Вожак - Генри Олди

— Я вас не узнаю, — Марк пожал плечами. — Когда мы познакомились на Ломбеджи, я встретил прожженного циника. Помните? «Я — наблюдатель, исследователь. Я и сейчас исследую — например, вас. Эволюция научила вас видеть в человеке раба, но лишила возможности видеть в рабе человека…» Ваши рассуждения бесили меня. Доводили до белого каления. Но я сдерживался, потому что понимал: они неуязвимы. Цинизм, помноженный на опыт — броня круче термосила. И что сейчас? «Она — ваш якорь. Иначе вы сорветесь…» Стареете, маркиз. Делаетесь сентиментальным.

— Старею, — согласился Ван дер Меер. — А знаете, почему?

— Что тут знать? Время идет…

— Не скажите. Время идет, но многих оно не задевает. Морщины, седина — ерунда. Приметы времени иные. Впрочем, вы слишком молоды для философских бесед. Давайте о другом. Скажите, Марк, вам нравится идея коллантов?

— Мне? — опешил Марк.

— Вам. Представляете, сколько людей страдали, что не родились антисами? И вот — возможность наверстать упущенное. Шанс отомстить природе за несправедливый выбор. Всего-то и надо: объединиться, создать группу, принять внутренние связи душой и телом… Объединиться, а? По-моему, прекрасная идея.

Марк неуверенно кивнул. Он никогда не задумывался о коллантах с этой точки зрения.

— И что же? — Белый Страус окутался дымом. — «Началась борьба за ваше освобождение!» Началась и скисла. Уникальная, восхитительная перспектива, в основе которой лежит союз свободных личностей, не заставила Ойкумену объединиться на пути к этой цели. Напротив! Помпилия отреклась от коллантариев, потом вознесла их на щит. И то, и другое действие — шкурный интерес. Желание захватить «золотую акцию». Вудуны ищут способ создать коллант без помпилианцев. Брамайны ведут разработки чисто брамайнского колланта. Вехдены заняты созданием щита обороны, способного прикрыть планету от атаки военного подразделения коллантов. Я не знаю, чего хотят гематры, и не скажу вам, чего хочет Ларгитас. Но поверьте старому цинику: объединением здесь и не пахнет.

Марк кивнул:

— Я не удивлен. Ни капельки.

— Я тоже. Итак, резюмируем: прекрасная идея коллантов лишь усилила разобщение. Послужила причиной конфликтов. Зато ужасная идея Астлантиды… О, тут мы объединились на раз! Конечно же, в Совете велись споры, звучали разногласия… И тем не менее, решение принято, решение Галактической Лиги! Оно выполняется! Сводный контингент трудится на Острове Цапель во имя блага Ойкумены. Вынуждает туземцев отказаться от пути энергетов, множит на ноль результаты их собственной эволюции. Плечом, так сказать, к плечу… Общий враг — вот что бегом приводит нас к общему знаменателю. И знаете, что подсказывает глупому страусу его цинизм?

— Не тяните резину, маркиз. Ваш цинизм — тот еще болтун.

— Общий враг в данном случае чертовски похож на вас, помпилианцев. Это прецедент. Нюансы не в счет: одни режут, другие клеймят. Если Астлантида будет успешно взята к ногтю, возникнут соблазны. Во второй раз Ойкумена тоже может взять и объединиться… Что вы тогда станете делать? Это во имя благой цели мы не слишком-то дружим. А против кого-нибудь — запросто, в едином порыве…

— Вы логик, — буркнул Марк. Разговор был ему неприятен. В любую секунду Марк мог вернуться в студию, оставив Ван дер Меера наедине с его монологами, и удивлялся, почему не делает этого. — Стальной логик. Вы опасаетесь, что после Астлантиды Ойкумена объединится против Великой Помпилии — и советуете мне почаще быть с Изэль. О, причины и следствия! Жаль, я не вижу связи…

— Потому что слишком молоды. Предчувствуя глобальные катаклизмы, я хочу, чтобы двое молодых людей… Ладно, оставим. Вы правы, логика убедительней сантиментов. Я встречался с Клодом Лешуа. Помните телепата с Ларгитаса?

— Отлично помню.

— Он полностью восстановился. Я имею в виду, физически. Но поражение… Вы даже не представляете, что это значит для эксперта такой категории — при людях хлопнуться в обморок! Клод ищет объяснения, Марк. Вы в курсе, что в сознании Изэли он видел вас?

— Допустим.

— Клод предполагает, что астлане ментально связаны между собой. Природа этой связи ему неизвестна, он считает ее врожденной. Астлантида далеко; на Тишри, вас двое — вы и Изэль…

— Пленники, — напомнил Марк.

