Челюскин. В плену ледяной пустыни - Михаил Александрович Калашников

Яшка сидел молча, в обсуждениях не участвовал. Когда приняли решение идти на Большую землю – обрадовался. Наконец-то его спасение зависело от его собственных ног, как он долго об этом мечтал, а в крепости ног своих Яшка не сомневался. Только зудела где-то внутри сомнительная муха: «Мы уйдем, а остальные?.. Так мы же скорее помощь для них вызовем! Кренкель на рации – это хорошо, но мы-то быстрее, мы-то сможем там, на Большой земле, место лагеря показать». Яшка убеждал себя, муха внутри все противилась, не умолкала, зудела. Под ее монотонное гудение плотник и уснул.

Утро в здешних широтах наступало поздно. Несмотря на этот факт, оба повара и буфетчик встали в четыре часа, как было заведено на корабле, принялись готовить завтрак. Полярный мрак окутывал лагерь, но в нем уже пробуждались, приходили в себя, разгоняли кровь по жилам привычной зарядкой или просто пытались согреться вольными упражнениями. День предстоял долгий. Второй день на льдине.

Плотники снова совещались:

– Когда к Шмидту пойдем?

– Надо после завтрака. Люди всегда злые, пока не поедят. Вот Шмидт подкрепится, подобреет, тогда и идти.

– Ага, скажет: «Ну вот, нажрались и ходу, тикают из лагеря!»

– А ты думал на голодный желудок выходить? Нет, брат, нам еще у Шмидта на дорогу еды выпрашивать.

Всей гурьбой искать начальника экспедиции не пошли, направили делегацию из трех человек. Отправились: вдохновитель идеи – Шатайлов, от судового коллектива – уполномоченный Мосолов и от комсомольской ячейки – плотник Кудряшов. Последний до сих пор мялся. С пробуждением Яшки проснулась и затихшая было внутри его муха, снова начала зудеть.

Занимался слабый рассвет. Шмидт стоял неподалеку от временного барака, выслушивал очередные сведения от Бобрина, умывался снегом. Он покрякивал, довольно и часто вскрикивал, растирая ладонями лицо, на длинном волосе бороды хлопьями висели льдинки с мокрым снегом, наполовину таявшие от его горячего лица. Процесс этот совсем не мешал Бобрину:

– За ночь всплыло достаточно много бревен и досок, но промоина, в которой исчез «Челюскин», затянулась льдом. Чтобы добыть дерево, его необходимо выкалывать изо льда – требуется усилить рабочую команду.

– Усиливай. Отряжай людей. Дерево для нас ценно, – отрывисто говорил Шмидт, не прерывая своих водных процедур.

– Отто Юльевич! – решительно вмешался Шатайлов и тут же почему-то растерял настойчивый пыл. – У нас, в общем, делегация сложилась…

Шмидт прекратил свое занятие, взял протянутое Бобриным полотенце, быстро вытер лицо и уставился на явившуюся пред ним троицу:

– Что у вас, товарищи?

– Нас тут тридцать человек, мы решили к берегу пешком добираться.

Голос у Шатайлова обрел некоторую твердость, но Шмидт сразу же ее развеял, не дав ему закончить:

– В пешее путешествие на три буквы могу вас отправить, – ответил он и отдал полотенце Бобрину.

Голос Шмидта был бодрый, веселый, даже дружелюбный, как весь его искрящийся вид. Яшка и остальные делегаты приняли его фразу за очередной всплеск оптимизма, за легкомысленную шуточку, оброненную ради поднятия боевого духа у пришедших к нему людей. Все трое нелепо улыбнулись. Шмидт, не меняя своего радушия, легким движением отодвинул полу расстегнутого полушубка, показалось оружие в кобуре.

– Первый, кто шагнет в сторону материка, будет мною лично подстрелен. – Голос и выражение лица начальника лагеря изменились в долю секунды, Яшка даже не успел поймать этот мимолетный кадр, когда Шмидт свершил над собою переворот.

Смелости на возражения хватило только у Мосолова:

– Так мы же для общего дела, для пользы, быстро придем и доложим…

Шмидт, не повышая тона, сохраняя в нем строгость и лед, перебил:

– Для какого дела? Шкурники вы. Дезертиры. Бабушкин, может, тоже хотел бы вылететь отсюда к чертям на своем самолете, аппарат его исправен, но он об этом даже не заикается. С этой льдины выход один – только по воздуху! Кто будет полосу аэродромную готовить? Женщины с детьми? Вы о них не думаете. Вы ни о ком не думаете. Вам ноги даны, чтобы драпать, а мозгов вам не дадено. Пошли вон!

Он обернулся к Бобрину, снова в мгновение ока сменил тональность:

– Заведующий кухней Кливер просит помощи, надо выделить человека для добычи снега. Его требуется много – обед на сто человек. И брать следует подальше от лагеря, одну ночь мы тут провели, а уже кругом желтые пятна. Из этого новая задача – строительство отхожего места. Определи участок, выдели людей…

Шмидт кивнул на еще не растворившуюся в воздухе троицу:

– Вот этих ходоков, кстати, можешь отправить, пусть сортир строят.

Хмурые штрафники отправились натягивать между торосами шатер без дна – временный туалет для экспедиции. Скоро Шатайлова и Яшку сменили два кочегара, золотые плотницкие руки требовались на строительстве капитального жилища. В подмогу плотникам прислали всех незадействованных, оставшихся без наряда. Под надзором мастеров люди катали бревна, укладывали их, подносили тяжести – работа кипела.

Сорокаградусный мороз подгонял, но он же и лишал сил. Как бы ни старался человек активно двигаться, лютый холод сковывал руки и ноги, продирал насквозь. Горячего обеда хватило на час, потом стужа снова одолевала. Шмидт в этот день был вынужден дважды отдать приказ о начислении спиртовой нормы. Первый полный день на льду. Самый длинный и тяжкий.

Едва выросла над бараком крыша, еще не успели ее до конца покрыть, а уже с противоположного края стелили потолок. Печник на железном листе развел огонь, грел красную глину в бидоне, замешивал раствор для кирпичной кладки, готовил прочие компоненты для печки.

Выл ветер, пронимая до костей, сметая снег и оголяя скелеты льдин. Люди разгребали рыхлый снег, трамбовали его в корыта, которыми вывозили лед во время авралов, когда «Челюскин» еще держался на плаву, и его пытались освободить, везли этот снег на камбуз. Добирались к твердому насту, выпиливали плотницкими ножовками из него кубики, блоки, усеченные трапеции, везли на ручных санях к лагерю. Здесь уже наметились свои специалисты по постройке иглу. Из кубов и трапеций возводились стены в человеческий рост, потом, вместо балки, наверх ложилась деревянная перекладина. На ее край укладывались снежные кирпичи, их легко спрыскивали натопленной из снега водой, тут же лепились новые белые кирпичи, арочную кровлю моментально стягивало морозом. Небольшие и простенькие в постройке иглу вырастали как грибы. Внутри них могли усесться пять-шесть человек. Если завесить вход брезентом, а полог прижать глыбами снега, то быстро становилось тепло, не ниже пять градусов мороза, но самое главное – внутри иглу не было ветра.

Женщины тоже не сидели без работы: крохотной малицей обзавелась двухлетняя Анечка, а Карине сшили теплые пеленки и конверт из