Степан Разин - Михаил Васильевич Шелест

всех имелись пики, сабли и шеренги смотрелись воинственно и колоритно. Я нарисовал пару таких картинок, пока тренировал казаков держать «линию». Каждый день тренировались минут по тридцать. Пришлось даже поначалу убрать некоторых казаков из строя. Тех, которые не могли сдержать лошадь от «переступа». Такие тренировались самостоятельно, так как я сказал, что царь, по результатам смотра, всех наградит рублём. Если стоять будем смирно. Я так и скомандовал, гаркнув во весь голос:

— Ко встрече Государя Всея Руси стоять смирно!

Вороны, слетевшиеся было посмотреть, чего это мы все тут собрались, с возмущённым карканьем сорвались с веток окружающих острог деревьев.

— Что за дымы дымят за речкой у пруда? — вместо приветствия, хмурясь, спросил царь.

— Кирпич для печей жжём, Великий Государь, — доложил я

— Кирпич? Сами? И печь сделали?

— Сделали, Великий Государь. Маленькая печь, но тех кирпичей, как раз одну печь хватает собрать.

— Прямо туда езжай! — приказал царь вознице. — Посмотреть хочу. Показывай, Степан, что настроил.

Я показал перебранные наново избы с обновлёнными крышами. В моей избе дымилась труба.

— Это по белому, что ли топится? — спросил Михаил Фёдорович.

— По белому. Это моя изба. И ещё в трёх избах печи кирпичные с трубами стоят. Остальные пока так дымят. Казакам привычно.

— А тебе, значит, нет? — ехидно заметил царь.

— Почему? И мне привычно дымом дышать, но так в избе чище. Там и стены оскоблены и воском натёрты, и пол. На полу ковры. А какие ковры, если топить по чёрному?

Печи мне пришлось класть самому с кучей проб и ошибок. Пять раз разбирал, пока перестала дымить и стала топить. Причём разбирать приходилось до трубы, а значит саму трубу надо было на что-то установить. Неделю провозился с первой печью. Зато «поднакачался» силушкой прилично.

— Потом посмотрим. Вези к дымам!

Поехали к дымам.

Печи для обжига кирпича мы сделали тоже сначала из ивняка в виде «шалаша» круглой формы, кторый обмазали сначала чёрной глиной. Следующие слои мазали обычной. И Таких слоёв получилось шесть. Все последующие слои сохли в боле щадящем режиме и печь получилась толстостенной — примерно в тридцать сантиметров толщиной — и крепкой. В печь можно было легко заходить и заносить кирпичи, укладывая ихна глиняный поддон «ёлочкой». По поддоном шли воздухонагнетатели. Вокруг кирпичей накладывались дрова. Крайние кирпичи перегорали, но и Бог с ними.

Я не мастак кирпичи выпекать. Уж что получилось, из того и клади печи в избах. Птом переделаем, даст Бог. Не дымили и ладно.

Печей работало две из трёх и царь это заметил.

— А эта чего не дымит? — спросил он.

— Там кирпич отдыхает после обжига, — сказал я.

— От-ды-хает, — проговорил государь по слогам, словно пробуя слово на вкус.

— Чтобы не потрескался.

— Я понимаю, — кивнул головой царь.

Он, похоже, и не собирался вылезать из санок.

— А это что за изба дымит трубой? Кто это на отшибе поселился? Да хоромины такие. Поболя твоих станут.

— Это баня, государь. Моемся мы там сразу человек по двадцать, оттого и большая такая.

— Баня⁈ Баню я люблю! — сказал государь и спросил у Морозова. — Попаримся с дороги?

— Да, что той дороги то было? — спросил Морозов, явно не желающий идти в баню. — И мылся ты уже сегодня, государь, а много мыться вредно.

— Скажешь тоже, — сказал подошедший к царскому возку боярин, постарше, чем государь, возраста. — Много бани — хорошо. Особенно с девками. Девки есть?

— Девок нет. Но отжарить казаки могут, — вырвалось у меня. Почему-то этот человек мне сразу не понравился.

— Хе-хе! Отжарить! — засмеялся царь. — Эк он тебя, Борис Михайлович⁈

— Вам бы, Салтыковым, только по баням с бабами шараёбиться, — сказал Морозов и я офигел от услышанного.

— Шароёбиться? — подумал я. — Это, извиняюсь, как, это? Уже в это время такое слово? Морозов вообще-то сказал «шароёбитись», но ведь один же хрен, смысл понятен.

— Чистая баня? — спросил Морозов недовольно, наверное рассчитывая, что я скажжу, что только что казаки мылись.

— Со вчера вычищена. Сегодня ещё не мылись. До вечера далеко. Вода наношена. Дров подкинуть и…

— А-а-а… Так она холодная! — радостно воскликнул Морозов.

— Она тёплая, а через минуту станет горячая, — терпеливо проговорил я. — Раздеться не успеете.

— Пошли-пошли, Борис Иванович. Не ерепенься! И крёстный сынок твой пусть идёт дров подкинет, — сказал Салтыков.

Баню мы с казаками и плотниками, с которыми здорово сдружились, собрали из толстенных липовых полубрёвен так, что изнутри баня являла собой идеальный плоскостенную объёмную конструкцию. Поначалу мы делали баню «курную», то есть, без потолка с четырёхскатной крышей, покрытой не дранью, а доской.

В «курных» избах дым собирался под крышей, не щипал глаза, остывал, опускался и уходил в волоковое окно., расположенное значительно ниже конька.

Но потом местные нам показали месторождение глин, и мы, заставив крестьян её выкопать, вымесить, для чего приспособили одну из изб, и занялись изготовлением кирпичей и поставили печь с трубой. Так-то каменку в бане мы уже к тому времени сложили, потому, что баню собрали первой.

Попарились они хорошо. Царь, не рассчитывая на наше хлебосольство, привёз всё своё. А потому и квасу, и мёда, и браги хватало хоть залейся. Париться меня не позвали, а я и не просился, мысленно перекрестившись. И царю, и боярам хватало своих банщиков. Я остался один на один с царевичем, про которого как-то все забыли в предбанной суете.

— Кхм-кхм, — глубокомысленно сказал я и спросил. — Пошли к мне, что ли? Я тебе новые картинки покажу.

— Пошли, — просто сказал он. — Покажешь. Тебя же Стёпкой зовут?

Я кивнул.

— А меня — Лёшкой.

— Приятно познакомиться, — хмыкнув, сказал я и протянул ему ладонь.

Царевич вскинул в удивлении брови.

— Так, вроде купцы дела ладят, — сказал он. — Мы же не купцы.

— Это зовётся рукопожатием. Так жмут руки друзья при встрече. Ты, что, не хочешь быть мне другом, — нагло глядя царевичу в глаза, спросил я.

— Хочу, сказал царевич.

— Ну, так и ладно!

Я снова протянул ему свою ладонь и он протянул свою. Рукопожатие будущего российского царя, который перевернёт Русь православную, не было вялым. Чувствовалось, что он уже держал в руках что-то