Ведьма, околдовавшая его (СИ) - Ячменева Алена

— Уходи, Никандр, — вновь повторила она.

— Ну уж нет.

— У нас договор.

— У нас договор на брак и ребёнка, в нём и слова не сказано о том, что я должен сидеть взаперти, трястись от страха и являться к тебе в покои по приказу. Черт, да это даже звучит отвратительно! Хочешь к себе уважения, так же относись и ко мне. Я предпочитаю считать себя твоим мужем, пусть даже и с целью потомства, а не быком-осеменителем.

— Наш договор не будет выполнен, если ты умрёшь. Это необходимость, а не оскорбление.

— Ну так, если я умру, не только ты не получишь своё, но и я, — резонно заметил он. — И если мне суждено умереть, то можно я сам решу, как хочу провести последние дни, — заискивающе попросил он, медленно приближаясь и пытаясь заглянуть ей в глаза, которые она старательно отводила.

— Нет, это неправильно. Ты должен уехать отсюда живым, — упрямо заявила она, но уже не так решительно, как прежде. — Уходи.

— Уехать или уйти в мир иной, но можно я буду счастлив, — попросил он, несмело касаясь её щеки и поворачивая лицом к себе.

— Уходи, — прошептала она уже через силу.

— Нет, — настойчиво ответил он, склоняясь к её губам и дотрагиваясь до них нерешительно, не зная какой ждать реакции. Ламия не ответила, он медленно поцеловал её в щеку и снова тронул губы.

Королева прерывисто выдохнула, отпустила волосы, обняла его за плечи и поцеловала в ответ.

— Я сейчас открою дверь Рамилии, чтобы она её не выбила, а ты подождешь меня в спальне? — спросил через несколько минут, когда Ламия уже полностью успокоилась, хотя и всё ещё сомневалась в своём согласии с его решением.

— Если она меня не увидит, то не только дверь выбьет, но и тебя прибьет, — улыбнулась невесело королева.

Никандр всё ещё нерешительно выпустил её из объятий и распахнул дверь, в которую всё это время продолжали биться и Рамилия, и девушки, крича проклятья и требуя выдать им Госпожу немедленно. На пороге комнаты выстроились не только служанки, но и стражницы, возглавляемые Дараной.

— Что за сборище? — раздраженно поинтересовалась Ламия, опережая Никандра. — Вон отсюда, — кивнула она главе охраны. — Рамилия, распорядись, чтобы нам в покои подали завтрак. Остальные, заходите, я хочу умыться, в конце концов! — грозный взгляд достался и Никандру. — А ванну мне принять тоже нельзя?

— Так не полночь же, — усмехнулся он весело. — А в полночь можем и вместе принять.

— Ещё чего не хватало, — фыркнула она, развернулась и направилась в спальню. Следом за ней засеменили служанки, две из которых схватили кувшин с водой и таз со стола и одарили Никандра такими же недовольными взглядами, как и их Госпожа.

— Да-а, — протянул король, переводя взгляд на застывших на пороге Рамилию и Дарану. — Трудно мне здесь будет.

Глава охраны весело хмыкнула и повернулась к своим стражницам, а управляющая осуждающе покачала головой.

ГЛАВА 36. Семейная жизнь

В следующие несколько недель Ламия и Никандр заново узнавали друг друга и, несмотря на нерешительное сопротивление королевы, становились ближе. Так Никандр узнал, что у его жены невероятно заливистый, заразительный смех. Именно смех, а не насмешка или злодейский хохот, которые он слышал ранее. Ему нравилось её смешить, рассказывая истории из своего военного прошлого, а ей — слушать о других королевствах, народах и их быте. Никандру импонировало её неугасающее любопытство, а она, не скрываясь, завидовала его путешествиям.

— Я была один раз в Шеране и один раз в Лемане, — рассказала она. — В юношестве, когда отец думал какому принцу продать меня подороже. Кажется, уже целую вечность назад, — покачала она головой с сожалением. — Я помню, что очень сильно уставала из-за дальней дороги, думала умру или в карете, или в седле. Но мне понравилось выбираться из замка. Вокруг были новые люди, здания, все такое незнакомое, интересное… В детстве отец часто брал меня на охоту и Салию я знала к тому моменту достаточно неплохо, но толком так ничего и не видела — всё время была за спинами стражи или за занавешенным окном кареты… Собственно, в Шеране и Лемане я тоже видела немного, но всё равно впечатления остались на всю жизнь.

