что он тоже был слугой, как и Майяпан, а значит, с ним не стоило разговаривать, как с господином.

— Почему она теперь не вернется? — в свою очередь спросил Язаки.

— А черт его знает, — пожал плечами Майяпана и тут же тактично поправился: — Бывает, возвращается на прежнее место. Но чаще — нет. Возникает в людном месте, и снова в нее можно заходить.

— Ты вот, что, — не очень задумываясь об услышанном, стал командовать Язаки, — нам в город нужно. Как пройти-то?

— Да здесь недалеко, за третьим поворотом направо, и мы во дворце.

— Каком дворце? — беспечно спросил Язаки, опорожняя кувшин и с вожделением поглядывая на другой, который крепко держал в своих паучьих ручках Ваноути, периодически, как пиявка, присасываясь к нему.

— Этот… как его… Оль-Тахинэ…

Таким образом, Майяпан хотел выказать пренебрежение к арабуру и лишний раз показать, что он всей душой и телом принадлежит к клану Ушмаля, а арабуру для него всего лишь туземцами из неведомо какой страны.

— Вот как? — машинально произнес Язаки. — Дай! Дай! — он решительно отобрал кувшин у Ваноути, одним махом опорожнил его, подумал и сказал, осоловело икая: — Ну веди… куда там двигаться-то?

Ваноути жалобно шмыгнул носом, проводил тоскливыми глазами пустой кувшин, который откатился в угол, и они отправились в путь. Майяпан шел впереди, почтительно оглядываясь и освещая путь, и предупреждал:

— Здесь яма, а здесь канава. — И добавил непонятное и страшное слово: — Армагеддон!

И тут только Язаки, хотя и опьянел от пива, сообразил, что они идут прямо в пасть арабуру, ведь во дворце Оль-Тахинэ жил новый император.

— Стой! — приказал он.

Майяпан замер с поднятой ногой, а Ваноути налетел спьяну на Язаки и наступил ему на любимую мозоль. Язаки скривился и спросил:

— А где здесь можно еще выпить, но так, чтобы нас не видели дворцовые?

— Есть у меня одно место рядом с Поднебесной, — понимающе улыбнулся Майяпан.

Уж он-то знал привычки кецалей. Им не были чужды простые земные радости. Конечно, сам Майяпан давно отошел от обычных дел и в город не ходил, не только в Чальчуапа, но во всех других городах, куда его забрасывала судьба вместе с Ушмалем и кецалями — надобности не было. Он был старшим чертом и ходил с донесениями лишь наверх. Поэтому-то он и не спиливал модные черные рожки. На самом деле, они были не такими уж черными, но хитрый Майяпан пользовался заморскими красками, которые не смывались по две-три луны, и в этом отношении чувствовал себя уверенно.

— Знаешь, что, — решил схитрить Язаки, — ты нам покажи, куда идти, и отправляйся по своим делам, а мы потом с дедом придем.

— Я бы рад, мой господин, — с почтением ответил Майяпан, — да разве можно оставить вас в чужом городе?

— Почему в чужом?! — завопил пьяный Ваноути. — В какой чужом?

Язаки уже кое-что стал соображать. С чего бы это Майяпан, который очень и очень смахивал на черта, которые в свою очередь никогда не водились в Нихон, стал ему с Ваноути так угождать. Вначале Язаки подумал, что черт их боится. Но потом понял, что это просто смешно, что причина в чем-то другом. Последние несколько кокой он безрезультатно ломал над этим голову и не мог найти никаких понятных объяснений. И вдруг Ваноути все испортил своими выяснениями — чужой он или не чужой. Да какая, собственно, разница?! Нет, ему надо было выяснить отношения, как самому задиристому петуху.