— Депрессия, — отмахнулся Белый Страус. — Пленники уверены, что лишены солнца, и полностью замкнуты на себя. Эйфория — аналогичный механизм. Зато вы с Изэлью…

— Захлопни пасть, — с тихой ненавистью предупредил Марк. — Нашел астланина! Я помпилианец. Понял? Скажешь еще хоть слово…

— Вы помпилианец, — маркиз отступил на шаг. — Я вижу. Но я знаком с показаниями Изэли. Она считает иначе. Почаще заходите к ней, Марк. Прав Клод или нет, сентиментален я или практичен… В любом случае, это не повредит. У вас болит голова, когда вы вместе?

Циник, подумал Марк. Сволочь. Сидит потом, смотрит записи наших встреч и шарит в мотне дрожащей рукой. Извращенец. Астланский секс, спешите видеть…

Марк знал, что неправ, и злился еще больше.

В студии Марка ждали госпожа Зеро, лысый Мамерк с кожаным кофром для одежды — и еще один человек, при виде которого Марк едва не выругался вслух, забыв о субординации.

— Переодевайтесь, — велела старуха, пока Мамерк расстегивал кофр. Чувствовалось, что она не в настроении. — Да поживее! Будем писать видео. И хватит ломать красну девицу! А то я вас без штанов не видела…

— Что он здесь делает? — мрачно спросил Марк.

— Господин Добс? Работает над вашим имиджем.

Марк потер левый кулак. Жест был неосознанный, продиктованный тайными мотивами памяти.

— Господин Тумидус! — Игги всё понял правильно. — Исключительно из добрых побуждений! Бескорыстно! Шефская помощь…

— То есть бесплатно, — уточнил Мамерк.

— У меня наработки! Ви́денье образа! Я из вас конфетку сделаю…

— Вы знакомы? — старуха с подозрением наблюдала за развитием ситуации. — Вы уже работали вместе?

— В определенной степени, — согласился Марк.

Он следил за Мамерком, который развешивал по студии новенькую форму офицера ВКС Лиги. В целом, обновка не слишком отличалась от обмундирования абордажной пехоты, но дьявол, как известно, кроется в деталях. Перчатки из белой замши. Золотой лампас на брюках, в два пальца шириной. Кортик в латунных, с гравировкой, ножнах. Фуражка-треуголка. Эполеты с серебристым жгутом. Над левым обшлагом — блестящий галун нашивок. Марк представил себя, упакованного в новый имидж, и зажмурился от ужаса.

— Прекрасный специалист, — утешила его госпожа Зеро. — Один из лучших. Рекомендации, и все такое. Ты должен внушать доверие, мой мальчик. Доверие и уважение. Вот два кита, на которых держится любая афера. Третий кит… Ты что, заснул? Быстро переодевайся!

Переход на «ты» многое говорил Марку. Резко выдохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, он приступил к переодеванию. Рядом суетился Игги. Сферу своего коммуникатора он развернул в ростовое «зеркало» и, бросая молниеносные взгляды на отражение клиента, трудился над внешностью. Косметическим мультиманипулятором Игги орудовал ловчей, чем обер-декурион Гораций — любимым штык-ножом. Во всяком случае, Марк даже не замечал точечных, выверенных до миллиметра касаний. Застегнув последнюю пуговицу, он одернул китель, поправил треуголку и лишь теперь решился посмотреть в зеркало.

— Великий Космос!

— Вот-вот, — расплылся в улыбке Игги. — Это вам не кулаком совать…

Старуха подошла ближе:

— Никогда, — она говорила медленно, чеканя каждое слово. — Никогда твое содержание, мой мальчик, не будет соответствовать форме. Потому что форму делают мастера, а содержание пущено на самотёк. Пишем?

— Вас требуют, — подал голос оператор. — Вас, госпожа…

— Требуют?

Глаза старухи опасно сузились.

— Экстренный вызов. Дать связь?

— И кто же меня, пожилую женщину, требует?

— Господин Салюччи! Действительный и полномочный председатель…

— Я в курсе, кто такой Гвидо Салюччи! Значит, требует?

Оператор счел за благо промолчать. Было ясно, что глагол «требует» применительно к имперской безопасности опасен для жизни.

— Ну! — рявкнула госпожа Зеро. — Я жду! Пустите Гвидо на «зеркало»…

В примерочной сфере, вытеснив Марка, возник председатель Совета Лиги. В отличие от стилистически выверенного обер-центуриона Тумидуса, Гвидо Салюччи не внушал ни доверия, ни уважения. Скорее он напоминал беднягу, павшего жертвой чудовищной аферы. Всклокоченный, с галстуком, сбившимся набок, председатель дышал так, словно минутой ранее взбежал на двенадцатый этаж.

— Немедленно! — тенор рванул к небу, воспарил, взял верхнее «до». — Ко мне!