— Ты была в Шеране? — удивился Никандр.

— Проездом. Буквально мельком, — покачала головой Ламия. — Но да, границу я пересекала. Мне было около пятнадцати или шестнадцати, — пожала она плечами.

— И отец сватал тебя одному из принцев Шерана? — продолжал удивляться Никандр, начиная в уме прикидывать сколько лет назад это было, и какие принцы Шерана кроме него самого на тот момент имелись. Вот только у него не было отправной точки — сколько лет королеве сейчас он не знал. Выглядела она моложе него, но по жизненному опыту — явно старше.

— Когда мне исполнилось пятнадцать, он начал рассылать предложения о помолвке и троне Салии во все ближайшие королевства. Я знаю только, что он настаивал на том, чтобы принц не был прямым наследником собственного трона, — она весело усмехнулась. — О себе думаешь, да?

— А вдруг то, что мы вместе, судьба? — улыбнулся он в ответ и потянулся за поцелуем, но она снова звонко засмеялась, от чего его сердце опять пустилось вскачь.

— Подозреваю, Шеран дал отказ первым, — призналась сквозь смех.

— Почему? — удивился Никандр.

По его прикидкам королеве было около тридцати: плюс или минус он так и не мог определить. Значит отец сватал её около пятнадцати лет назад. В то время правил Ратор и уже родился Ран, который стал следующим наследным принцем и лишил этого статуса Никандра. Возможно, в то время уже родился и второй сын Ратора, Эран. А учитывая то, что в королевских союзах редко обращают внимание на возраст, подходящим мужем для Ламии мог быть не только Никандр, но и, тогда ещё младенец, его второй племянник.

— Потому что мы даже до столицы не доехали. Остановились в одном из городов на окраине, отец принял делегацию, скорее всего, с письмом из замка, разозлился и мы тут же уехали.

«Ратор дал отказ на женитьбу?» удивился Никандр, а затем улыбнулся, покачав головой.

— Что? — спросила Ламия, заметив перемену в его взгляде.

— Мама, — ответил он. — Она как только женила Ратора, сразу начала искать достойную пару и мне. Ей было необходимо, чтобы невеста была не слишком красива или умна, но с хорошей родословной, идеальными генами и без компрометирующего прошлого. Желательно кроткая и молчаливая, — сказал он и смутился, поняв, что его фразу можно растолковать двояко.

— Ну тогда понятно, почему нас развернули ещё на границе, — снова засмеялась Ламия, словно не заметив нечаянного оскорбления в свой адрес.

— Не обижаешься? — уточнил он всё же.

— На что? — удивилась она. — На то, что я генами и родословной не вышла, а с прошлым у меня вообще беда? Так не только Шеран так посчитал. Отцу в браке отказали все, кому он предлагал породниться. И не хотели связываться не столько со мной, сколько с ним. У него репутация была, да и есть, самодура, тирана и деспота… Поэтому в итоге отец выбрал мне жениха из одного из знатных родов Салии. Тех жажда трона, да и моя неземная красота, — она печально вздохнула, — прельстила больше, чем презрение к нему.

Человеческого в Ламии оказалось намного больше, чем дьявольского. У неё были свои слабости, которые Никандр начал замечать уже после женитьбы. Так, например, до свадьбы она утверждала, что любит поесть сладкого, и это действительно подтвердилось, но только сейчас король узнавал, что борется она со своими желаниями далеко не легко и просто. Не съесть перед сном пирожное для неё оказалось целым подвигом. Она могла лечь в постель и начать описывать какое бы лакомство съела с тоской в голосе и голодным взглядом. Никандр каждый раз испытывал в эти минуты жалость, предлагал принести ей что-нибудь с кухни, на что она стонала и просила не соблазнять её. Так по-человечески, забавно и мило.

В её красоте также дьявольского было меньше, чем можно было решить с первого взгляда. Ламия не уповала на природу, и её неземная красота оказалась следствием большого труда не только самой королевы, но и стайки её служанок, которые каждое утро и каждый вечер окружали свою Госпожу и что-то втирали ей в кожу, делали массажи, сопровождали её в ванны. Ламия не скрывала того, что любит себя, как и любит за собой ухаживать.